Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945
Шрифт:
Но опасность еще не миновала. Я был в покалеченной машине на высоте 800 метров и все еще над вражеской территорией, о чем свидетельствовали разрывы зенитных снарядов противника. Снижение означало посадку «на живот» на вражеской территории. Так что мне не оставалось сделать ничего иного, как попытаться уйти в облако, которое, к счастью, висело лишь в 200 метрах выше меня. Испуганный и дрожащий, я сделал это. Затем я выключил зажигание, поскольку температура масла уже давно превысила допустимый максимум, и начал планировать. Я проплыл сквозь облака на скорости около 270 км/ч с закрылками, выпущенными на 15 градусов, а потом оказался ниже их.
От увиденного у меня перехватило дыхание. На выходе из облаков я неожиданно оказался посреди роящейся массы Яков и ЛаГГов, в то время
Я решил не опускаться ниже облаков, пока мой двигатель почти что не выйдет из строя. Когда наступило это время, я осторожно снизился. О, какая удача! Вокруг никого не было видно. Еще раз мне повезло. Но теперь пришло время выключить двигатель и подыскать место для приземления. Самолет испускал дым, и я слишком хорошо знал, что это означает: самолет вот-вот загорится. С 800 метров я увидел два ипподрома, один позади другого. Я не хотел выпрыгивать с парашютом и потому приготовился приземлиться на ипподроме.
Двигатель больше не работал. Я несся к первому ипподрому, на который собирался посадить свой самолет. По мере приближения я подумал о Либмане, но немедленно выбросил подобные мысли из головы. [130] Но затем я увидел, что ипподром слишком короткий для посадки, и когда на скорости 200 км/ч достиг его центра, то, несмотря на скольжение на крыло и выпущенные закрылки, снова включил зажигание. Когда двигатель заработал, я немного поднялся, чтобы перескочить через тополя, приближавшиеся ко мне. Потом я опять выключил зажигание и резко бросил свой «ящик» вниз. Он завис в воздухе, подобно жирной сливе.
130
Имеется в виду один из пилотов II./JG52, погибших во время вынужденной посадки.
Поступательная скорость самолета упала почти до нуля, он снижался ко второму ипподрому под углом приблизительно 60 градусов. Машина ударилась о землю недалеко от центра ипподрома, после чего гондолы пушек [131] и двигатель буквально пропахали землю. В тот же момент я почувствовал мощный удар в спину, но остался в сознании и, не теряя времени, расстегнул привязные ремни и выбрался из своего «ящика». Несмотря на то что моя спина ужасно болела, я снова спасся. Я был счастливчиком! Эти два ипподрома были окружены тополями, и было маловероятно, что кто-нибудь мечтал посадить там свой «сто девятый». Тем не менее я выполнил этот трюк, и притом на расстрелянной машине. Она была не более чем грудой обломков; не осталось ничего, что можно было использовать. Каждый, кто знает, что такое приземляться на скорости 150 км/ч, может оценить, насколько резким было торможение, когда самолет зарылся в грунт.
131
Имеются в виду контейнеры с 20-мм пушками, подвешенные под крыльями.
Пока я доставал парашют, вокруг не было видно никого, хотя я все еще мог быть на русской территории. Но затем появился «Фольксваген», из которого, к моей радости, выбрался пехотный лейтенант. Я поведал всю свою историю и нашел в нем не только слушателя, но также и поклонника, который был очень впечатлен моей гладкой посадкой. Его шофер, напротив, был больше заинтересован практическими вещами и осушил мой топливный бак при помощи шланга, имевшегося у него с собой. Потом мы сели в автомобиль. Два часа спустя я снова был в своей группе в Будаэрше.
Непосредственно передо мной туда с парашютом под мышкой вернулся лейтенант Дюттман, черный, перемазанный, но, как я видел, счастливый. Дюттман сбил Ил-2, но затем врезался в сноп сброшенных им маленьких бомб.
В декабре мы покинули Будаэрш, чтобы перебазироваться дальше на запад. Мы прибыли в Чор, [132]
132
Чор – поселок в 12 км западнее г. Секешфехервар, Венгрия.
Мы использовали периоды ожидания, чтобы совершенствовать свои навыки в скате. [133] Взлетая из Чора, я одержал еще две победы и еще раз сбил Ил-2. Я совершил вынужденную посадку «на живот» в непосредственной близости от аэродрома.
Я скоро узнал, что мои товарищи из 1-й танковой дивизии действуют в районе Штульвейссенбурга. [134] Я сбил русского и преподнес его им как настоящий подарок, поскольку он упал перед самым командным пунктом дивизии. На следующий день я воспользовался преимуществом плохой погоды и поехал в дивизию, где встретил теплый прием. Сначала русский летчик утверждал, что был сбит зенитной артиллерией, но, в конце концов, я смог убедить его в том, что это моя работа. Мои товарищи были немало поражены тем, что унтер-офицер, которого они знали, вернулся к ним гауптманом и кавалером Рыцарского креста.
133
Скат – карточная игра.
134
Штульвейссенбург – немецкое название венгерского Секешфехервара.
Но в Чоре произошел печальный инцидент. Мы потеряли своего хорошего друга и товарища гауптмана Штурма. Это случилось в тот день, когда я сбил Ил-2. Общее число побед эскадрильи Штурма достигло тогда 899, причем в тот день две из них были на счету гауптмана. Как командир эскадрильи, он хотел одержать и 900-ю победу. Так что, приземлившись, он немедленно пересел в другую машину и начал взлетать. Однако его колеса ударились о верхушку грузовика, который в тот момент пересекал взлетную полосу. Самолет рухнул обратно на землю и заскользил по ней, к моменту остановки он уже полностью был в огне. Я помчался, чтобы вытащить гауптмана из разбитой горящей машины, но было уже поздно. Он, вероятно, погиб мгновенно и к этому времени был в раю летчиков-истребителей, ожидая вместе с Фённекольдом моего прибытия, чтобы мы могли сыграть в наш традиционный скат. В серый, холодный день мы похоронили его останки в г. Папа.
Вскоре группа вынуждена была снова перебазироваться, чтобы уйти от наступающих русских. Мы достигли Веспрема, около озера Балатон. Поначалу особых событий не происходило, и так случилось, что мы возобновили свое знакомство с жизнью пехоты. Все, включая пилотов, совершали марши, занимались строевой подготовкой и всеми другими «прекрасными» вещами, которые должен был знать пехотинец. Несколько раз мы совершали марши по окружающей сельской местности по снегу и холоду и в ходе их часто разыскивали объекты, которые были предметом нашей любви из-за своего прекрасного вина. Даже избалованные пилоты получали удовольствие от подобных маршей и с радостью принимали в них участие.
Именно в это время, когда вражеские самолеты нас особо не тревожили, я одержал «крупную» победу.
Вместе с ведомым, унтер-офицером Брандекером, я почти в течение часа барражировал над линией фронта, но так ничего и не увидел. Уже на обратном пути я заметил над озером Балатон приблизительно на 5000 метрах одиночный самолет. Мы поднялись по спирали и опознали в нем Пе-2, русский разведывательный самолет. Самолет неторопливо летел на запад. Но русский, должно быть; был настороже, потому что, едва я занял позицию сзади и собрался открыть огонь, Пе-2 выполнил разворот со снижением и попытался уйти на высокой скорости.