Дневник матери
Шрифт:
– Мария Васильевна! Можно я буду с Валей мыть полы? Я ещё ни разу не мыл их. Все сестрицы моют.
Пол Валя метёт добросовестно – соринки не оставит. Зато посуду мыть ненавидит. В неурочные дни (Валя моет посуду два раза в неделю) вымыть его не заставишь. Тут и высокие побуждения помощи маме не помогают. Да и в положенные дни он справляется с этим отвратительно. Стаканы он моет в жирной воде после тарелок.
Однажды Таня, накрывая на стол, возмутилась:
– Абсолютно нельзя подать тарелки! Конечно, Валечка мыл?!
Я посоветовала:
– Выбери тарелку пожирнее и
– Нет уж, нет! Я не буду есть из такой тарелки! – возразил Валя.
– А что же, ты думаешь, папа будет есть из неё?! – спросила Таня и взялась за разливательную ложку.
– Всё равно не буду есть, лучше не наливай! – завопил Валентин. Кончилось тем, что он перемыл всю по суду заново. И с тех пор моет её более или менее тщательно.
В последнее время Валя увлекается физикой и в особенности одним из разделов её – электричеством. Я подозреваю, что это по его вине у нас в доме то и дело перегорают пробки. Когда это случается, Валя приносит лестницу и взбирается по ней к распределительному щиту. Я стою со свечкой внизу, придерживая лестницу рукой. Вале это не нравится, и он говорит мне:
– Ах, какая ты, право, мама! Как будто я маленький! Но я продолжаю крепко держать лестницу и, подняв лицо вверх, ожидающе смотрю на сына. А он хмурится («не думайте, что это так легко заменить перегоревшие пробки!»), твёрдо сжимает рот и пристально вглядывается в распределительный щит.
– Ага! Вот, оказывается, в чём дело! Теперь мне всё ясно. Ну-ка, мама, посвети. Так, хорошо…
Не проходит и двух минут, как свет ярко вспыхивает.
– Порядочек! – говорит Валя и счастливый спускается с лестницы.
– Физику, мама, все должны знать! – говорит он мне, чиня электрический утюг или плитку. – Если бы люди не знали физики, они не могли бы летать, плавать, мчаться в автомобиле…
Однажды Валя отремонтировал мне электрическую духовку. Это было уже посложнее ремонта плитки или утюга. И не было для него большей награды, как мои слова:
– Ах, Валя, Валя! Что бы я без тебя делала?!
На долю нашей Оли тоже приходится немало дела. Она ходит со мною на рынок и в магазины, моет посуду, поливает цветы. Сама стирает себе и Тане воротнички к школьной форме, пришивает их. Гладит фартуки и очень любит заниматься рукоделием. Благодаря ей Иван Николаевич и мальчики ходят в аккуратно заштопанных носках. Штопает она их каким-то своим, только ей известным способом.
Но больше всего на свете Оля любит читать. Её трудно оторвать от книги. И это увлечение мешает ей порой добросовестно выполнить то или иное поручение. Она спешит отделаться от него.
И недаром Таня и Лида, уходя прошлым летом в туристский поход, беспокоились, что мне без них будет трудно с Олей и мальчишками:
– Ты только, пожалуйста, мама, не миндальничай с ними! – делала мне наказ Лида. – Пусть все делают: и стирают, и моют, и на рынок бегают. А Оля пусть поменьше сидит за книжками. Лелька! Ты слышишь? Маме помогай!
– Слышу, – уткнувшись в книгу, ответила Оля.
Я не миндальничаю, но иной раз жалею «малышей», как мы с Иваном Николаевичем называем Валю и Олю.
– Хороши малыши! – обижаются старшие дети. – А вспомни,
Благодаря тому что Тане рано пришлось хозяйничать, она все умеет делать и все делает очень быстро. Меня иной раз зависть берет, когда я вижу, как она ловко чистит картошку. У меня так не получается. Вместо того чтобы виться из-под ножа тонкой стружкой, картофельная кожура у меня падает в таз с толстой прослойкой картофеля. Мне становится досадно, и я говорю просительно:
– Иди-ка, Таня, почисти картошку…
Обед любой сложности Таня приготовит сама, и очень вкусный. Особенно ей удаются всякие салаты и винегреты. Когда у нас бывают гости, я поручаю эти блюда готовить Тане. Гости шумно восторгаются её кулинарными способностями. Таня краснеет, но, помогая мне в кухне мыть посуду после ухода гостей, говорит с укором:
– Мама! Ну, зачем ты опять сказала, что салат готовила я?!
Лида не обладает кулинарными способностями в такой мере, как Таня. Уж так повелось, что Лида, как старшая, выполняет в доме наиболее тяжёлую работу: моет, стирает. Бельё из её рук выходит белоснежным. Мне никогда не выстирать и не накрахмалить так рубашки Ивана Николаевича, как это делает Лида. А вот в кухне возиться не любит. Её расхолаживает то, что пища, на приготовление которой уходит и два, и три часа, поедается в какихнибудь пятнадцать минут.
– Когда я вырасту большая, – говорит она мечтательно, разумея под этим самостоятельную жизнь, – я никогда не буду готовить обед…
– А что же ты будешь есть? – трезво спрашивает Таня.
– Буду пить чай с хлебом и маслом…
Но я, зная, что в жизни девочке придётся заниматься кухней, не освобождаю её от обязанностей поварихи. Иногда я поручаю ей самостоятельно приготовить обед. И не так уж плохо она справляется с этим делом!
Воспитывая в детях любовь и уважение к труду, я всегда стараюсь обращать их внимание на положительные примеры. О соседе-слесаре, живущем в домике напротив, я нередко с оттенком зависти и восхищения говорю:
– Вот работяга! Никогда его не увидишь без дела!
Не успеет сосед прийти с работы, как уже хватается за грабли, за лопату. То он подчищает двор, в котором и без того нет ни соринки, то окапывает стволы деревьев, то поливает огород. А через минуту, глядишь, уже бежит с мешком за травой для кроликов. И на заводе своём он слывёт ударником.
Считаю я необходимым обращать внимание детей и на отца, на то, как он много работает. Иногда утром, после ухода Ивана Николаевича в университет, я говорю детям:
– Папа вчера опять лёг спать в три часа утра: готовил статью для печати… Поражаюсь его выносливости, его трудолюбию…
Конечно, после моих слов об отце Юре неловко, стыдно слоняться без дела.
Дети, особенно малыши, очень любят, когда я рассказываю им о своём детстве. То и дело они просят: «Мама, расскажи, как ты была маленькой!» И я охотно удовлетворяю их просьбу, считая, что в моих воспоминаниях много для детей поучительного. В самом деле, выросла я в здоровой трудовой семье, где на воспитание любви и уважения к труду обращалось большое внимание.