Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А
Шрифт:
Ввиду того, что проход был страшно узким, то лучи на стены падали под очень малым углом, из-за чего малейшая неровность на стене отбрасывала гигантскую тень. Итак, я оглянулся назад. Узкий коридор был погружен в полумрак, но я прекрасно видел поворот, ибо прямой угол стены был кое-где освещен лучами, проскальзывающими вдоль стен прохода.
И вот мы дошли до окончания прохода. Это окончание имело весьма оригинальный вид. Стена, преграждавшая нам путь, под самым потолком имела квадратное отверстие шириной в метр. Это было начало наклонного хода, уходящего куда-то налево ввысь. Около этого отверстия, в правой стене
– Ну, чего же ты стоишь-то? – сказал Мишка на Олега. – Лезь туда в нишу, только не сорвись; а я потом полезу к тебе и осмотрю этот наклонный ход!
Я немножко отошел назад, чтобы дать Мишке посторониться от взбиравшегося на нишу Олега, ибо тот мог бы ему попасть ногами в лицо.
На обложке рукой автора: Продолжение в VI-ой тетради.
Тетрадь XIII. 1940–1941 гг.
24-го августа – 3-го января
Продолжение 24-го августа.
– И это правильно, – сказал я. – Чтобы в столичном академическом театре шли произведения, не имеющие совершенно никакой ценности – это возмутительно!
– Да, – проговорил М. Н. – У нас еще до сих пор нет настоящей оперы! Мы еще до этого не дошли!
– …Теперь там в Большом и «Аида» пойдет! – хитро усмехнувшись, изрек я.
После этого М. Н. попросил меня показать все то, что я приволок из дому. Серия о церквушке им пришлась по вкусу, так же, как и Украинский доклад. Что касается собора, то о нем они ничего не могли сказать, так как это была моя давнишняя работа, но вообще она была, несомненно, хуже висевшего на стене рисунка. Я очень обрадовался их отзывам о моей серии и оформлении доклада…
Между тем, М. Н. сказал:
– Я теперь вижу, что передать точный облик предмета ты умеешь. Это ты делаешь почти в совершенстве! Но ведь не только в одном этом заключается рисунок. Ты теперь возьмись за новое… постарайся передавать мораль предмета… его внутреннюю жизнь… Вот, например, купол собора на рисунке, что ты нам подарил, – он живет… Там чувствуется, как говорится, его «душа».
– А ведь он у меня тоже точно сделан, – возразил я.
– Но это не важно! Все-таки купол с его колонками и этой косой тенью изображает нечто живое! Вот ты теперь старайся передавать во всех своих рисунках эти внутренние качества предмета, и все это вместе с твоим умением хорошо изображать внешний облик будет рождать у тебя еще более лучшие рисунки!
– Это правильно, – согласился я.
– Тебя вообще драть не мешает! – вдруг сказала М. Ив.
– Может быть, я и достоин этого… – сказал я. – А что?
– Да я бы на твоем месте, – ответила она, – пошла б в художественную школу и постаралась, чтобы из меня вышел настоящий художник.
– Ну-у! – недовольно протянул я.
– А мама что говорит?
– Она хочет, чтобы я рисовать учился.
– И правильно делает! – продолжала М. Ив. – Ты бы рисовал и был бы пианистом! Чего же лучше?
Мы еще о чем-то поругались, и потом М. Ив. предупредила меня, чтобы я не спускал свои музыкальные знания.
– С вами теперь нужно быть построже, – сказала она
– О-о! Мы народ тяжелый! – согласился я. Нас нужно держать в кулаке, а то, чего доброго, будем бездельничать и отлынивать от занятий!
– Теперь у меня будет лишь трое учащихся, – сказал М. Н., – а то с вами прямо беда! Трудно очень! Я оставлю себе получше, так как с остальными я буду только время терять. С Кирой я заниматься перестал. С Генькой тоже! Заленился парень! Мальчишка он хороший, но лентяй!!! Можно сказать, я уже перестал с ним заниматься. Я думаю оставить у себя только Лору, тебя и еще там одну…
– Так что вам теперь будет трепка! – сказала М. Ив. – Только держитесь!
– Да, теперь вся ваша строгость будет рушиться на нас лишь троих! – проговорил я. – Ну! Конец нам пришел!
Немного погодя М. Н. спросил меня, как у меня идет переписка с Раей. Я рассказал ему об ее ответе на мои письма, что я получил девятого августа, и добавил, что на днях напишу ей ответное письмо.
– Она писала мне о том, – сказал я, – что я зря читал вам все ее вопросы о вас! Она говорит, что вы ее не знаете и в душе можете обидеться!
– Я? Что ты?! – проговорил М. Н. – Нет, я и не подумал обижаться! Я прекрасно понимаю, почему она так подробно расспрашивала тебя о твоем педагоге…
– … Она, видимо, хотела, – добавил я, – чтобы я попал к хорошему, вот она и спрашивала меня!
– И я ее понимаю! – сказал мой учитель. – Чего же тут обидного?
Когда я уходил, я сказал, обращаясь к обоим домочадцам:
– Теперь я все внимание уделю докладам и музыке. Отделавшись от всех докладов, у меня останется тогда лишь музыка и рисование.
– Вот, вот! Рисовать ты должен во что бы то ни стало! – сказала М. Ив.
Умалчивая о своем рассказе, я объяснил и о пользе докладов. Ведь они приучают меня к совершенно необычному. Они мне помогают в достижении цели, чтобы стать универсальным художником– любителем. Ведь в докладах своих я должен рисовать и камни (если это минералогия), и животных (если это зоология), и т. д.
– Очень большую пользу в рисовании, – сказал я, – мне приносит Итальянский доклад. Там я должен рисовать все. И пейзажи, что там имеются, и виды городов, которые там есть, и животных, живущих там, и растений, там растущих, и камни, добывающиеся там, и даже карты географические… а главное – я там должен уметь вообще аккуратно и красиво оформить весь альбом. Короче говоря, самое главное еще впереди. До сих пор я рисовал там маленькие картинки, а под конец у меня там пойдут рисунки во весь лист! В общем, самое трудное в будущем. Мне тяжело с ним будет, но зато, когда я его кончу, я буду счастливейшим человеком, потому что буду иметь его перед собою в полном законченном виде!
25-го августа. Сегодня Илюша уехал в Ленинград. Я проводил его до метро и поручил ему сказать Рае, что я скоро ей напишу ответ.
– А поручений каких-нибудь у тебя нет? – спросил он. – Может, достать для тебя что-нибудь там?
– Вот, если там ты найдешь общие тетради, то это будет хорошо, – ответил я. – А то здесь в Москве их совсем нет!
– Постараюсь их привезти! – проговорил он. – А сколько?
– Да по возможности больше! Но только по возможности!