Дневник Маленькой Королевы
Шрифт:
– Невероятно! Я бы скорее поверила, что он принёс Ви вместе со шторой!
– Мы тоже так подумали. Но он принёс её в синей юбке, а через час ей принесли ещё одну, красную. Кстати, она что? Уже в ней?! – маме Дорис не верилось, что Ви умела переодеться сама, а вот застегнуть юбку не смогла, поэтому стянула оба края и держала выпущенными сяжками.
– Учитесь у радоцвета вить из Даромира верёвки, – по тону было понятно, что отец Даромира шутил. И ещё до меня дошло, в кого пошли никогда неунывающий Арисгар и разящий остротами Фалентир.
– Ви, мне нужны тетрадки, которые
Ви закивала вихрастой кроной, и в её веточках сначала появилось сияние, а затем знакомая тетрадь.
– А другая? Её тоже дай. Там конспекты, а то у меня снова лекции начинаются, и я твой хейм тетрадями завалю.
Ви неожиданно растерялась, по неизвестной мне причине моя просьба её удивила, но вопреки обычной вредности, тоненькие веточки почти сразу прогнулись под тяжестью ещё одной тетради.
– Спасибо, моё золотце! – Не успела вновь взять её на руки, как она выпустила росточки, переплетая и вытягивая из тугой причёски мои волосы.
– Не надо, лапочка! Так будет только хуже. Ви, я хочу быть счастливой, ради тебя и ради себя. Нам обеим придётся научиться вести себя сдержаннее. Если я справлюсь, мне разрешат тебя забрать, – пообещала я. Мы сидели в обнимку, она не сразу спрятала сяжки, я чувствовала, как они нехотя распутываются, чтобы отпустить меня без всяких возражений. Для неё моё счастье было превыше всего. Мама Дорис деликатно позволила нам общаться наедине, не взирая на сыновни запреты.
Повелитель с Арисгаром вернулись домой только к ужину третьего дня. О своих подвигах не распространялись, но по тому, как осунулись их лица, можно было понять, путешествие или очередное задание было далеко не простым.
Ингрис оживилась, рядом с Арисом её холодность таяла, появились лёгкие прикосновения и умилённые сдержанной лаской диалоги между влюбленными. Однажды она коснулась меня мимолётным взглядом, когда улыбка, предназначенная Арису, ещё оставалась на её красивом лице. Я ответила тем же, и её доброта смазалась. За миг до того, как она успела отвернуться, на лице промелькнуло что-то сродни брезгливости. Я почувствовала, как стало неприятно на душе, словно в меня плеснули нечистотами. Я бы могла назвать это чувство словом «гадко». Не зная, чем вызвана нелюбовь ко мне Ингрис и Томилины, я решила по возможности вовсе не смотреть в их сторону.
Неприятное чувство не проходило до конца ужина и забылось только когда на вечернем занятии магией неожиданная встреча с новым преподавателем чуть не оставила меня заикой. К моему удивлению ко времени урока в кабинете возник синекожий багбир. Я же не думала, что его царь не перестал сожалеть, что перешел дорогу повелителю и решил загладить свою вину очередным подарком мне.
Едва успела метнуться к спасительной двери и крикнуть «Ай!» по тайной связи с папой, когда получила заклятие и застыла равнодушным образчиком ясного разума и абсолютного отсутствия страха.
– Это ни я! – Профессор Снипрхинипронса даже поднял вверх руки, показывая, что он в моём пленении вовсе не участвовал. Невидимая сила отпустила моё тело, едва паника прошла, а новый преподаватель в двух предложениях объяснил для чего он здесь. Мне не требовалось много времени, чтобы понять, что повелитель стал управлять мной на расстоянии. Это было очевидным объяснением произошедшего. Ожидая моей панической реакции, он невообразимым образом послал заклинание ремандры без зрительного контакта и превратил в марионетку, вполне осознавая, что подобные заклинания оскорбительно неприятны.
«Мог бы просто предупредить! Я что ему рыбка?!» – Успокоить папу оказалось легче, чем успокоиться самой. Только кого интересовало моё мнение?! Едва покончившую с объяснениями отцу, всё ещё злющую, после покушения на волю и свободу, меня стали учить теории заклятий самообороны, на опережение программы утверждённого Даромиром курса, рассказывая о возможностях Ключа и авторских атакующих заклинаний Снипрхинипронсы.
Скажу так, занятие было крайне сложным из-за моей несостоятельности в качестве боевика, злости на Даромира и самобытности преподавателя, который хоть и сдерживал грубые выражения, но пару раз башку оторвать грозился. И мне бы по завершению урока прийти в себя, чтобы свирепо «отсопеться» в одиночестве и уснуть без помощи дворцового чудо-лекаря. Но не тут-то было.
– С завтрашнего дня занятий по магии у тебя не будет! – Сходу бросил повелитель, врываясь в мою гостиную, как в свою собственную, без стука и позволения.
– По-че-му-у-у, – уронив голову, спрятала лицо в ладони и выдохнула нараспев без интонаций и эмоций, окончательно добитая его заявлением.
– Преподаватели говорят, ты не стараешься, – сообщили мне злодейски-холодно.
И я, как стояла, так и расплакалась от бессилия. Как же не старалась?! На каждом уроке слушала не отвлекаясь, спала всего по пять часов, чтобы успеть перечитать учебники, и была уверена, что на уроках меня хвалят искренне. А они нажаловались повелителю.
Как только потекли слёзы, мои руки оторвали от лица, и мокрой кожи коснулась бумага. До меня не сразу дошло, что он сделал. Сначала я застыла в неверии, потом, подпрыгнув от злости, повернулась к нему. Повелитель стоял позади меня и, не стесняясь совершенной подлости, читал заколдованное письмо на гербовой бумаге сильфийского королевства.
– Вы мне солгали! – выкрикнула я, не сдерживая воинствующего настроя.
– Угу, – согласно хмыкнул, не отвлекаясь от чтения. Предугадав мои намерения, выставил руку, чтобы я не смогла достаточно приблизиться и выхватить МОЁ ПИСЬМО, пока он его не дочитал.
Вспыхнувшей ярости мешал установленный ректором внутренний запрет, иначе я опалила бы негодяя драконьим пламенем, выдыхая его как настоящий дракон. Жаль не получилось, только привкус с дымком на языке почудился. Вместо опаляющего эффекта дракона я какое-то время изображала недавно упомянутую рыбку, открывала и закрывала рот, не находя, что сказать и думала, взять бы чайный столик и навернуть им повелителя. Очнулась, когда ножка стола, оказавшегося в моих руках, отлетела при столкновении со спиной мучителя, который продолжал читать, как будто ничего особенного и не происходило.