Дневник посла
Шрифт:
Сазонов, по-прежнему желающий привлечь на свою сторону английское общественное мнение и готовый до последней минуты делать всё возможное, чтобы предотвратить войну, принимает, без возражений, некоторые изменения, которые сэр Эдвард Грей просит его внести в предложение, удивившее вчера Берлинский кабинет. Вот новый текст:
«Если Австрия согласится остановить продвижение своих армий на сербской территории и если, признавая, что австро-сербский конфликт принял характер вопроса, имеющего общеевропейское значение, она
В три часа дня германский посол испрашивает аудиенцию у императора, который просит его немедленно приехать в Петергоф.
Принятый самым приветливым образом, Пурталес ограничивается тем, что развивает мысль, изложенную в последней телеграмме кайзера: «Германия всегда была лучшим другом России… Пусть император Николай согласится отменить свои военные мероприятия, и спокойствие мира будет спасено…»
Царь отвечает, указывая на значение средств к примирению, которые предложение Сазонова, дополненное Греем, еще предоставляет для почетного улаживания конфликта.
В одиннадцать часов вечера в Министерстве иностранных дел докладывают о приезде Пурталеса. Принятый тотчас же, он заявляет Сазонову, что, если в течение двенадцати часов Россия не остановит своих мобилизационных мер как на германской, так и на австро-венгерской границе, вся германская армия будет мобилизована.
Затем, глядя на часы, которые показывают двадцать пять минут двенадцатого, он прибавляет:
– Срок окончится завтра в полдень.
Не давая Сазонову времени сделать какое-нибудь замечание, он говорит дрожащим торопливым голосом:
– Согласитесь на демобилизацию!.. Согласитесь на демобилизацию!.. Согласитесь на демобилизацию!..
Сазонов очень спокойно отвечает:
– Я могу только подтвердить вам то, что вам сказал его величество император. Пока будут продолжаться переговоры с Австрией, пока останется хоть один шанс на предотвращение войны, мы не будем нападать. Но нам технически невозможно демобилизоваться, не расстраивая всей военной организации. Это соображение, законность которого не может оспаривать даже ваш штаб.
Пурталес уходит с жестом отчаяния.
Суббота, 1 августа
В течение вчерашнего дня император Вильгельм объявил, что Германия находится в состоянии «угрозы войны». Объявление «угрозы войны» означает немедленный призыв резервистов и закрытие границ. Если это не официальная мобилизация, то во всяком случае это прелюдия к войне и первый шаг к ее началу.
Получив эти новости, царь телеграфировал кайзеру:
«Я понимаю, что ты вынужден мобилизоваться, но я хотел бы иметь от тебя ту же самую гарантию, которую сам дал тебе – что эти меры не означают войны и что мы продолжим наши переговоры, чтобы спасти всеобщий мир, столь дорогой для наших сердец. С Божьей помощью наша продолжительная и испытанная временем дружба будет в состоянии предотвратить кровопролитие. С верой в это я жду от тебя ответа».
Срок, назначенный германским ультиматумом, истекает сегодня в полдень; только в семь часов вечера Пурталес является в Министерство иностранных дел.
Очень красный, с распухшими глазами, задыхающийся от волнения, он торжественно передает Сазонову объявление войны, которое оканчивается следующей театральной и лживой фразой: «Его величество император, мой августейший монарх, от имени империи принимает вызов и считает себя находящимся в состоянии войны с Россией».
Сазонов ему отвечает:
– Вы проводите здесь преступную политику. Проклятие народов падет на вас.
Затем, читая громким голосом объявление войны, он с изумлением видит там, в скобках, два варианта, имеющие, впрочем, очень мало значения. Так, после слов «Россия, отказавшись воздать должное…» написано «не считая нужным ответить…» И далее, после слов «Россия, обнаружив этим отказом…» стоит «этим положением…». Вероятно, эти варианты были указаны из Берлина и по недосмотру или по поспешности переписчика были, как тот, так и другой, вставлены в официальный текст.
Пурталес до такой степени поражен, что не успевает объяснить эту странность формы, которая навечно делает смешным исторический документ, кладущий начало стольким бедствиям. Когда чтение окончено, Сазонов повторяет:
– Вы совершаете здесь преступление!
– Мы защищаем нашу честь!
– Ваша честь не была затронута. Вы могли одним словом предотвратить войну – вы не хотите этого. Во всем, что я пытался сделать с целью спасти мир, я не встретил с вашей стороны ни малейшего содействия. Но существует Божий суд!..
Пурталес отвечает глухим голосом, с растерянным взглядом:
– Это правда… Существует!
Он бормочет еще несколько непонятных слов и, весь дрожа, направляется к окну, которое находится справа от входной двери, против Зимнего дворца. Там он прислоняется к подоконнику и вдруг разражается рыданиями.
Сазонов пытается его успокоить, слегка похлопывая по спине. Пурталес бормочет:
– Вот результат моего пребывания здесь…
Затем внезапно он бросается к двери, которую с трудом отворяет, так дрожат его руки, и выходит, бормоча:
– Прощайте!.. Прощайте!..
Несколько минут спустя я вхожу к Сазонову, который описывает мне всю сцену. Он сообщает мне, сверх того, что Бьюкенен испросил аудиенцию у императора, дабы передать ему личную телеграмму своего монарха. В этой телеграмме король Георг обращается с последним призывом к миролюбию царя и умоляет его продолжать примирительные попытки. Эта просьба бесцельна с тех пор, как Пурталес передал объявление войны. Император тем не менее примет Бьюкенена сегодня вечером в одиннадцать часов.