Дневник метаморфа
Шрифт:
— Своих бери, — категорически отрезал майор.
Шульга и сам задумывался, не поискать ли да не привлечь оставшихся охотников, но не решился. В плане контингента большой урон колыбе нанесли чёртовы мозгоеды. Забери он сейчас на ловлю парней, оставшихся при его мамке с захиревшим бизнесом — и на рогах-копытах можно ставить жирный крест. Порой удавалось ребятам добыть рогача или саблезуба, а матери — сбыть. Хорошо хоть не попрекала, ведь мать её, бабушка Лала, упокой Господи её светлую душу, была чистокровной цыганкой, а у тех принято вести мужской бизнес, если сын или муж застрял в тюрьме, что случалось нередко. Нет, так дело не пойдёт.
Выручил начальник лагеря. Узнав, что для ловли нужна команда покрупнее да посильнее, выделил своих двоих вохровцев
Сан Санычу, как и Лёхе, скостили срок, а вохровцы написали заявление на отпуск. Им Павлик тупо заплатил из Минобороновского янтарного фонда, половину дал авансом, половину обещал по завершению дела. Потом эти камни осядут в его собственном кармане, потому что консервам зарплата не нужна. На вохровцев Алексей без усмешки взглянуть теперь не мог, а на Сан Саныча, наоборот, старался не смотреть, чем-то ему нравился этот мрачный здоровяк с рыжей бородой, раздери тя мозгоед. Проскальзывало порою в нем, сквозь напускную грубость, что-то глубоко интеллигентское и правильное, словно вырос в хорошей семье. О себе тот не трепался, сидел повторно за тяжкие телесные. Ничего, даст бог, отделаются малой кровью, тогда Саныч выйдет по УДО, а Шульга выйдет благодетелем. Каламбур! Историю пишут победители, а он целился в яблочко.
Алексей любил пружинистую мягкость палой хвои, свежайший воздух молодого сосняка, такой прохладный ранним утром и жаркий, благоухающий горячей смолой в полдень. Любил пение птиц в верхушках, поближе к солнцу, там, где могучие секвойи возвышались над соснами, такие высокие, словно с богом говорить собрались, и тот особый тихий хруст, с которым ступали по тонким палым веткам его высокие берцы. Любил он тяжесть ружья в руке и кованых тяжёлых ножей за поясом и в нарукавье. Последние годы Шульга больше бухгалтерию вёл, чем по лесу ходил, малость обленился, но в памяти свято хранил сладкое чувство поиска добычи, нетерпения и азарта, подобное первому свиданию с красоткой, и так и эдак в мыслях бьётся: завалю, не завалю? Встреча с прекрасным, ловушка, ну, чья судьба сильнее? Погоня по кровавому следу и, разумеется, победа, когда ты первый раз целуешь её теперь податливые губы или подходишь к подстреленному зубарю с ножом в руке, для акта милосердия. Он вздохнул и понял, что незамысловато и тупо счастлив, как бывало в детстве, когда его, сопляка, отец водил на первые промыслы. От рогатых букашек на листке и червей в траве, от ветра, с запахом разжаренной на солнце крови сосен, от редких, припозднившихся нежных ландышей и молодых побегов, выброшенных подлеском. Неотвратимо и совершенно бесплатно счастлив, и не надо ни шмоток, ни баб, ни денег, ни фальшивого уважения и того подобия почёта, что имел Алексей Петрович прежде. Купить бы новую колыбу, да в ней осесть сиднем, жить охотой, быть безусловно, бесплатно, бесконечно счастливым, БББС.
Он как раз отхлебнул из термоса чаю, чёрного, терпкого и сладкого, с рюмкой коньяка для вкуса, когда на землю шмякнулся парализатор.
— Дай огнестрел, Шульга, — подходя ближе, сказал вохровец по имени Тарас, с тарасовскими же висячими усами. — Что за пукалка? С этим разве вашего брата сторожить.
— А пососать тебе не завернуть? — Шульга ухмыльнулся. — Все вопросы к майору.
— Бери, что выдали и не выёбуйся, а то пойдешь с царь-приблудой, — поддержал Павлик.
Тот быстро жрал и не курил на привалах, подобно остальным мужикам, а всегда держался на стрёме и сохранял бдительность, помня о сотрудничке.Тарас молча поднял парализатор и уселся на землю, всем видом показывая — да я ничего, я так спросил…
Приблуда весила килограмм тридцать и местилась в специальном рюкзаке с толстыми брезентовыми лямками. Самая тяжёлая часть снаряги. Первые пятьсот метров нести рюкзак было нормально, вторые — терпимо, а дальше путь становился ебаным трешем. Вохровцы, единодушно отказавшись, рюкзак навесили на Сан Саныча, отчего теперь тот, обливаясь рясным потом и такой же обильной ненавистью, замыкал шествие, а на перекурах бросал ношу первым.
—
— Создаёт на расстоянии электропериметр, — пояснил Алексей.
— Не в курсе, что за поебень… — пропыхтел Саныч. — Ебал я в этой вашей хуерге разбираться, мне оно в хуй не впёрлось.
— Тебя гнус кусает?
— Нет.
— А чего?
Саныч задумался.
— Я ебу? — ответил затем. — Не кусает — и слава богу.
Шульга доброжелательно рассмеялся.
— Потому что даже комар к нам не подберётся — сдохнет на подлёте. Шибанёт любого зверя, вздумай он полезть. Можно с пульта мощность увеличить и периметр раздвинется, а можно уменьшить, и он сожмётся, но станет крепче.
Саныч ещё покумекал.
— То есть, ко мне вурдалак… этот внештатный не подберётся?
— К тебе — последнему, — заверил его Шульга. — Если заряд не сядет, а он не сядет. Царь-приблуда!
Больше Саныч не гундел, тащил царь-приблуду, потея с чувством гордости и безопасности.
Вохровец Тарас нёс сетевые мины, за плечом — два ружья с транквилизатором, а в руках держал экран от коптера чуть больше стрекозы, который жужжал у края периметра, спереди, снимал кусты на прогалинах, валежник с буреломом, да поросшие сырыми, обильными бородами мхов стволы вековых секвой и сосен. И поросший грибами скелет рогача.
Путь лежал, само собой, в лабораторию, но сперва Шульга планировал привал. Найдёт укромное местечко, нагреет кашу на микропечке, поле снимет, запустит коптер повыше да рассмотрит округу получше, как и что, нет ли где вурдалака. Хотя, учитывая пропавшую утром ручейницу, о чём майору сообщили по рации, сытый Макс где-то отсыпался. А был ли он сытым? На видео они видели бездонную бочку…
Вохровец дядя Коля, битый жизнью хрыч с хитрым лисьим прищуром, далеко за полтинник, тащил фармацею, как Шульга называл патроны к парализатору, яды, сонники и да, аптечку первой помощи. В далёком прошлом дядя Коля был медиком. Также его нагрузили специальным электрическим ошейником и электрической же клеткой на вакуумной подушке, лёгкой, но и в свёрнутом виде объёмной. В прошлой жизни, как сам говаривал, он читал офтальмологию в медколледже, а в охрану его загнала нужда — первым сдох колледж, за ним — политическая партия, при которой хрыч начал харчеваться. Социальный фонд кормил посредственно, тем временем дочка принесла в подоле двойню внуков. Позор? Нет, потребность в отдельном жилье для них и стимул к действию для деда. Хобби дядя Коля имел активное, был чёрным археологом и социалистом. Работал в лагере не без энтузиазма, за что его не любили зеки, да и коллеги, что греха таить. Тарас, к примеру, парень из бывших ментов, держался ближе к майору, чем к нему.
На вторую ночёвку стали заранее, затемно, у опушки, на половине пути от карьера. Инструктаж по обращению с амуницией Шульга провёл с консервами в первый же день. Показал, как и что устроено, минимально надрочил. Показал объект на распечатанном фото, а видео утаил. Многие знания консервам — многие печали.
— Ты и ты, двое, — сказал Шульга, ткнув в вохровцев пальцем. — Поставьте сетевые мины вокруг стоянки, четырёх по квадрату хватит. Я периметр расширю, а потом сожму, как вы вернётесь.
Они с майором переглянулись.
— Как далеко можно безопасно отходить? — спросил Тарас.
— Пятьдесят метров, — не моргнув глазом, ответил Шульга. — Один ставит — второй страхует с парализатором. Увидите зверя — сразу двойной заряд в него, а сверху усыпить. Не ссы, мужики, — добавил он, глядя на их вытянутые рожи, — во-первых, я так носорога брал. Во-вторых — царь-приблуда работает.
Словно в подтверждение его слов, что-то гулко стукнуло и затрещало справа, в подлеске. Все, кроме Саныча, похватались за оружие и бросились на звук, но это была всего лишь ксенолисица, крупный, взрослый лис. Оглушенный электрополем, он хаотично дёргал ногами. Затем медленно встал, как паралитик, и убрался, волоча лапу. Добивать его никто не стал. «Пушнина пропадает», — подумал Алексей, но вслух произнёс: