Дневник романтической дурочки
Шрифт:
Ольга окончательно приросла к месту, а мне стало весело. Существо показалось очень занятным, а это все было так непохоже на мою будничную однообразную жизнь, что я могла бежать за старушкой куда угодно.
— Девочки, вижу ваши изумленные лица. Это костюм из «Марицы». Надо же мне чем-то себя занимать. Я целый день одна, мне скучно. Заходите.
Мы продолжали стоять.
— Я что сказала — бегом! Я хочу в дом, проводите меня.
— Хорошо, бабушка, — вяло ответила Оля.
— Меня зовут Руфа, я не твоя бабушка. Ты, девочка, тоже заходи. У тебя глаза веселые, мне нравится.
Мы пошли за Руфой. Она что-то напевала. Сад был очень заросший, совсем непохожий на все остальные участки. Среди высоких зарослей травы и сорняков виднелись головки высоких цветов. Они возникали на нашем пути, и Руфа требовала, чтобы мы были осторожны.
— Вот оранжерея. Норма, Аида, Бони, — указывала нам веером на цветы старая дама.
— Какие странные названия, я никогда не слышала о таких сортах, — промямлила я.
— Пфр, — фыркнула Руфа и ворчливо пояснила: — Это любимые роли. А это любимые цветы. Когда-то мне их дарили охапками. И все мои поклонники знали, какие предпочтительнее. Остальные я просто выбрасывала в окно!
Наконец мы доковыляли до дома, и здесь меня ждало очередное потрясение. Я не смогу описать обстановку, так как все было завалено театральными костюмами, шляпками и какими-то причудливыми аксессуарами.
— Сегодня я решила отметить тридцатилетие со дня моего последнего выхода на сцену. Вот и декорации. Нравится? — утвердительно-вопросительно звонко спросила бывшая актриса.
— Очень, — одновременно ответили мы.
— И мне тоже. А мои дети уверяют, что все это бред сумасшедшей старухи. Несмотря на то что все работают в театральной сфере, совершенно лишены творческого воображения, — патетически закончила Руфа свою речь.
Мы с Ольгой молчали и ждали, что скажет дальше удивительная дама. А продолжения мне очень хотелось.
— Скажи своей бабке и моей сестре, чтобы не дурила. В конце концов, я старшая сестра и вырастила ее. Она обязана меня уважать. Может, мы вообще больше не увидимся.
Неожиданно упав в кресло, старушка зарыдала.
Мы кинулись утешать несчастную и бегали по дому в поисках сердечно-успокоительного средства. Вдруг послышался дикий хохот. Мы развернулись и в очередной раз остолбенели. Еще недавно бледное и немощное существо предстало перед нами с сигаретой в мундштуке и стопкой наливки в руке.
— Не дождетесь. Я еще долго буду всех доводить. Но между прочим, от меня тоже есть польза. Я очень вкусно готовлю и пеку пироги. А так как моя невестка вообще не готовит и не ест, то мои внуки и сын просто умерли бы, если б не я. Так что, девочки, бегите к себе и вечером приходите. Будет весело.
Мы поблагодарили хозяйку и стали спиной отступать к двери, как будто молясь на божество, сидящее в высоком вольтеровском кресле.
— Оля, какая потрясающая дама! — воскликнула я, как только мы отошли от дома.
— Да уж, — печально процедила подружка. — Я за эту «потрясающую даму» получу по полной программе. Мои просто меня убьют. А не передать ее просьбу я не могу.
— А в чем дело? Что они не поделили?
— Вот этого я как раз и не знаю. Бабушка обожала Руфу, и мы тоже жили здесь. Ты же видела, дом большой. Сестры купили его на две семьи. Но несколько лет назад что-то случилось. Мы за один день собрали все вещи и уехали в Москву. И на следующее лето снимали дачу уже на другой стороне.
Дальше мы шли молча, и я думала о том, что могло разлучить старых женщин. Я совершенно забыла, что меня ждут дома, да и о своем новом знакомом, из-за которого затеяла весь этот поход. Вспомнив про родственников, внутренне похолодела, хорошо представив себе разнос, который меня ожидает. Я необязательна, неблагодарна и на меня нельзя положиться. Меня нужно срочно отправить в Москву, к маме, и пусть она, моя бедная мама, разбирается с издержками моего воспитания. Этого допустить было нельзя. Но что самое печальное, все сегодня уезжают в Москву, и я не смогу вечером пойти на потрясающую вечеринку.
— Оля, меня не отпустят из дому сегодня. Я должна сидеть с детьми, — сказала я в отчаянии. — Что делать?
— Да подожди ты! Еще неизвестно, что скажут мои, может, мы тоже никуда не пойдем.
С убитым видом мы вошли в ворота нашего поселка, так ничего и не придумав, у перекрестка распрощались, и каждая отправилась получать свою порцию выговора.
Я влезла в дырку в заборе, оказалась в кустах малины и услышала громкие недовольные голоса. Кричала Таня, Костя ей вторил, а Валентина Сергеевна удрученно кивала головой и поджимала губы. Я набрала полный подол малины, исколов и исцарапав руки в кровь. С бидоном в одной руке и поддерживая подол платья другой, я явилась пред светлы очи всей семьи.
— Боже, что за вид? Где ты была? — набросился на меня Костя. — Ты что, память потеряла? Мы же должны уезжать…
— Конечно, о том, потеряла ли она совесть, даже не нужно спрашивать. У нее ее просто нет, — съязвила Таня.
Никому не пришло в голову спросить, может, что-то случилось… Может, мне нужна помощь…
— Господа, подождите, — встряла Валентина Сергеевна учительским тоном. — Надо все-таки выслушать Леру.
— Ну… говори быстрей, мы опаздываем, — торопил меня Костя.
Знаете, что такое подросток в шестнадцать лет, особенно если его загоняют в угол? Пять минут назад я чувствовала себя страшно виноватой и хотела как-нибудь загладить свою вину. А сейчас точно знала, что мне хочется развернуться и пойти собирать вещи. Однако под требовательными взглядами святого семейства это было непросто сделать.
— Вот принесла молоко и малину, — тихо сказала я. Резко поставила бидон на стол и туда же высыпала ягоды.
И тоскливо подумала: «Ну, сейчас начнется». Но, видимо, все очень торопились. Когда я молча и медленно пошла в дом, вслед услышала только слова Валентины Сергеевны: