Дневник. 2009 год.
Шрифт:
Иона обиделся:
– Ну и что, что Пичхадзе еврей! Да хоть кто. С чего вы взяли, что раз я еврей, так мне надо к евреям ходить и на еврейке жениться? Вот у вас жена русская. И ничего. А про армян тоже много всякого рассуждают».
И вот, значит, Иона начал вроде бы свататься. Кроме любимой мною гастрономии, здесь еще и удивительная и предельно точная примета времени – звучание немецкой речи.
«Холодные закуски лились рекой, суп с клецками, рыба фаршированная и так далее. А сервировано не хуже, чем в «Национале».
Хана Гедальевна вставила:
–
Иона возьми и брякни:
– Их хоб форгесн. Я после войны не могу слышать еврейской речи. Потому что она сильно смахивает на немецкий язык. И потом, столько горя из-за этого людям еврейской национальности! Говорят, что немцы евреям это сильно ставили в вину, что идиш похож на немецкий.
– Что вы говорите, Иона! – Хана Гедальевна выкатила глаза от удивления: – При чем тут язык, хоть и идиш? Разве за язык убивают?
Иона пожал плечами:
– Не знаю. Но давайте про грустное не говорить за этим прекрасным столом. Давайте выпьем за знакомство».
Мне надо теперь решить, почему я выбрал и эту третью цитату. А здесь много оттенков, как и положено первоклассной прозе. И советское воспитание, и менталитет и евреев, и грузин, и время, и многое другое. Выбрал потому, что подобная проза редкость. Я еще и рассказ Хемлин на семинаре вслух прочту.
«– Ну, Иона, ты сильно понравился Софочке. Но еще главнее, ты понравился маме Кременецкой. Она в семье играет главную дудку. Ну как, рад?
– Конечно, рад. Скрывать не буду. И Софочка мне понравилась. Интересная девушка. Что дальше?
– А дальше то, что я прежде не выяснил главный вопрос. А теперь меня Хана Гедальевна спрашивает. Ты мне прямо скажи, Иона, ты обрезанный?
Иона засмеялся:
– Ой, не могу! Да не обрезанный я! Не беспокойтесь! Я ж советский человек. Это вы для анекдота спрашиваете?
– Ну тогда, ингеле, тебе от ворот поворот на первом шагу. Хана Гедальевна согласна только на обрезанного. Ей нужен настоящий еврей. У них семья такая, что ой-ой-ой на этот счет. Извини, моя вина. Нужно было про это сначала спросить.
Иона разозлился:
– Настоящий еврей! А я что, подделочный? У меня в паспорте написано.
Пичхадзе делает ему пальцем предупредительный знак:
– Ты тут не кричи. Хочешь, спрошу – если ты сейчас обрежешься, они тебя возьмут?
Иона оскорбился:
– Да и говорить с ними не желаю! Ни на какой почве. Где видано, чтобы человеку условия ставили в подобном роде. Спасибо, конечно, но я обойдусь как есть. Без обрезания. Мне смешно, и только потому не обижаюсь. Бывают всякие люди. А вам насчет еврейства вообще стыдно рассуждать. У вас фамилия грузинская и в паспорте записано, что грузин, а вы меня черт знает чем попрекаете.
Пичхадзе стал пунцовый:
– Ты щенок, мои предки эту фамилию носили испокон веков, а что у меня в паспорте записано – не твое дело! Я на паспорт плюю! Если тебе интересно. А на это дело не плюнешь, – и он ткнул пальцем себе в штаны. – У меня дед был раввином в Кутаиси».
И, наконец, самое последнее. Здесь какая-то удивительная перекличка с сегодняшним временем, полным перевертышей.
«Петр Алексеевич твердо заявил:
– Мы войну не выиграли, если б не устав. Устав есть кулак. Теперь что – сплошное шатание. Я старухе иногда читаю по памяти. Она смеется. Ну и дурь, говорит, все же и так понятно: кому, как, куда, если что. Не понимает сути.
Иона поддержал:
– А суть в том, что каждая буква оплачена кровью.
– Вот именно, – Петр Алексеевич встал и с рюмкой потянулся к Ионе: – Молодец.
Иона продолжал, потому что уже много выпил:
– Ты присягу давал? Давал. Договаривались? Договаривались. Все тогда были? Все. А теперь отказываются. Вот и получайте.
И сказал с таким убеждением, что старик забеспокоился:
– Ладно, Ёня, дело прошлое.
Но Иона разошелся:
– Нет, я тебе скажу, тебе форму дали – тебя всегда по ней узнают. Другую одел – все равно узнают. И под суд. Потому что присягу формой не отменишь. А если, допустим, ничего не давал. Просто губами, а не горлом слова, тогда как? А я тебе скажу: ты рядом в строю стоял – значит, получай. Мне товарищ разъяснял, что когда евреи с Богом встретились лично, они ему присягнули на верность и устав приняли от сих до сих. И там все присутствовали как один: и те, что тогда жили, и те, которые еще не родились во веки веков».
Это, конечно, абсолютно специфическая литература на отличном русском, порой стилизованном, языке. Самое крупное достижение автора – это в первую очередь манера повествования, где, почти как в Библии, все укрупнено и движется с таким же ритмом, как время.
Сегодня на занятиях – «Новые конфигурации подготовки бакалавров и магистров». Алекс. Иван. Куропятник начал с вещи для всех чувствительной: Введение нового стандарта подразумевает изменение в штатном расписании. Магистры? Сегодня они есть, завтра их нет, потому что нет госзаказа. Суть магистратуры не увеличивать срок обучения на два года, а точечная подготовка, в соответствии со спросом.
В связи с этим я вдруг вспомнил, как пятнадцать или двадцать лет назад, когда я только начинал преподавание литмастерства, сам сделал некий «стандарт», план и последовательность разбора тех или иных явлений и упражнений. Я думал, что по этому плану буду работать много лет, а вышло, что уже при следующем наборе все пришлось поменять.
Государство сокращает заочное отделение. Государство хотело бы, судя по закону об образовании, чтобы все получали дополнительное образование за свой счет. Здесь вопрос, как сохранить штат? Но преподаватели хотят закрепиться на уровне бакалавриата, а не на уровне магистратуры. Здесь – на четыре года. Но будет ли на следующий год магистратура?