Дневник Верховского

Сафронов Юрий Иванович

Важность албанского вопроса видна из меморандума императора Австро-Венгрии Франца Иосифа от 1 июня 1914 года, отправленного германскому императору, из чего тоже можно сделать определенные выводы о расстановке сил: «Сравнив сегодняшнюю ситуацию с ситуацией, возникшей накануне большого кризиса (1912—1913), следует констатировать, что общий результат, если мы его будем сравнивать с позиции Австро-Венгрии и Тройственного союза (Германии, Австро-Венгрии и Италии. — Ю.С.), ни в коем случае не может быть расценен как позитивный. Однако при подведении баланса нельзя не отметить и несколько положительных моментов. Удалось в качестве противовеса против проникновения Сербии заложить основы независимого албанского государства, которое, возможно, через несколько лет после завершения его внутренней организации станет военным фактором в расчетах Тройственного союза. Отношения

Тройственного союза к набирающему силу и растущему Греческому королевству постепенно сформировалось таким образом, что Грецию, несмотря на ее сотрудничество с Сербией, не следует категорически относить к противникам… Болгария избавилась от воздействия русского гипноза и сегодня уже не может расцениваться в качестве проводника российской политики. Болгарское правительство, наоборот, стремится завязать более тесные контакты с Тройственным союзом. Наряду с положительными моментами нельзя не учитывать моменты отрицательные, являющиеся более важными. Турция, совпадение интересов которой с интересами Тройственного союза было очевидным, и которая представляла собой сильный противовес России, а также Балканским странам, была почти полностью вытеснена из Европы, и ее великодержавная позиция потерпела существенное поражение. Сербия, политика которой в последние годы отмечена недружественными тенденциями по отношению к Австро-Венгрии, и которая полностью находится под российским влиянием, достигла прироста территории и населения, значительно превышающего ее собственные ожидания»^{59}.

Военный агент России в Берлине полковник П.А. Базаров, указывая на пропаганду милитаризма в Германии, на силу милитаристских кругов, повсюду кричащих, что «война нужна была Германии, как гроза в душный летний день», предупреждал: «С настроением этим, несомненно, следует считаться…»^{60}.

О том, что Германия не останется в стороне в случае военного конфликта, заявлял и германский рейсканцлер: «Открыто противопоставив «славян» «германцам», он предупредил, что Германия никогда не оставит Австро-Венгрию одну, — «в верности союзу мы пойдем дальше дипломатического посредничества»^{61}.

Дальнейшее развитие событий отчетливо показало, что нужен был предлог, чтобы разгорелся общеевропейский пожар. Такой предлог был вскоре найден.

Глава II.

АЛЕКСАНДР ВЕРХОВСКИЙ В СЕРБИИ

Офицер Генерального штаба не должен иметь своего имени.

Генерал-полковник Ганс фон Сект

Когда Генерального штаба капитан А.И. Верховский в январе 1914 года убывал в Сербию, он несомненно знал, что заграничные командировки российских секретных агентов носили двоякий характер: одни назывались официальными приглашениями, на условиях взаимности, другие были негласными, с военно-политическим заданием, иногда даже по чужим паспортам. В случае обнаружения подлога могли быть большие неприятности не только для агентов лично, но и для российских министров — военных и иностранных дел.

Хорошо известно, что слежка со стороны зарубежных спецслужб производилась не только за военными агентами, но и за всеми офицерами, окончившими академию Генштаба, поэтому им нужно было постоянно не терять бдительности. Для того чтобы офицеру-генштабисту можно было выехать за границу (обязательно в штатском «партикулярном» платье) с использованием льготы по оплате проезда, нужно было соблюсти определенные условия. Согласно правилам, таким лицам выдавались обыкновенные билеты со штемпелем «офицерский», но не иначе, как по предъявлении на этот предмет удостоверения, снабженного фотографической карточкой воинского чина в надлежащей военной форме, удостоверений, и своих заграничных паспортов. Выдача удостоверений возлагалась на комендантов городов и крепостей или исполняющих их обязанности воинских начальников и под их непосредственную ответственность за правильность выдачи [3] .

3

В личном архиве сохранился железнодорожный справочник 1914 года, из которого следует, что Верховский мог ехать в Сербию, например, маршрутом № 117, расст. 1045 км «без пересадки до Варшавы», далее в Белград. — Ю. С.

Из мемуаров графа А. Игнатьева, атташе во Франции, можно

узнать, что для русского военного главным затруднением при отъезде за границу являлось как раз переодевание в штатскую одежду, поскольку снимать военную форму в ту пору в России было строго запрещено, даже при нахождении в отпуске. Он же пояснил, как происходило временное расставание с военным мундиром при отъезде за границу. Переодевание в штатскую одежду происходило непосредственно на границе в кабинете начальника жандармского управления.

Служивший в разведке А.А. Самойло (1860—1963), и потому хорошо знавший предмет, писал о таких секретных зарубежных командировках, что успех здесь зависел от осторожности, предусмотрительности, ловкости агентов. Обычно вымышленным предлогом для таких поездок было ознакомление с историческими памятниками, достопримечательностями городов и т.п.^{62}.

Такие «традиции» разведки были весьма прочными и сохранились надолго. Английский журналист писал: «Перед Второй мировой войной началась ожесточенная и длительная борьба между английской и германской дипломатиями, в распоряжении которых были целые армии тайных агентов. Ареной этой жестокой борьбы с 1939 по 1941 год был и Белград… Шпионы слетались на Балканы как мухи на мед. Английские учителя и лекторы, французские фольклористы, прибалтийские бароны, увлекавшиеся фотографией, и гитлеровские «туристы», проявлявшие живой интерес ко всему, проезжали через Белград, выполняя какие-то подозрительные миссии. Мало кому из моих товарищей журналистов в той или иной форме не предлагали выполнять секретные поручения»^{63}.

Военными агентами перед началом Первой мировой войны были: в Сербии — полковник Генштаба Виктор Алексеевич Артамонов, в Германии — Павел Александрович Базаров, в Австро-Венгрии — Михаил Ипполитович Занкевич (вскоре замененный на полковника Генштаба барона Александра Георгиевича Винекена), в Черногории — Николай Михайлович Потапов, в Болгарии — полковник Георгий Дмитриевич Романовский. Как вспоминал генерал А.А. Самойло, все они «находились под строжайшим негласным наблюдением германской и австрийской разведок. В то же время Генштаб требовал от них доставки секретных данных, хотя, наряду с этим, военным агентам официально запрещалось заниматься агентурной разведкой, чтобы не компрометировать себя и свои представительства»^{64}.

Членами малочисленной русской дипмиссии в Белграде в 1914 году, помимо В.А. Артамонова, были: посланник Н.Г. Гартвиг, первый секретарь В.Н. Штрандман, второй секретарь Л.С. Зарин, драгоман (переводчик) И.Г. Мамулов, курьер Иван Гашевич.

В.А. Артамонов и В.Н. Штрандман, через много лет, находясь под грузом прожитого, оставили свои воспоминания, несомненная ценность которых состоит в том, что они, как и положено в таких случаях, отражали их личную точку зрения на события лета 1914 года, приведшие к мировой катастрофе. При этом заслуживает внимания, что Артамонов и Штрандман во время Сараевского убийства находились в отпуске за границей Сербии. В отличие от обоих этих авторов, 27-летний капитан Верховский вел свой дневник непосредственно на месте, в дальнейшем не вносил в него правок, что может представлять особую ценность для историков.

Деятельность русского посланника в Сербии Николая Генриховича Гартвига заслуживает самого пристального внимания, начиная с момента его назначения на эту должность.

Граф С.Ю. Витте отмечал, что в 1910 году, во время остро вставшего вопроса с назначением на ответственный пост министра иностранных дел (взамен уходящего в отставку Извольского после постыдной истории с присоединением Боснии и Герцеговины к Австрии), он предложил на этот пост посланника в Сербии Н.Г. Гартвига. Извольский тогда ответил, что государь никогда не согласится назначить на столь ответственный пост человека, «не носящего русской фамилии»^{65}.

Извольский (его считают масоном и убежденным англофилом), находясь за границей в Австрии, встречался с графом А. Эренталем, австро-венгерским министром иностранных дел (1906—1912).

По версии Эренталя, оказалось, что он говорил Извольскому о своем предложении присоединить Боснию и Герцеговину к Австрии, и Извольский против этого не возражал. А только ставил условием — открытие для русского флота Дарданелл, на что он, Эренталь, не дал определенного ответа. По мнению же Извольского, он возражал против такого присоединения^{66}. В любом случае, туманные обещания Извольского позволили Австро-Венгрии осуществить постыдную аннексию, и это было еще одним шагом к завязыванию сложного узла проблем на Балканах.