Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945
Шрифт:
Я быстро толкнул рычаг дросселя вперед и из левого виража спикировал вправо. Но ами понял, что происходит. Я видел, как из его выхлопных патрубков вырвался черный дым, и он начал преследовать меня. За ним последовали еще четыре или пять машин.
Положение становилось опасным. Хотя американец уже был на линии огня, он ограничивался лишь погоней за мной. Меня прошиб холодный пот, когда я заметил, что остальные снизились до моей высоты и, казалось, медленно приближались.
Это был туманный день, и видимость была не особо хорошей. Пытаясь оторваться, я снизился как можно ближе к земле и помчался на скорости 500 км/ч. Отчаянная гонка привела нас к лесу. Я опустил свою машину еще ниже и спустя секунду оказался над маленькой низиной. Повинуясь внезапному побуждению, я резко развернул свой
Я тщательно оглядел небо вокруг, особенно выше меня, и потом на огромной скорости спикировал, выровнялся далеко внизу и приблизился сзади к четырем «Мустангам». Ни один из четырех пилотов не смотрел по сторонам. Я выбрал замыкающую машину, тщательно прицелился и, когда уже не мог промахнуться, нажал на спуск. Опять начал стрелять только один пулемет, но все мои пули попали в цель. Из ами повалил черный дым, но я должен был отвернуть и больше не смог наблюдать за ним.
Поскольку я все еще летел на скорости более 600 км/ч, то немедленно приблизился к следующему трио. Я снова попал в замыкающий самолет, но, к сожалению, не смог оставаться позади него достаточно долго, потому что мимо моей головы пронеслись трассеры. Я ушел вверх и увидел, что ко мне в хвост зашел «Мустанг», пытаясь отогнать меня от следующей жертвы, что ему фактически и удалось сделать.
Но моя скорость была еще такой, что я смог за секунды покинуть опасную зону. На высоте 1000 метров я снова оценил ситуацию, хорошо зная, что был выше всех. Затем я атаковал в третий раз.
Приблизившись, я перевернул «Мессершмит» на спину, проверив управление и снова перезарядив оружие. Если бы, по крайней мере, начали стрелять два пулемета! Я опять подходил к американцам на высокой скорости, ведущий пары заметил меня и ушел далеко в сторону. Второй самолет тоже спикировал. Когда пилот последнего опустил левое крыло своего «Мустанга», чтобы начать разворот, я был в 200 метрах позади него и открыл огонь. И чудо из чудес, стреляло все оружие! Трассеры пронеслись в воздухе, возникли многочисленные вспышки, главным образом на фюзеляже вражеского самолета. Плотный черно-серый шлейф дыма показывал, что я добился хороших результатов.
Отбросив осторожность, я последовал за выполнявшей пологий вираж машиной. Она продолжала разворот, и это стало гибелью для нее. Хотя мой преданный «сто девятый» вздрагивал и вибрировал, я выполнил очень крутой вираж и, прицелившись в точку перед носом «Мустанга», открыл огонь. Американский истребитель пролетел прямо сквозь поток пуль и получил серию попаданий. Я взял такое упреждение, что больше не мог видеть «Мустанг». Когда он возник ниже моего носа, я был потрясен тем, как близко он был. Я почти протаранил этого парня!
Фюзеляж «Мустанга» был изрешечен, кабина разрушена. Машина горела, она перевернулась через левое крыло и свалилась в штопор. «Мустанг» разбился около дороги в Саксиш-Реген.
Тем временем два других «Мустанга» воспользовались представившейся возможностью и, развернувшись, зашли мне в хвост. Они открыли огонь. На сей раз я не сделал ошибки, перейдя в пикирование, а вместо этого ушел круто вверх. Должно быть, я некоторое время еще был в их прицелах, но сам не мог видеть их действия.
Затем я оказался вне зоны огня и полетел на запад, в направлении аэродрома, которого достиг через несколько минут. Сверху летное поле казалось пустынным. Лишь посередине стоял одинокий, брошенный Me. Я приземлился и порулил к стоянке. Я еще не успел достичь ее, когда на крыло вскочил мой механик. По его лицу я понял, что случилось нечто ужасное. Я остановил машину, открыл фонарь и спросил:
Я не мог поверить своим ушам и спросил снова, и снова получил тот же самый ответ. Остановив двигатель, я с трясущимися коленями выбрался наружу. Я сидел на крыле и слушал рассказ своего механика о том, как над аэродромом внезапно появились два самолета. «Мы подумали, что это двое наших вернулись из-за неисправностей двигателей, тем более что одна машина сильно дымила. Но затем мы поняли, что второй машиной был „Мустанг“. Мы с удивлением смотрели на то, как Me начал заход на посадку, когда приблизительно в 30 метрах позади него был „Мустанг“. Американец выпустил по цели одну-единственную очередь. „Мустанг“ отвернул и ушел, a Bf-109 гладко приземлился. Прокатившись по земле, он остановился. Мы побежали к нему и достали Фённекольда. Он был мертв. В фюзеляж попала лишь одна пуля, она пробила бронепластину и ударила Фённекольда прямо в сердце».
Охваченный тоской, я спустился с крыла и дошел до окраины аэродрома. Фённекольд, один из лучших пилотов группы, был мертв, и лишился он жизни таким трагическим образом. Ни один из пилотов не вернулся назад. Я сел и закрыл лицо руками, по моим пальцам потекли слезы.
Спустя короткое время на нашем аэродроме в Будаке приземлился командир эскадры. Обычно я сразу же подбегал к нему с докладом. Но в тот день я не торопился. Мне требовалось некоторое время побыть одному, чтобы восстановить самообладание. Постепенно я пришел к выводу, что абсолютно измучен, или, как говорили, «перегорел». Трудные вылеты и чрезвычайные события последних недель и месяцев отразились на мне очень сильно. Я попросил командира эскадры об отпуске, который он обещал предоставить в течение ближайших дней. Я выполнил еще три вылета, затем перегнал машину в Будапешт, а оттуда – в Германию.
За два дня до того, как получить отпуск, я вылетел во главе звена, чтобы с бреющего полета обстрелять румынский аэродром. Я был не рад поставленной задаче, которая была весьма трудной. Теперь, когда Фённекольд был мертв, в группе оставался только один офицер, помимо меня. Это был гауптман Штурм, тот, с кем я – как давно это было – совершил свой первый боевой вылет.
Я собрал своих троих пилотов и провел последний инструктаж. Когда они стояли передо мной, их глаза, особенно у ефрейтора Тамена, светились и выражали желание действовать и удовлетворение от того, что их командир летел с ними. Мое настроение слегка улучшилось.
Мы взлетели и поднялись в ясное, синее небо. Никакого контакта с противником не было, и казалось, что мы были совершенно одни в воздухе. Мы пересекли границу и летели над территорией Румынии. Далеко внизу я увидел поезд, двигавшийся в направлении Кронштадта. [121] Я приказал пилотам оставаться на высоте, а сам спустился, чтобы поближе рассмотреть его. Состав имел два паровоза. Я немедленно атаковал передний и с первого же захода поразил его, он сразу же окутался паром. На следующем заходе на малой высоте я пронесся над поездом и собирался атаковать сзади второй локомотив, когда меня посетила мысль, что можно было бы остальным предоставить возможность пострелять из своих пушек.
121
Кронштадт – так немцы называли румынский г. Брашов.
«Всем вниз, я сообщу, когда вы должны будете атаковать!»
В ответ по радио я услышал восторженные подтверждения «Viktor, Viktor!».
Вместо того чтобы остановиться, состав прибавил скорости и помчался прочь. Но для истребителя было нетрудно искалечить паровоз. Сначала я приказал атаковать Тамену и подсказал ему, когда стрелять. Ефрейтор действовал очень хорошо. После двух заходов я отправил его снова вверх, чтобы позволить атаковать двум другим.
Вскоре поезд был окутан плотными облаками дыма и пара и затем, наконец, остановился. Эта тренировка в стрельбе позволила трем пилотам получить боевое крещение. В будущих штурмовых атаках они смогут совладать со своими нервами.