Шрифт:
Глава 1
Окончание курса в школе раннего развития «Малышок» по традиции отмечают большим концертом. На концерт мы собрались всей семьей: надо же отметить первый выпускной шестилетней дочери! Но в последний момент Майка убежала на встречу с очередным кавалером, у Леши откуда ни возьмись вынырнул в расписании семинар, так что мы взяли с собой только трехлетнего Женьку. Взволнованные мамы со своими выпускниками собрались в актовом зале, торжественно украшенном шариками, плакатами и почему-то склеенными
Дана жевала пояс от платья. Сначала наматывала его на палец, потом осторожно прикусывала, а затем начинала увлеченно причмокивать. В общественном месте, зараза такая, а ей, между прочим, почти семь лет! Да у меня Женька в свои три года так себя не ведет!
Оглядываюсь: сын действительно сидел тихо и спокойно, незаметно отковыривая обивку сиденья.
– Степан Вылегжанин, – объявила директриса. Молодая и свеженазначенная, она сама сидела в комиссии конкурса чтецов в местном доме творчества – ей еще не надоело.
Степа был причесан, его красная бабочка сверкала, как маяк, хотя на дворе стоял белый день – кто же будет проводить конкурсы по ночам?
– «Мама». Стихотворение Агнии Барто.
Голос был звонким, а стихотворение – немного девчоночьим, но все хлопали. Степа старательно улыбнулся и ушел со сцены.
– Дан, когда будешь рассказывать стихотворение, не забудь назвать автора. Помнишь, кто написал?
– Да.
– Ну? Кто написал?
– Марина.
– А фамилия?
Дана засопела. Фамилия была прочно забыта.
– Цветаева. Повтори: Цве-та-е-ва. Ты вот Борохова, а она – Цветаева. Как можно не запомнить такую простую вещь?
Я, например, Марину Цветаеву сразу запомнила, еще в школе. И в институте закрепила за пять лет обучения, а потом еще в разговорах с мужем-филологом.
– Танк едет и стреляет: бдыщ! Бдыщ! Мам, ты не слушаешь! – Женька перешел от спокойного созерцания к диалогу.
– Я все слышу. Танк стреляет: пыш… пыш…
– Мам, пыш-пыш – это промывалка для носа. А танк – бдыщ-бдыщ!
– Дана Борохова! – объявляет директриса.
Как, уже? Торопливо расправляю платье, засовываю изжеванный пояс в карман.
– Удачи, солнышко, я с тобой!
Борюсь с желанием закрыть глаза. Хорошо бы сделать вид, что это не мой ребенок, я вообще сюда случайно зашла – перепутала центр детского творчества с детским садиком. Чтение стихов совершенно не для Даны: она путает слова, тараторит, как пономарь, и жует пояс. Я бы ни за что ее сюда не повела, но она хотела получить грамоту – их всем участникам дают. К тому же наша учительница сказала, что дочке будет полезно преодолеть страх сцены.
Героическим усилием держу глаза открытыми. Веки смыкаются, как намагниченные, а тщательно отрепетированная улыбка того и гляди отклеится.
– Стихотворение «Мы на даче», – объявила Дана и потянулась за поясом.
Я сделала страшные глаза и замотала головой, как будто у меня начался паркинсон. Дочь неуверенно вынула руку из кармана.
– Мы на даче: за лугом Ока серебрится, серебрится, как новый клинок…
Радостно киваю. Растопыриваю пальцы в разные стороны и прикладываю их к волосам, как пьяный олень.
– Наша мама сегодня царица, на головке у мамы венок!.. – облегченно выкрикивает Дана.
Улыбка перестает быть приклеенной и начинает излучать мегаватты счастья. Вцепляюсь руками в волосы, делая вид, что отбрасываю от себя довольно упитанных вшей величиной с мышь. Соседи на всякий случай отодвигаются подальше.
– Наша мама не любит тяжелой прически – только время и шпильки терять! – переводит дочь мои действия окружающим.
Падаю вперед как подкошенная, едва успеваю подставить руки, чтобы не стукнуться о соседку.
– Упал… Кто-то упал. Лучик? Это лучик упал! – догадывается чтица.
Директриса в растерянности смотрит на меня. Агнию Барто она могла подсказать по памяти, но не Цветаеву.
– Тихий лучик упал сквозь березки на одну шелковистую прядь!.. – выкрикиваю я с места, наплевав на правила.
– А-а-а-а, я забыла-а-а-а! – Дана закрывает лицо подолом. Колготки немного съехали, майка выбилась, и на животе видны синяки от уколов.
– А-а-а! – подхватывает рев сестры Женька. Я бросаюсь к сцене, не обращая внимания на ноги сидящих.
– Опусти платье, не сморкайся в него! Что за девка! Все дети как дети, а ты вечно что-нибудь выкинешь. Да слезай же ты вниз!
– Гра-а-а-моту-у-у, – выла Дана, – не да-а-а-али!..
Я хочу бросить ее здесь, и пусть хоть обревется! Хочу схватить за волосы и постучать ей об пол. Хочу, чтобы она не плакала и ей не было больно.
Наученная горьким опытом общения с нами, директриса бросается к столу и спешно выписывает грамоту.
– Вы б сахар померили, – с великолепным снисхождением советует мама Илюши. Илюша сидит рядом с ней – в отглаженной рубашечке, с идеальной прической волосок к волоску и с идеальным сахаром. Он тоже диабетик, как и Дана. Но во всем остальном мы как ад и рай.
Выволакиваю детей из зала. В кулаке Дана сжимает грамоту, поднимая ее над головой, чтобы Женька не дотянулся.
– Вот вечно одни проблемы от тебя, когда уже повзрослеешь?! Скорей бы тебя в школу отдать, там в рамки-то вставят! Что ты орешь, как двухлетняя? Сколько раз говорить, что юбку задирать неприлично? А?
Дрожащими руками раскладываю глюкометр прямо на подоконнике. Выуживаю тест-полоску из коробочки. Когда мы впервые столкнулись с диабетом четыре года назад, глюкометр был непонятным и пугающим – аппарат, похожий на телефончик, которому надо скармливать каплю крови. Вставляешь тест-полоску, тычешь в палец специальным прокалывателем – и вуаля, узнаешь уровень сахара в крови. На этот раз он неплохой – 8 ммоль/л. У здорового человека этот показатель должен быть от 3,8 до 5,9 ммоль/л, но для нас целевой диапазон – от 4 до 8,8 ммоль/л.