Дневник Габриеля

Фрост Скотт

— Вы прослушиваете мой мобильник?

Хикс извлек из кармана малюсенький кассетный плеер и нажал кнопку воспроизведения.

— Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.

Хикс выключил запись и снова сунул плеер в карман.

— Если вы слушали нас, то знаете, за что он сказал мне спасибо, — огрызнулась я.

— Да, за то, что вы привели его прямиком к последнему свидетелю, способному его опознать, который превратился в поджаренный

тост. Это часть вашей сделки с Габриелем?

Чавес встал, вены на его шее вспухли от злости.

— Потише, Хикс. Вы отлично знаете, что никакой сделки не было.

— Да? А откуда нам знать, что не было других разговоров, которые мы не слышали? Какая у лейтенанта могла быть более сильная мотивация, чем жизнь ее дочери? Как можно быть уверенным?

— Я готов вверить ей свою жизнь — вот мой ответ, — сказал Чавес.

— А жизни людей на бульваре Колорадо? Их вы тоже готовы ей доверить?

— Да.

— А я не могу себе позволить такой роскоши.

— Причин убивать Суини не было, — встряла я.

Хикс недоверчиво посмотрел на меня.

— Да что вы говорите? А вы видели его останки? Определенно, они наталкивают на мысль, что какая-то причина все-таки была.

— Мы показали Суини его портрет, он никогда не видел Габриеля.

Хикс помолчал, словно взвешивал мои слова.

— И вы ему поверили?

— Да. Ему незачем было лгать.

— И как вы это поняли?

— По его лицу. Я хороший полицейский.

— Будь вы хорошим полицейским, Суини сейчас был бы жив.

Чавес сделал полшага влево и загородил меня от Хикса.

— Насколько я помню, Хикс, это вы не видели связи между похищением Лэйси и Габриелем. Думаю, вам стоит быть поосторожнее в выражениях. Дочь лейтенанта Делилло похищена сумасшедшим маньяком. И если вы еще раз проявите свое неуважение, то перестанете быть нашим гостем, и мне придется заменить эту дверь. Понимаете намек?

Они смотрели друг на друга в упор, а потом Хикс отступил на полшага и пожал плечами. Он нервно огляделся и посмотрел на меня.

Все играют с правдой — жулики, копы, мужья, жены. Все, всегда и по всем мыслимым и немыслимым поводам. Но федералы делают это особенно элегантно.

— Я не думаю, что мы действительно знаем, что там себе думает агент Хикс, — сказала я, не сводя с него взгляда. — Ведь правда, специальный агент?

— Если у вас возникло впечатление, что я не сочувствую вам из-за того, что случилось с вашей дочерью, прошу меня простить. Мы установили прослушку на вашем телефоне вчера вечером, потому что установили личность Габриеля через французскую полицию.

— Но почему вы ничего не сказали раньше?

— У меня тоже есть дочь. Я понимаю, какое давление на вас оказывается. Мне нужно было удостовериться, что Габриель не манипулирует вами. Такое

уже бывало…

— Бывало?

Хикс зловеще кивнул.

— Он что, был в списке потенциальных террористов? — спросил Чавес.

— Да нет. Он был в списке разыскиваемых. — Хикс повернулся и посмотрел на меня. — Французский детектив, с которым я говорил, назвал его коллекционером. Французы обнаружили, как они сами это назвали, галерею.

— Галерею чего?

— Его жертв. Считается, что он виновен в убийстве семи человек, причем каждое убийство происходило по своему… сложному сценарию. Габриель же исчез около двух лет назад.

— Сценарию?

Хикс замялся.

— Он выдавал себя за врача, рабочего и даже за полицейского. С каждым убийством сюжет, не могу подобрать другого слова, становился все более сложным, изощренным и… жестоким. Он придумывал историю для каждого убийства. Как ребенок, играющий в игру.

— Но вы описываете не террориста, — заметила я.

Хикс покачал головой:

— Нет.

— А кого, черт побери? — спросил Чавес.

— Серийного убийцу, — прошептала я.

— Боюсь, да, — кивнул Хикс.

У меня упало сердце. Стало нечем дышать. Я поднялась, подошла к окну и открыла его. Дождь кончился. Легкий туман оседал на моих щеках, собираясь каплями, словно слезы.

— И что это значит? — уточнил Чавес.

Я повернулась и снова посмотрела на собравшихся. Глядя на Хикса, я поняла по его виду, что он так же хорошо, как и я, понимает, чтоэто значит. Когда имеешь дело с извращенной психикой террориста, то все еще можешь найти зерно здравого смысла. Но соприкасаясь с потемками души серийного убийцы, не жди ничего, кроме самых худших ночных кошмаров.

— Это значит, что преступник менее предсказуем и более опасен, чем мы думали раньше, — вздохнул Хикс.

— Он убивает людей. Не вижу разницы, — пожал плечами Чавес.

— Террористический акт задумывается как политическое заявление, его цель — нанести максимальный урон. Это дает нам возможность вычислить его действия, поскольку мы знаем его цель. Серийный убийца не имеет никакого отношения к политике. Для него убийство не есть средство достижения цели. Это сама цель.

— Зачем же он притворяется террористом?

— Потому что он сейчас играет террориста, это его величайшая роль.

— Боже, вы как будто говорите об актере, — сказал Чавес.

— В определенном смысле слова он и есть актер. Несмотря на всю свою ненормальность, ему для совершения преступлений нужно надевать на себя маску другого человека. Так делают многие серийные убийцы, но не в такой степени. Что бы там ни было с его психикой, он чувствует себя нормально, только когда играет чью-то роль.