Дневник рака
Шрифт:
'Зачем им знать о наших проблемах?' – протестовали мы с дочерью. И мы, и другие пациенты в тот момент, когда громко объявляли их диагноз, чувствовали себя не как люди, а как обезьяны в зоопарке. Персонал, объявляя диагноз, не мог представить, как нам неприятно было получать такую публичность. Потом мы привыкли ко всему – к громким разговорам, которые ничего не значили, потому что пациенты, которые слышали наш диагноз, менялись каждый день, и им было совершенно всё равно. Их не интересовали чужие болезни, им главным образом важно было заботиться о себе и своих детях. Что касается медперсонала, они были специально обучены, чтоб обстрагироваться от эмоций и переживаний. И мы с дочерью успокоились, потому что человек привыкает ко всему. Всё, что нас не убивает, делает сильнее.
После шумных обходов медсестёр нас каждое утро посещал врач. Руководителя отделения назначили нашим лечащим врачом. Он был очень респектабельный мужчина средних лет, похожий на дедушку Эммы. Такой же высокий, с короткими волосами, крепкими руками , располагающей внешностью и презентабельными
'Хорошо, что повезло, потому что удача сейчас для нас очень важна. Хорошо, что повезло хотя бы с врачом, потому что о здоровье так особо не скажешь!…'"
…Я была на школьном концерте, посвященному Рождеству, выступали самые активные и талантливые дети школы, пели в хоре, танцевали, и мои дети тоже участвовали!!! Мы вместе с мамой наслаждались представлением и очень гордились Эммой и Алефом. Оба пели в хоре, молодцы!!!
Алеф в черном пиджаке с галстуком выглядел очень стильно. Эмма выступала в образе кошечки с милыми ушками и усиками. Мы с мамой смотрели и шептались тихонько, пока не начался номер с девичьим хором. Все красавицы заняли свои места и начали свою песенку. Я вернулась год назад в свои воспоминания. Сегодня я была спокойна и наслаждалась приятным вечером. Год назад моя душа плакала, глядя на здоровых, сильных детей и на одну слабенькую девочку. Такую маленькую и хрупкую… Я смотрела на нее, но видела себя – маленькой и слабой.
В тот момент я спросила себя: 'Буду ли я когда-нибудь спокойно сидеть на концерте, смогу ли когда-нибудь забыть этот кошмар?'
На лекциях по психологии я много раз слышала от нашего мудрого преподавателя, что психика женщины устроена так, что она довольно быстро забывает негативные эмоции, связанные с травматической ситуацией, иначе женщина не смогла бы рожать детей.
Он был прав! Я убедилась в правильности этого высказывания уже дважды. Впервые, когда рожала второго ребенка, хотя после первых родов я говорила, что больше никогда рожать не буду. Второй раз, когда наслаждалась концертом. Через год я забыла не факт болезни, а негативные эмоции, пережитые в тот период. К словам профессора о женщине я хочу добавить свое наблюдение – женщины, благодаря особенностям своей психики, многократно прощают. Возможно, именно поэтому я так долго пыталась сначала с мужем, а потом с Бывшим восстановить отношения. Я быстро забывала негативные эмоции, пережитые в постоянных конфликтах. Я помнила конфликт как факт, но быстро забывала, насколько больно было ссориться, слушать оскорбления и чувствовать себя униженной. После разрыва, девять месяцев подряд каждые три недели повторялись эти кошмары. Три недели он жил у меня в квартире. Потом начинал пить. Сначала это было, как будто, незаметно, потом доза повышалась до состояния, когда все становилось очевидно. И тогда я каждый раз спрашивала себя: 'ПОЧЕМУ СНОВА?' И еще много всяких ненужных философских глупостей. Мы ссорились, и он с облегчением радовался – наконец-то можно напиться как следует! Уезжал в деревню и там жил три недели, не беспокоясь о домашних делах, о кружках, о завтраках и ужинах, о том, что дети будут есть днем. Я эти три недели, как хорошая мать, обеспечивала детей всем необходимым для нормальной жизни и страдала, играла роль матери-героини и жалела себя, бедняжку. После трех недель он приходил в себя, переставал пить на время и успешно боролся с моим недоверием, красиво заливая о том, что он все понял и начал жизнь с чистого листа. Трудно сказать, что шло первым – оскорбления, унижения, плач или прощение. Но все эти друзья шагали дружно рядом. Я обеспечила себе такую радостную жизнь на девять долгих месяцев после развода…"
…Приехал отец детей, опять с запахом алкоголя. Сидел в комнате с сыном, потом я полчаса проветривала комнату от этого ужасного запаха.
Начала программу 'Люби себя, если хочешь, чтобы тебя любили другие'. Купила себе новое пальто, дочке красивую кофточку, бабушке стильный пуловер на Рождество. Очень ждала праздников, надеясь, что вместе с наступлением Нового года закончатся старые заботы…
…В больнице я взяла с собой ноутбук и работала днем, поэтому моего отсутствия на работе особо никто не заметил. Удаленный контроль тоже работал эффективно. Рабочий телефон тоже был со мной, поэтому я очень много работала днем. Эмме назначили многочисленные обследования, в это время я узнала о билирубине, у дочери этот показатель значительно превышал норму. Из-за него, как оказалось, развилась механическая желтуха и так долго держалась желтизна. Обследования заняли долгие три недели. Последним решающим был магнитный резонанс. После него мы уже могли точно знать, что происходит с нами и что будет дальше.
В это время я многому научилась: взятка – это норма, если хочешь, чтобы твой ребенок жил. Это был мой первый опыт 'благодарности'. Как мне было неловко материально мотивировать врача! Я просто никогда этого не делала и не знала правил игры. Я знала только одно – моя дочь должна жить. План реализации благодарности я обсуждала с многими людьми, кроме одного. Верно, мужа! Его не интересовали проблемы благодарности, он сидел с маленьким сыном на больничном и заливал проблемы. У него не было времени даже подумать о конкретных действиях для спасения дочери. Он наслаждался своем пьянствованием, звонил мне в больницу, как обычно, пьяный и плакался о несчастной участи бедной дочери. Когда он звонил, услышав его пьяный голос, я не тратила свое время и нервы, и бросала трубку. Когда он звонил трезвым, обычно утром, просила не звонить в неадеквате. Он, конечно, обещал, но ситуация постоянно повторялась. Мне уже стало все равно, я осознавала, что муж сам без моего контроля не справится с пьянством. Я поняла, что он будет пить в любом случае, особенно сейчас, когда есть повод. Меня уже не беспокоили наши отношения с мужем. У меня не было ни желания, ни времени, ни сил, ни энергии даже думать об этом вообще.
Очень ярко помню, как один вечер я лежала с Эммой в палате больницы, держала ее маленькую ручку в своих, и просила, чтобы болезнь перешла от ручки Эммы на меня. Она была такой хрупкой и красивой в этот момент – настоящий ангелочек. Мне было так плохо, но я старалась улыбнуться. Дочь, глядя мне в глаза, спросила:
'Мамочка, что с тобой? Почему ты такая грустная? Все же хорошо! Меня же вылечат!'
Эмма была еще маленькой, я объяснила на доступном ей уровне, что происходит с ней и почему нужны различные обследования. Ведь я не была медиком. Она мне верила, верила, что все, что делают врачи, делается для ее блага. Мы с дочерью сначала верили, что вылечимся только лекарствами. Но после нескольких обследований наш врач решил, что нужно делать операцию, потому что то, что выросло и находилось внутри, мешало и мешает Эмме жить спокойно, долго жить. Потому что то, что внутри, очень опасно для организма моей дочери. Доктор объяснил мне, когда я пришла в его кабинет в очередной раз:
'То, что выросло внутри, мешает нормальному образу жизни ребенка, симптомы говорят сами за себя. В случае, если после резонанса окажется, что это всего лишь киста или доброкачественная опухоль, это будет очень хорошая новость. Но в вашем случае, образование нельзя устранить лекарствами, потому что она выросла слишком большой и не позволяет вывести желчь, как следует. Организм сам себя убивает – возникает интоксикация всего организма. Поэтому, несмотря на характер роста опухоли, ее нужно удалить, однозначно.
Это было очевидно, даже не будучи медиком, я это понимала. Конечно, в больнице вместе с обследованиями, спокойным режимом и моей заботой, состояние Эммы немного улучшилось. Мы с дочерью каждую секунду ожидали чуда – может быть, сейчас после обеда мы увидим красивую, коричневую каку в унитазе! Может быть, завтра, проснувшись, я увижу мою любимую дочурку с нормальным цветом кожи и розовыми щечками. В пустых ожиданиях мы провели три недели. Принимали какие-то лекарства, проходили все виды обследований, гуляли на улице по два часа в день до ближайшего магазинчика за продуктами, смотрели мультфильмы вечерами перед сном, и так каждый день. Если бы ни болезнь, это были бы самое лучшее время в моей жизни! Ведь я посвящала все свое время общению с дочерью, а не бегу на марафоне успешной жизни. Каждый день мы ходили на прогулку по заснеженным тропинкам под заснеженными деревьями. Эмма была так слаба, очень быстро уставала, но все равно очень хорошо держалась и еще пыталась помогать мне нести сумки с минимальным набором нашего дневного провианта. В это время мы с дочерью были настоящей командой, лучшей поддержкой друг для друга. Я подбадривала ее, она мне верила. Вера дочери давала мне силы держаться. Мое ободрение давало ей веру. Когда я узнала о операции, ей, конечно же, сообщила об этом очень оптимистично:
"У тебя внутри выросла плохая штучка, ее нужно извлечь из тебя, но это возможно только посредством операции. Доктор – хирург очень умный, очень опытный и все сделает очень хорошо. Ведь ты сама видела, как он каждый день с утра до вечера делает операции. Для него это обыденное дело. Как тебе нарисовать красивую картину, так ему извлечь эту штуковину. После операции ты снова будешь здорова, и мы поедем домой. В старом году вылечимся, а в новом – будем жить как все нормальные люди!"
Так я успокаивала дочь, она мне верила. Я успокаивала себя и вдохновлялась ее верой. Мужу я тоже сообщала обо всем, но поддержку не получила, поэтому даже не хочется об этом вспоминать и снова жаловаться. Каждый раз, когда звонила, слышала только какие-то пьяные бредни. Так ни разу и не услышала такие нужные слова поддержки от мужа. Силы искала в себе, вере дочери, моральной и физической помощи мамы и ее мужа. Муж моей мамы был одним из первых, кто принял вместе со мной активную позицию в борьбе с болезнью. Муж мамы, подавив в себе всяческие страхи и сомнения, тоже очень быстро понял, что главное верить только в один возможный исход – выздоровление. Мы с ним почти одновременно начали "марафон" или бег на длинную дистанцию. Точнее, я уже стартовала, но он присоединился к эстафете, прихватив с собой мою маму. Он быстрее взял себя в руки после состояния шока, моя мама еще находилась в шоке, но из состояния шока мы ее сразу вырвали, потому что Эмме нужна была сильная команда поддержки. Так что у нас не было времени на панику, потому что на кону стояла жизнь ребенка. Не могу сказать тоже самое о папе Эммы и его родителях. Они были совершенно другими людьми. Узнав о диагнозе Эммы, все они без исключения выбрали плач, пассивность и отступление, и сын, и его мать вопрошали: "Почему, почему у Эммы рак? " И все в том же роде и тому подобное… И после всей этой пустой болтовни шли слезы. Как я была раздражена этим их ужасным диагнозом – раком. Ни один человек, даже лечащий врач, не произносил вслух такой диагноз, потому что они верили в лучшее. Конечно, бабушка со стороны отца Эммы пыталась жалеть внучку, но я сразу ее остановила и перед разговором с малышкой провела бабушке инструктаж, подготовила, что можно и что нельзя говорить, как вести себя. Я сказала ей и ее сыну категорически: