Дневник моих откровений
Шрифт:
Если рядом не было Ариэллы, я бы, не раздумывая, выбрал эту гордую и неприступную красавицу. Самое тяжелое в жизни – это сделать правильный выбор.
Ариэлла, все одноклассники ее называли Эллой, была резкой противоположностью своей подруги. Невысокого роста, хрупкая, но с красивыми изгибами женского тела. Большие светло-серые глаза, казалось, излучали свет, такие добрые редко встретишь у девушек, которые выбирают себе парня. Черты лица были нежными, но не кукольными, как у современных модельных девушек, которые жертвуют своей природной красотой ради глянцевого стандарта.
Нет, Элла была красива своей естественностью, хотя в отличии от Шахерезады, пользовалась косметикой. Длинные светлые волнистые волосы золотым каскадом спускались до талии. Она была похожа на сказочную Снегурочку, такая же красивая и такая же наивная. Одета Элла была в белые джинсы фирмы «Montana», небывалая роскошь по советским временам, и черную блузку с гипюровыми вставками на рукавах. Фарфоровая кожа в контрасте черным казалась еще бледнее, но это было так соблазнительно и сексуально, что я понял:
– Шансов у меня нет! На первый танец ее пригласит кто-нибудь из ее одноклассников.
Теперь, мои читатели, вы понимаете, какой сложный выбор был перед пятнадцатилетним юношей, который еще ни разу не целовал девушку.
Сашка громко объявил:
– Хватит сидеть! Будет пенсия – будут посиделки! А сейчас все танцевать.
Мы сдвинули столы к стене, освободив место для танцпола. Девчонки как-то робко сбились в небольшие группки, а юноши вышли на улицу. Я раздумывал, как мне лучше пригласить на танец Шехерезаду, все-таки восточная кровь победила во мне все сомнения, но Снегурочка не знала о моем решении, и первая пригласила меня на танец. Я слегка приобнял девушку, и мы были единственной танцующей парой. Элла двигалась ритмично и красиво, а я был полным увальнем, несколько раз наступал ей на ногу, извинялся и шептал на ухо:
– Я не умею танцевать. И не люблю.
Снегурочка улыбалась и что-то говорила мне в ответ. Я не помню слов, но помню, как она это делала. Ее голос журчал, как весенний ручеек, был приятным и нежным. Я до сих пор помню мелодику и тембр, они были чарующими, завораживающими, сказочными. Я забыл о прелестях и царственной красоте Дарины, потому что Элла своим магическим умением говорить, подавила во мне все, что могло отвлечь от нее. Я касался губами ее макушки и мне нравился аромат ее волос, тонкий и нежный, как запах цветущей весной вересковый поляны.
Музыка закончилась, а я не хотел, чтобы Элла убежала от меня. Она взяла меня за руку и шепнула на ухо:
– Пойдем, подышим.
Мое сердце радостно затрепетало.
– Она угадывает мои мысли, – подумал я, – она, просто, чудо.
Сентябрьский вечер теплый, солнце еще не свалилось за горизонт, ветра не было. Я был в легкой рубашке с коротким рукавом и джинсах отечественного производства. На скамейках у подъездов неизменно сидели старушки, которые знали все обо всех. Они поздоровались со мной и внимательно посмотрели на мою спутницу.
– Сережа! – тихим голосом позвала баба Маша, моя соседка по площадке. Я понимал, что старушка сейчас начнет расспросы, нужные только ей, потому что любопытство – одна из главных особенностей старушек советского периода.
– Потом, баба Маша, – отмахнулся я от нее.
– Да, вижу, что тебе некогда, – обиженно пробормотала она. – Дочка, что ж ты косу не заплетешь? Волосы вон по ветру веют, мешают же!
– Я заплету, – ласковым голосом ответила Элла, – чуть позже.
Старушки остались довольны и моей девушкой и ее вежливым ответом. Гордость разрывала мое сердце, я был счастлив в этот момент. Мы свернули за угол дома и наткнулись на девчонок, которые украдкой курили.
– Ты куришь? – строго спросил я.
Она неловко пожала плечами и шепнула на ухо:
– Даже еще и не пробовала.
– И не надо, – улыбаясь, ответил я.
– Мужчинам неприятно облизывать пепельницы!
Мы засмеялись, она легонько ткнула меня в бок и спросила:
– А ты?
– Нет! Но брат давал, мне не понравилось.
Мы прошли на детскую площадку. Гордостью нашего двора были качели, которые мы с Сашиным отцом смастерили сами. Если вы никогда не качались на резиновой покрышке, которая крепилась цепями или веревками к двум высоким столбам, то о прелестях советского детства вы не знаете ничего.
– О-о! – радостно воскликнула Элла, – качели! Покачаешь меня?
Она подошла к резиновой покрышке и замерла. Ее белые джинсы не приспособлены были для такого развлечения. Большая покрышка когда- то служила колесом для грузового автомобиля, а потом мы с Сашкой прикатили ее сюда, вырезали ножом два отверстия для цепей, а взрослые помогли соединить эту нехитрую конструкцию в качели. Элла стояла в нерешительности и смотрела на пыльную резину. Я понял, что пришло время для решительных мужских поступков, и сел на покрышку, благо мои джинсы были неопределенного темно-синего цвета, и похлопал по коленке.
– Прошу!
Девушка еще несколько секунд стояла неподвижно.
– Почему она медлит? – пронеслось в моей голове. – Неужели Снегурочка боится испачкать свои джинсы об мои колени.
Но я ошибался, Элла в этот момент раздумывала над тем, как лучше устроиться на моих ногах. Она могла сесть ко мне спиной, как на стуле, но девушка проявила смекалку и расположилась лицом ко мне, обхватив мое тело ногами. Так качаться было очень неудобно, но сидеть приятно. Я чувствовал, как ее упругие груди прижимаются к моему торсу. Это волновало мою кровь. Цепи, удерживающие покрышку, были расположены далеко друг от друга, но Элла вцепилась в них маленькими ладошками, чтобы регулировать равновесие и не упасть. Я видел, как напрягались и дрожали мышцы рук.
– Только не высоко, – шептала она мне в самое ухо, – я боюсь.
Я улыбался и сильнее прижимался к ней. Вдруг она отпустила цепи и обняла меня.
– Я рядом, – уверенным голосом ответил я.– И держу тебя крепко. Я хотел еще что сказать, чтобы вселить уверенность в моей надежности, но Элла томным голосом прошептала:
– У тебя красивые усы. Мне очень нравятся юноши с усами.
А потом она внезапно поцеловала меня. Поцелуй был страстным, долгим и взрослым. Я и представить себе не мог, что Снегурочка, скромная и наивная, может так целоваться. Он неожиданности я на секунды выпустил из рук цепи, за которые держался и наша покрышка, конечно же, перевернулась. Мы рухнули на землю. Элла мягко приземлилась на меня, а я как мужчина принял всю жесткость удара своим телом. Мое сердце в этот момент сжалось от испуга.