Дневник тайных пророчеств (Мифы Туринской плащаницы)
Шрифт:
В гостиной он вновь открыл створку серванта и взялся за бутылку. Еще через пять минут с коньяком было покончено.
Берсенев почувствовал, что черный зверь, зашевелившийся было у него в душе, снова уснул. Надолго ли? Бог весть. Вернувшись в постель, отец Андрей накрылся одеялом с головой и через минуту забылся тревожным, неприятным сном.
Ему снилась голая Женя с развевающимися на ветру светлыми волосами, похожими на всполохи огня. Она сидела верхом на черном волосатом драконе, распростершем огромные перепончатые крылья. Сидела и
– Женя… – зашептал дьякон во сне. – Женя…
Внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд и резко проснулся. Открыл глаза, молниеносным движением схватил за горло нависшую над ним тень и повалил ее на постель, подмял под себя. Слабый окрик заставил его остановиться.
– Что вы делаете, сумасшедший! – крикнула Женя, вырываясь.
Берсенев понял, что сжимает девушку в объятьях, и ослабил хватку.
– Что? – хрипло проговорил он. – Что вы здесь делаете?
– Хороший вопрос, – усмехнулась Евгения, высвобождаясь из его медвежьих объятий. – Я ходила на кухню попить воды и услышала, как вы стонете во сне. Решила посмотреть, все ли у вас в порядке. А вы чуть не задушили меня!
Дьякон нахмурился и с силой потер пальцами пылающий лоб.
– Простите, – сказал он виновато. – Давно вы здесь?
– Где?
Отец Андрей смутился.
– В моей постели, – промямлил он.
– А разве вы ничего не помните?
Берсенев покачал взлохмаченной головой:
– Нет.
Женя пристально и холодно посмотрела ему в глаза.
– Н-да, – проговорила она насмешливо. – Чисто мужской подход к проблеме. Выбросить все из головы, и дело с концом. Ладно… – Она села на диване и оправила халат. – Пойду сварю нам кофе.
Дьякон посмотрел в окно и увидел, что уже светает. Женя вставила босые ноги в тапочки и поднялась с дивана. Дьякон удержал ее за руку.
– Что еще? – спросила Женя.
– Между нами что-нибудь было? – глухо спросил он.
Женя вырвала руку.
– Пить надо меньше, – сухо сказала она. – Тогда и не будете задавать глупых вопросов.
«Было или нет? Было или нет?» – мучительно старался вспомнить отец Андрей.
И – не вспомнил.
За завтраком он смущенно и напряженно поглядывал на Евгению, но она вела себя абсолютно естественно. «Ничего не было», – с некоторым облегчением подумал дьякон. Но тут же почувствовал и что-то вроде сожаления.
Продолжая размышлять, он закурил сигарету и стал курить короткими затяжками, запивая табачный дым крепким черным кофе.
– Вы в отличной форме, – сказала зачем-то Женя, уплетая бутерброд с маслом. – Утрете нос любому двадцатилетнему парню.
«Или все-таки было», – подумал дьякон, наморщив лоб. Он страдальчески вздохнул и снова взялся за чашку.
Евгения посмотрела на него, на этот раз без тени насмешки, и вдруг сказала сухим, напряженным голосом:
– Вы не сочтете меня за дуру, если я выскажу вслух то, о чем мы оба думаем?
Дьякон медленно
– Попробуйте.
– Это насчет злодея, который выкапывает трупы. Мне кажется, что он хочет… – Женя выдержала паузу, собираясь с духом, затем нахмурилась и твердо договорила: – Произвести на свет Антихриста.
Серый столбик пепла с сигареты дьякона упал на белую скатерть стола.
Глава 4
Черные колдуны
Харрар, Африка. 1913 год
Николай Степанович открыл глаза и увидел перед собой оскаленную зловонную пасть гиены.
– Прочь! – крикнул он и попытался подняться.
Гиена отскочила в сторону, но не убежала. Она внимательно следила за раненым человеком, время от времени поднимала морду и с наслаждением вдыхала запах окровавленной человеческой плоти.
Гумилев, превозмогая боль, уселся на земле и поднял к глазам револьвер. Откинув барабан, он хмуро посмотрел на медную головку единственного оставшегося патрона.
– Черт… – проговорил он, морщась от боли, и, защелкнув барабан револьвера, перевел взгляд на левое предплечье. Металлический наконечник стрелы по-прежнему торчал из окровавленной руки.
Боль была пульсирующей, тошнотворной, словно кто-то методично дергал за обнаженное мясо кусачками. Гумилев достал фляжку и быстро свинтил крышечку. Воды осталось на два глотка. Николай Степанович сделал один глоток, подождал… затем нервно дернул щекой и допил воду. Фляжку он отбросил в сторону.
Гиена осторожно приближалась. Гумилев крепко сжал рукоять револьвера и замер. Шаг… еще шаг… Остановившись, гиена настороженно принюхалась, затем так же медленно и воровато двинулась дальше.
Николай Степанович наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Он знал, что челюсти взрослой гиены обладают почти такой же силой, что и львиные. Ей ничего не стоит разорвать человека на куски.
По мере приближения зверя сердце Гумилева колотилось все быстрее и быстрее. Стиснув зубы, он изо всех сил старался унять нервную дрожь. Гиена остановилась в шаге от него. Похоже, тварь чувствовала запах железа, и это ее настораживало. Она понюхала воздух, мотнула широкой головой, замерла на мгновение, дав удобный упор коротким задним лапам, и вдруг бросилась вперед.
Гумилев быстро откатился в сторону и услышал, как зубы гиены лязгнули у него над самым ухом. Промахнувшись, гиена на секунду опешила, но тут же бросилась на человека снова. Гумилев резко вскинул руку и выстрелил зверю в раскрытую пасть.
Гиена захрипела, покачнулась и рухнула набок. Тело ее скрутила судорога. Она мотнула головой, разбрызгивая кровавую пену, и стала загребать землю лапами.
Николай Степанович выбросил револьвер и, схватившись рукой за дерево, попытался подняться. Дикая боль в ноге заставила его снова сесть на землю. Перед глазами все поплыло, и он понял, что теряет сознание…