Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.
Шрифт:
Вице-король, все время державшийся в хвосте колонны, располагается, наконец, лагерем в двух верстах от Гжатска, чтобы, таким образом, быть ближе к Даву, остановившемуся в Гридневе.
Подле Величева, 1 ноября. Мы провели очень тяжелую ночь, показавшуюся нам самой длинной из всех, до сих пор пережитых нами. Мы провели ее на возвышенности, близ того места, где когда-то находилась маленькая деревушка Ивашково, от которой не осталось теперь ни одного дома. К довершению несчастья, поднялся сильный ветер; лишенные огня, мы прижались друг к другу и прикрылись всем, чем только можно было: платьем или кожами. Весь наш лагерь состоял из нескольких
Сегодня утром отступление продолжается. Ней должен прийти в Вязьму. Платов вновь пытается напасть на Даву, вследствие чего происходит только задержка движения войск, так как Даву при каждой такой попытке выстраивает своих солдат и не двигается до тех пор, пока не пропустит артиллерию и багаж.
Вскоре после полудня, когда багаж итальянской армии проходил по узкой дороге, находящейся близ деревни Царево Займище, на недалеком расстоянии, влево от пути, появился неприятельский авангард. Затем стала приближаться казачья бригада, желавшая завладеть обозами. Нельзя было выбрать более удачного момента. Масса отставших солдат, служащих, женщин и раненых шли вперемешку около повозок; тут были также пушки, лошади, которых вели под уздцы, фуры — все это двигалось так, как будто было в полной безопасности.
Возницы, служители, маркитанты пустились в бегство по полю в направлении уже прошедших колонн, толкая друг друга, падая и увлекая за собой несчастных раненых, которых они перевозили. Самые храбрые сдвинули свои повозки и засели за ними, решившись защищаться в ожидании помощи, и хорошо поступили, так как генерал Галимберти, командующий дивизией Пино, тотчас же повернул сюда 2-й батальон легкой кавалерии, построенной в каре. Он быстро приблизился к ним. При виде его казаки и вся неприятельская кавалерия быстро ретировались, успевши только ранить кое-кого из возниц и разграбить несколько фургонов.
Что касается нас, т.е. королевской гвардии, то хотя мы и часто видим гарцующих вокруг нас татар, но нам дан приказ не ускорять нашего движения. Наконец мы останавливаемся в лесу, близ Величева. Там под разными предлогами некоторые из солдат уходят из строя, чтобы ответить дерзостью на дерзость, чтобы в свою очередь подразнить и подзадорить противников. Затем вице-король, остававшийся за все время движения в хвосте колонны, чтобы поддерживать Даву, располагается лагерем среди нас. Даву прошел Гжатск и достиг Царева Займища.
Федоровское, 2 ноября. Движение продолжается отдельными корпусами, которые находятся на расстоянии нескольких верст друг от друга. Таким образом, при помощи всевозможных усилий и терпя всяческие лишения, мы добираемся до Федоровского, находящегося всего в восьми верстах от Вязьмы, хотя приказ императора на этот день был: пройти Вязьму и соединиться с Неем, избегая битвы. Вице-король предложил Даву, следовавшему за ним на расстоянии полумили, двинуться далее. Но тот ответил, что его войска слишком утомлены, чтобы опять пускаться в путь. Холод становится все сильнее, хотя погода продолжает быть ясной и солнце не перестает еще греть.
Положение армии становится довольно печальным. Нужна вся отвага, нужна вся выдержка, чтобы его переносить; только стойкость и влияние главных начальников и офицеров мешает нашим ежедневным потерям разрастаться в ужасающих размерах. Армии нужно собрать все свои нравственные силы, чтобы не погибнуть под тяжестью физических страданий, доставляемых нам резким климатом, переходом по пустынной местности и непривычной для нас температурой. Прошло только семь дней с тех пор, как мы покинули Малоярославец, а наши потери уже очень значительны.
Ни соломинки нельзя найти на полях и в деревнях; лошади выбились из сил, и теперь ясно, что им не вынести тяжести безостановочного передвижения. К этому надо еще прибавить бесчисленные затруднения, с которыми нам приходится бороться: подмерзшие дороги, испорченные броды, разрушенные мосты, болота, гололедица — одним словом, препятствия, преодолеть которые не в силах истощенные люди и лошади.
Сперва легко заменяли лошадей, падавших в артиллерийских обозах и повозках, на которых лежат больные и раненые, лошадьми, освободившимися в большом количестве после сожжения багажа, или теми, на которых ехали маркитанты, или даже взятыми из кавалерии; но теперь все приведены в одинаковую негодность. Их впрягают по двенадцати-пятнадцати в пушку. Малейший подъем является непреодолимым препятствием для несчастных животных.
В Верее в первый раз взорвано было несколько зарядных ящиков, в Колоцком монастыре в первый раз разбили и бросили пушки. Каждый день что-нибудь приходится бросать, чтобы спасти хоть часть артиллерии.
Положение людей столь же малоутешительно. У кого нет повозок, у тех провизия уже истощилась. Мы проходим по местности, совершенно опустошенной верст на пятнадцать, на двадцать по обе стороны дороги, по которой уже прошли две многочисленные армии, не считая всех отрядов, за ними следовавших. Таким образом, солдат должен значительно углубиться в сторону, если хочет отыскать какое-либо пропитание для себя и для своих лошадей [23] .
23
Только императорская гвардия наделена была при раздачах в Гжатске и Вязьме достаточным количеством водки и муки. Что касается больных и раненых, лежавших в повозках, то вот что говорит о них автор в одном из примечаний к своим запискам: «Участь этих несчастных была поистине ужасна, и мне во время этого отступления пришлось убедиться в их действительно героической покорности судьбе. Они лишены медицинской помощи, размещены в повозках без соломы, без сена, без одеял, ничем не защищены от холода на эти бесконечно долгие ночи. Увы, тщетно взывают они к нашему милосердию. И как в самом деле помочь им, когда нас преследует мысль, что та же участь грозит нам самим каждую минуту. Как признательна должна быть тебе вся королевская гвардия, человеколюбивый Филиппи! (Филиппи — главный хирург королевской гвардии). Как много из нас, — и первый я, — обязаны тебе жизнью!»
Слева русская армия; справа многочисленные сотни казаков; всюду вооруженные крестьяне местных деревень. Конечно, отряды регулярных войск легко бы справились с этими последними, но быстрота движения, опасность отделить еще людей от и без того уже слишком уменьшившихся корпусов, невозможность остановиться, страх быть обойденными русскими заставляет армию довольствоваться тем, что они находят на дороге. Увы, на их долю приходится только мясо лошадей, павших от голода, усталости и истощения.
Кто не желает довольствоваться этой пищей, те уходят от войск в глубь страны и редко возвращаются.
С пренебрежением смотрят теперь на драгоценные камни и вещи, но кожи или меха, которыми можно покрываться, и пища, в каком бы то ни было виде, не имеют цены.
Страшные биваки! Ужасные ночи!
Ввиду загроможденности дороги движение еще более замедляется, а холода становятся все сильней и сильней. Очень много людей больных, раненых или слишком слабых для того, чтобы следовать за войском, начинают отставать. Сперва они бросали только свои мешки, потом оружие, в надежде, что им будет легче идти и что они смогут не отставать от своих частей; идя вперемешку, в беспорядке, они еще не хотят поддаваться и в отчаянии делают сверхчеловеческие усилия, чтобы не терять из виду арьергард, но в конце концов падают... Бог знает, какова будет их участь!