Дневник посла
Шрифт:
Это назначение послужило причиною очень оживленных дискуссий в совещании, которое его величество имел со своими министрами. Император хотел немедленно стать во главе войск. Горемыкин, Кривошеин, адмирал Григорович и в особенности Сазонов с почтительной настойчивостью напомнили ему, что он не должен рисковать своим престижем и своей властью, предводительствуя в войне, которая обещает быть очень тяжелой, очень опасной и начало которой очень неопределенно.
– Надо быть готовым к тому, – сказал Сазонов, – что мы будем отступать в течение первых недель. Ваше величество не должно подвергать себя критике, которую это отступление тотчас вызовет в народе и даже в армии.
Император привел в пример своего предка Александра I в 1805 и в 1812 годах. Сазонов основательно возразил:
– Пусть ваше величество соблаговолит перечитать мемуары и переписку того времени. Вы увидите там, как ваш августейший предок был порицаем и осуждаем за то, что принял личное командование действиями. Вы увидите там описание всех бед, которых можно было бы избежать, если б он остался в столице, чтобы пользоваться своей верховной властью.
Император кончил тем, что согласился с этим мнением.
Генерал Сухомлинов, военный министр, который уже давно добивался высокого поста главнокомандующего, взбешен тем, что ему предпочли великого князя Николая Николаевича. И, к несчастью, это человек, который будет за себя мстить…
Вторник, 4 августа
Вчера Германия объявила войну Франции.
Общая мобилизация производится быстро и без малейших эксцессов во всей России. Первоочередные части даже выиграли пять или шесть часов в сравнении с расписанием.
Сазонов, бескорыстие и честность которого я часто раньше имел случай оценить, показал себя в это последнее время в таком виде, который возвышает его еще больше. В нынешнем кризисе он видит не только политическую проблему, которая должна быть решена, но также и, главным образом, проблему моральную, в которой замешана даже религия. Над всей его работой господствуют тайные влечения его совести и его убеждений. Несколько раз он мне говорит:
– Эта политика Австрии и Германии столь же преступна, сколь и бессмысленна: она не заключает в себе ни малейшего элемента нравственности, она оскорбляет все божественные законы.
Сегодня утром, видя его изнемогающим от усталости, с темными кругами под глазами, я спрашиваю у него, как он может переносить такую работу при его слабом здоровье; он мне отвечает:
– Господь поддерживает меня.
Весь день перед посольством проходили шествия, с флагами, иконами, криками «Да здравствует Франция! Да здравствует Франция!».
Толпа очень смешанная: рабочие, священники, крестьяне, студенты, курсистки, прислуга, мелкие чиновники и т. д. Энтузиазм кажется искренним. Но в этих манифестациях, столь многолюдных и появляющихся через такие правильные промежутки времени, какую часть инициативы надо приписать полиции?..
Я ставлю себе этот вопрос сегодня вечером, около десяти часов, когда мне докладывают, что толпа народа бросилась на германское посольство и разграбила его до основания.
Расположенное на главной площади города, между Исаакиевским собором и Мариинским дворцом, германское посольство представляет собою колоссальное здание: массивный фасад из финляндского гранита, тяжелые архитравы, циклопическая каменная кладка. Два громадных бронзовых коня на крыше, которых держат в поводьях гиганты, окончательно подавляют здание. Отвратительное как произведение искусства, строение это очень символично: оно утверждает с грубой и явной выразительностью желание Германии преобладать над Россией.
Чернь наводнила здание, била стекла, срывала обои, протыкала картины, выбросила в окно всю мебель, в том числе мрамор и бронзу эпохи Возрождения, которые составляли прелестную личную коллекцию Пурталеса. А в конце нападавшие сбросили на тротуар конную группу, которая возвышалась над фасадом. Разграбление продолжалось более часу под снисходительными взорами полиции.
Этот акт вандализма, будет ли он иметь также символическое значение? Предвещает ли он падение германского влияния в России?
Мой австрийский коллега Сапари находится еще в Петербурге, не понимая, почему его правительство так мало торопится прервать сношения с русским правительством.
Среда, 5 августа
Петербургская французская колония служит сегодня торжественную мессу во французской церкви Богоматери, чтобы призвать благословение небес на наши войска.
В пять часов утра Бьюкенен телефонировал мне, что получил ночью телеграмму из английского министерства иностранных дел, извещающую его о вступлении Англии в войну. Поэтому я приказываю присоединить к французскому и русскому флагам, украшающим алтарь, и британский флаг.
В церкви я сажусь на мое обычное кресло, в правом проходе.
Бьюкенен почти одновременно приезжает и говорит мне с глубоким чувством:
– Мой союзник… Мой дорогой союзник…
В центре в первом ряду стоят два кресла – одно для Белосельского, генерал-адъютанта его величества, представляющего особу государя императора, другое – для генерала Крупенского, состоящего при великом князе Николае Николаевиче, представителя Верховного главнокомандующего.
В левом проходе собрались все русские министры, а позади них – человек сто должностных лиц, офицеров и проч.
Вся церковь полна народу и благоговейно сосредоточена.
На лице каждого вновь входящего я читаю то же радостное удивление. Вывешенный Union Jack показывает всем, что Англия отныне наша союзница.
Эти флаги трех наций красноречиво гармонируют друг с другом, составленные из одинаковых цветов – синего, белого и красного, – они выражают, поразительным и живописным образом, солидарность трех народов, вступивших в коалицию.
В конце мессы хор поет последовательно:
Domine, salvam fac Respublicam!Domine, salvam fac Imperatorem Nicolaum!Domine, salvаm fac Regem Britannicum [1] !При выходе из церкви Сазонов говорит, что государь просит меня приехать к нему сегодня же в Петергоф.
Приехав в три часа дня в маленький загородный дворец Александрия, я был немедленно введен в кабинет его величества.
Согласно этикету, я оделся в полную парадную форму. Но церемониал приема упрощен: со мною церемониймейстер, для сопровождения от Петербурга до Петергофа, адъютант, чтобы доложить обо мне, и неизбежный скороход императорского двора в костюме XVIII века.
1
Господи, спаси Республику! Господи, спаси императора Николая! Господи, спаси короля Британии! (лат.) – Прим. пер.