Дневник Шизофреника
Шрифт:
– Куда вы забрали моего отца? – раздельно проговорила девочка.
От той болтушки, любительницы книжных, как говорят нынешние подростки, стеклом рвущих душу романов, не осталось и следа. Катя не понимала, что происходило и какую роль во всём этом играл её отец, потому боялась и одновременно злилась.
– Мы все просто посидим здесь, – сказал головорез, занявший диван. – Когда твой отец отдаст моему начальству деньги, которые он задолжал, тогда тебя и твоего друга отпустят.
– Какие ещё деньги? – не понимала Катя. – Кажется, вы ошиблись. Мы живём в крохотной квартирке на самой окраине, и у нас даже
– Мало ли на что он их потратил, – заметил головорез. – Но, будьте уверены, вас мы не тронем – пока что на это нет причины.
– Пока что…. – повторил за ним Шизик и усмехнулся.
– Умолкните, – строго указал ему да и в придачу Кате головорез, занявший стул. – Не усложняйте ситуацию.
Шизофреник выводил его своим видом: проведя сутки без лекарства, на голодный желудок, так ещё и не выспавшись, парень выглядел болезненно, будто что-то употребил, что в некоторой степени было правдой, но не в этом состояла суть – вид его не оставлял в покое этого головореза.
– Что-то с тобой явно не так, – заметил он, обращаясь к Шизику и, само собой, ожидая от него ответа, хотя секундой ранее приказал заткнуться.
– Он болен, – вступилась за друга Катя.
Не рад этому был сам шизофреник. Сию же секунду он метнул в неё недовольным взглядом. Девочка снова начала раздражать его. К ней вернулась её назойливость.
– Не надо, – попытался остановить её парень.
Однако девочка была неумолима в своей дотошной заботливости. Она, не обратив внимания на тон, с которым попросил её Шизик, взяла речь о том, каково жилось нынче людям, больным шизофренией.
Неудивительно, что диагноз, поставленный пареньку, заинтересовал обоих головорезов, но если тот, что сидел на диване, лишь внимательнее взглянул на шизофреника, то второй усмехнулся и с нахальной физиономией пригнулся к парню.
– Значит, видишь что-то? – спросил тот заговорщицки.
– Не вижу я ничего, – опустив глаза, пробурчал парень.
Шизик знал, что на этом всё не должно было закончиться. Встречались ему иногда на пути люди, которые любили потешаться над ним. Одного вы уже встречали возле дыры в заборе, на территории детского дома. Второго знал Шизик, и пока я не видел его. О нём парень часто думал, но я так и не понял, кем он ему приходился. Я пришёл к мальчику на шестому году его жизни, когда у него был ещё дом и семья, так что я мог пропустить некоторые моменты его детских лет, а также не уловить те коренные страхи, лежавшие где-то в основе тщедушной душонки моего мальчика.
– Какой несговорчивый, – хмыкнул головорез и уставился на своего приятеля с такой миной, будто рассказывал шутку.
Несмотря на всё моё, мягко говоря, не очень хорошее отношение ко всем этим преступным личностям, я всё же проникся некоторой симпатией ко второму головорезу, прочно сидевшему на диване в той позе, которая выражала, что тот готов ко всему в любое время суток. Он чуть сжал губы и легонько покачал головой в ответ на веселье сослуживца. Однако тот воспринял этот знак как приглашение потешиться над и без того потрёпанным жизнью бедолагой.
– А что же мы это будем ждать какого-то там папашу? Ведь он запретит нам выпить, не так ли? – обратился он будто бы к Кате, которая, на самом деле, не вызывала у него сумасшедшего интереса, в отличие от её друга.
– Что ты удумал? – спросил его второй.
– Цербер, погоди, – ответил ему сослуживец, показав идиотский зверский оскал.
Судя по его взбудораженному поведению, он придумал какую-то забаву. Головорез перемахнул ногу через сидение и развернулся в зал. В ту же минуту он усмехнулся и обернулся к сослуживцу со словами:
– Все удрали, черти эти!
– Без них обойдёмся, – ответил Цербер, как его обозвал коллега. – Всё равно никто из них….
Второй головорез даже не подумал дослушать его реплику и ушёл к барной стойке. Кажется, он собирался припастись чем-нибудь горячительным.
– Всё равно никто из них не расскажет о нас, – досказал свою мысль Цербер, обращаясь уже к подросткам.
– Почему нет? – уточнила Катя.
– Наши все, – отмахнулся тот.
– Кто ваши?
– Она всегда такая дотошная? – обратился к Шизику головорез.
В ответ парень покачал головой и добавил:
– В любое время дня и ночи.
Как и мне, Цербер, или как бы его ни звали по-настоящему, понравился Шизику. Возможно, он встретится нам снова. У меня обычно хорошо работает шестое чувство. И я по неясной причине всегда точно могу предсказать, кто появится в нашей истории ещё хоть разок. Но, как вариант, в этот раз я заблуждаюсь, и этот головорез останется второстепенным, практически безликим персонажем.
На слова друга девочка ничуть не обиделась. Она в совершенстве знала себя и все свои сильные, слабые, никому не нужные стороны характера. Катя терпеливо, что не соответствовало её темпераменту, дожидалась шанса улизнуть и утащить за собой друга, не сильно спешившего покинуть компанию головорезов. Удивительным казалось мне, как парень, который знал, что его «накажут», мог спокойно усидеть на месте. Он ждал своей взбучки. Наверное, он хотел скорее встретиться с «гостями», будто ему мало было кота, разгуливавшего по спинке кресла, за спиной Цербера, да меня, неотступной тенью преследовавшего его уже двенадцать лет. Впрочем, я сам виноват, что моего присутствия ему не хватало, ведь я никогда особо не показывался – не в моей это привычке выходить наравне с мелкосортными пугалками.
Напоследок, оставляя вас, скажу, что алкоголь в этом заведении за всю его историю был наихудшего качества, так что не советую «Содом и Гоморра»; сходите в другой бар, их в этом районе предостаточно.
Второй же головорез вернулся с парой бутылок то ли виски, то ли что это вообще такое было буро-оранжевого цвета. Их он поставил на стол и подмигнул парню.
– Восемнадцать есть? – уточнил он.
Шизик всё же чуть напрягся, но честно ответил:
– Есть.
– А тебе? – обратился головорез уже к Кате.
– Нет. И пить мы не будем, – категорично заявила она. – Мой друг в том числе.
– Я сам решу, – отпорол ей парень.
В душе он был с ней согласен. Алкоголь, несомненно, был пропускным билетом в кинозал шизофренических видений, но ведь существовали и другие пути, после которых не следовало осушающее рот и душу похмелье. Однако согласиться с Катей значит то же самое, что однозначно признать её право диктовать свои правила; и в этом шизофреник был убеждён в высшей степени.
– Правильно, мужик должен пить хотя бы потому, что он мужик, – ответил головорез.