Дневник. 2009 год.
Шрифт:
Гуляя по перпендикулярному моей улице большому проспекту, я вдруг увидел и не поверил своим глазам. Далеко впереди, уже почти у самой изгороди, отделяющей через широкую просеку наши «Маяки» от других кооперативов, я смутно увидел какое-то неясное и таинственное движение. Подойдя поближе, я обнаружил, что это вдоль улицы и навстречу мне движется небольшое стадо белых коз. Вблизи обнаружился и пастух – это была пожилая женщина с пустым ведром в руке. Рядом суетилась и небольшая веселая собачка.
Не смог удержаться, чтобы не снять показания. Хозяйку зовут Тамара Михайловна, она моя ровесница, уже больше восьми лет безвыездно живет здесь. Коз водила на просеку между кооперативами, где повалили березы, козы обдирают кору. Сено заготовляет сама, косит летом и возит на участок
2 марта, 2009 года, понедельник.
Тихо и скромно решил, наконец-то, провести день дома, почистить дневник, дописать статью о театре Гоголя и взяться за роман. Утром с наслаждением читал те отчеты и эссе, которые ребята сделали по заданию «Каникулярное чтение». Мне кажется иногда, что мы зря нападаем на наших ребят, интересы у них фантастически широкие, а зачастую возникает и невероятная глубина.
Ира Усова начала свой список с книги Елены Стефанович «Дурдом». Честно говоря, не думаю, что это было что-нибудь интересное, но нащупала любопытную проблему. «Книгу я прочитала за одну ночь, в конце меня ждало небольшое разочарование. Елена Стефанович сейчас живет своей жизнью. У нее семья, она счастлива, – а её героиня Лена покончила с собой и оставила одинокого сына. Нет ли здесь некоего желания в документальных книгах или в книгах с документальной основой всё «добивать» «до полной истины, всерьез»?
Ира также прочла книжки Чака Паланика «Колыбельная» и «Призраки». Это, конечно, не мое чтение, но вот последнее, что Ира прочитала за каникулы и что она «случайно купила», – это «Женщина в песках» Кобо Абэ, и это меня порадовало. «За каникулы мне посчастливилось побывать в нескольких мирах, почувствовать несколько жизней».
Нина Желнина в восторге от «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева, и «поэма» эта для нее стала «родной и неповторимой». Для меня эта сага об алкоголизме никогда крупным достоянием литературы не казалась. Но зато Нина прочла также «Тарантас» Вл. Сологуба, а главное, – призналась, что любит Гончарова, дважды перечитала «Обломова», а вот сейчас прочла и «Обрыв». Любопытно, что перед этим она видела «Обрыв» на сцене МХАТа. Вот и еще проблема: как театр иногда растравляет русскую страсть к чтению.
Как всегда, очень интересно написала Саша Киселева. Самое любопытное, что в ее эссе присутствует и много размышлений. Например, одно, очень точное: «Стиль позволяет писателю писать о том, что ему вздумается». Обязательно запомню эту мысль и завтра использую её во время радиопередачи. Читала она Бродского, разглядывала альбомы о Фриде Кало, любит также Киселева, Шемякина и Гофмана. Её друг Марк Максимов также пытался читать Гофмана, но не очень получилось. Он сделал акцент на «Будденброках» Т. Манна и довольно долго рассуждал о своей попытке прочитать роман Леонида Бежина «Отражение комнаты в ёлочном шаре». Марку не нравится постоянное упоминание Лени о том, что он, видите ли, пишет экзистенциальный роман. Две убийственные фразы: «Все это превратило роман в нечто сплошное и занудное»; «Регулярная умильность вообще, как способ письма, на протяжении всего романа перемешивалась мелкими невнятными вкраплениями, отсылающими к Библии». Вот и еще вывод, впрочем, классический: «Не поминай … … всуе».
Александр Петров, который повзрослее, упоминая один из романов Харуки Мураками, говорит, что он напоминает собой игру в жизнь. «Все это – американский фильм, а не книга». Тем не менее Саша выделяет в романе интересную мысль: «Сексуальность – это творческая энергия… Однако если закупоривать ее в себе, не давая выхода, ум теряет гибкость, а тело дряхлеет». Есть и вывод: «Все это красиво, но искусственно притянуто за уши».
«По-настоящему необыкновенная книга, которую мне довелось прочитать за время каникул, – продолжает Саша. – Чингиз Айтматов, «Первый учитель». Ленин, коммунизм, партия – кажется, здесь есть все, чтобы отбить у современника желание читать». Вот так. «Повесть захватывает, поднимает все человеческое, что есть в душе, но глубоко запрятано».
Ну и теперь малышка Катя Писарева. У нее чтение первокурсницы. Читала Апулея, читала «Театр» Моэма. Один маленький, но злой вывод: «… глядя на людей, я задумываюсь, насколько сильно влияет на них история».
Вот так у меня прошло утро. Но тут раздался звонок от А.М. Туркова, и я узнал, что он снимает с защиты работу Андрея Васильева. Что же теперь с этими Васильевыми делать?! Сначала папа со скандалом и трепкой нервов закончил институт. Потом не без чьей-то «внутренней поддержки» приняли в институт сына. Потом было несколько скандалов по поводу разных несданных экзаменов у Васильева-младшего.
Сорвался из дома и на машине приехал в институт.
Сегодня ночью меня ждет пространный диплом Васильева, 80 с лишним страниц. Из института сразу же подался на проспект Мира – сегодня Слава Зайцев празднует свой день рождения и, как обычно, что-то «дарит» своим друзьям. Нам подарили еще один показ мод, новые модельерши и новые модельеры, новые костюмы, даровое шампанское, конфеты. Я был с Ю. И. Бундиным. Как Юрий Иванович заметил, «первых, знаковых лиц» было маловато. Валентина Терешкова, космонавт Леонов. Все остальные – будут у Юдашкина. Его пестрота ближе нашей элите.
В 9 часов вечера вступил на зыбкое поле стилистически исковерканного диплома Васильева. Стилистических ошибок тьма, в этом смысле он не лучше моего Карелина. Все довольно невыразительно. Но все-таки мне кажется, что диплом можно спасти, и я послезавтра попытаюсь это сделать.
3 марта, вторник. С каждым днем на политику остается все меньше и меньше времени. Политика откровенно стала мне скучна, и занимаюсь я ею лишь потому, что она отражает любимую мою категорию: социальную справедливость. А что стоит рядом с социальной справедливостью? Рядом с ней – государственное устройство, «чтобы жизнь, а не ярем…» Я не философ, а наблюдатель фактов, и из этих фактов один радует. Вроде бы Министерство обороны объявило, что никаких поблажек и отсрочек не будет нашим молодым спортсменам, нечего им таиться по базам, а пора, как и всем ребятам, становиться в армейский строй. Естественно, сразу поднялась волна протеста: как же так, это особые таланты! А я вот против «особых талантов». Я за то, чтобы эти особые таланты служили в армии, даже если они артисты балета, даже если они знаменитые певцы, киноактеры и прекрасные музыканты. По-моему, в Израиле или в каком-то другом восточном государстве существует правило: если не можешь служить в юности – дадим тебе отсрочку, лет до 40 или 50. Но должен отслужить. Кажется, все же это правило существует в Греции. Мне это очень по душе. Второе событие, значительное для Москвы наших дней, нашего времени. Некая группа предприимчивых москвичей, с которыми – один раз это было названо – действовала гражданка государства Израиль с грузинской фамилией – эта группа изготовила свыше миллиона билетов на метро и благополучно, пока их не схватили, распродала их. Тем временем начальство метро, экономя на всём, в час пик не смогло обеспечить свободный доступ пассажиров к кассе.
На всякий случай во вторник я приготовился обсуждать на семинаре большую повесть Магомета Нафездова. Это повесть о любви с оттенком восточно-кавказского менталитета автора. Обсуждать трудно, потому что переводчик хороший, но неизвестно, каков язык у подлинного автора. Есть интересные детали сегодняшней жизни, быта, и это я прочел с удовольствием. В этом смысле, несмотря на заданность сюжета и некоторых местных обстоятельств действия, – почти все, как при соцреализме – повесть читается с интересом, по крайней мере более ярко выраженным, чем при чтении нашей московской молодежной литературной тусовки.