Дневник. 2009 год.
Шрифт:
8 апреля, среда. Выехал из дома около двенадцати, в надежде что-то на работе сделать до трех часов, когда начнется защита диссертации. Естественно, закружился в разговорах и ничего не сделал. Диссертаций было две: одну защищала наша старая аспирантка по народному эпосу Хакасии. Сразу вспомнил, как я был там на каком-то золотодобывающем прииске и какое впечатление произвел на меня директор. Тогда же у меня возникла ассоциация с князем Салиной из «Леопарда». Ну, да ладно, зачем травить себя былым. А ведь оно все исчезнет вместе со мною, т. е. весь мой мир. Вторая диссертация была для нас знаковая.
Автореферат Алексея Юрьевича Минералова был почти безукоризнен. Это крупный парень, которого я помню
Совет тоже не дремал, я делал как-то замечания по первой диссертации и не согласился с содержательным тезисом по второй – мальчик конструировал психологию написания Чеховым «Сахалина» и что-то подобное фантазировал по поводу Дорошевича, литературу которого я неплохо знал с юности.
Через аудиторию, где заседал совет, в зал, где обычно собираются послезащитные банкетцы, носили клубнику. Надо быть, подумал я, добрее, в возрасте младшего Минералова я был еще глупее.
В качестве штриха. Еще до начала заседания я был уверен и об этом даже сказал вслух, что БНТ на защите не будет. На всякий случай, ибо, как уже было сказано, что при Есине подобная родственная защита состояться бы не могла. И так оно и оказалось, специализированный Ученый совет вел Скворцов, хитрец Гусев, сказавши, что идет на пленум, тоже благополучно со второй защиты отбыл. Я прекрасно помню его страсть не голосовать ни «за», ни «против». Его любимое состояние – «не участвовать».
В этот же день через Олега Борушко я был зван в Английское посольство. Был Леня Колпаков, мне рассказывали, что в очередном фильме, который Борушко, наложивший лапу на все русско-британские связи, показал в посольстве, Леня видел моего Павлика Лукьянова, теперь уже «короля поэтов». Так вот в посольство не поехал, а отправился на клуб, где сегодня выступала Татьяна Борисовна Дмитриева директор института Сербского и бывший министр здравоохранения в том же кабинете, в котором состоял и Женя Сидоров. Потом уже мне рассказали, что с министерской должности ее сняли, потому что очень уж она протестовала против наркотиков, которые в то время почти свободно поступали в страну. Ее выступление– женщина редкого женского обаяния и ума – я довольно подробно записал.
9 апреля, четверг. Если говорить о сегодняшнем дне, то он был трагический – мою машину опять поставили на штрафстоянку. Вставать пришлось рано, но я встал, что-то поел, вовремя сел в машину, и минут без двадцати десять уже был на Комсомольском, 13, в Союзе писателей РФ. Поставил машину, как всегда, напротив здания, место было. Ни ворот поблизости, ни троллейбусной остановки. Но оказывается, как раз сегодня или вчера повесили новенький знак, запрещающий стоянку. Он не должен там быть, потому что, повторяю, ничего поблизости, что обусловило бы появление этого знака, не было. Только потом догадался, что поставлен он не для того, чтобы не ставили машины писатели, а потому что сегодня пленум и ожидается, что прибудет кто-то из начальства. Выхожу я, после того как прослушал доклад, и своей машины не вижу. Украли! Я уже мысленно с ней простился, потому что и подумать не смог, что с этого места машину могли куда-то забрать. Оказывается, приезжал наряд, ибо кто-то из мелкого начальства в ранге думских комитетов приезжал приветствовать писателей.
О докладе В. Н. Ганичева не говорю, он сделан был даже ловко, но по комсомольским законам 70-х годов. Было о международных связях СП, о христианской религии, которая в сознании писателей заменила религию партийную, о провинциальных писательских организациях, о русском языке, о правительстве, о телевидении, о доме 13 по Комсомольскому проспекту. Правда, в докладе не говорили о черном нале при аренде, о котором писатели попискивают, и не говорили про литературу и о литературе.
С большим и восторженным вниманием я вглядывался в президиум. Ну, конечно, В. Н. Ганичев в середине, сидел также Ивлев, председатель думского комитета по культуре, и Бусыгин, знакомый мне по министерству, заместитель Авдеева – оба с небольшими приветствиями от своих командиров. Был также красавец священник отец Георгий Рощин с приветствием от Патриарха, ни Медведев, ни Путин ничего не прислали. В президиуме сидел также Ваня Переверзин, который все время по-мальчишески мял во рту жвачку. Он не переставал это делать даже во время Гимна России на слова С. В. Михалкова. Был также в президиуме Жуков, восьмидесятилетний отец вице-премьера. Видимо, как иллюстрация к его сидению на сцене в докладе Ганичев говорил о животрепещущей теме соединения СП и Литфонда. В суетливых кулуарах раздавали газету со статьей С. Ю. Куняева о приватизации в Переделкине. Любитель этой темы, опять не могу не процитировать.
«Заглянув, по совету Куницына, в Литфондовский архив, я наткнулся на толстую папку с фамилией «Д. Жуков». Перечитал ее и понял, в какую переделкинскую историю попал 80-летний ветеран нашей литературы. Несколько лет тому назад он, перечислив все свои заслуги перед государством и литературой, написал, по счастливому совпадению, сразу после того, как в июне 2006 г. Ф. Кузнецовым и К® было принято «положение о долгосрочном договоре аренды».
Из заявления Д. Жукова:
«В связи с постановлением Бюро Президиума МООП «Международный литфонд» от 21 июня 2006 года и с реконструкцией предоставленных мне сторожке и трех гаражей (снесением их и возведением дома), а также обустройством участка площадью в 0, 25 га, прошу заключить со мною долгосрочный договор аренды.
26 августа 2006 г.».
Куняев и дальше цитирует документы, пока не добирается до слова «наследник». Вот что, оказывается, больше всего волнует наших писателей, которые все как один борются за справедливость. Но вернемся к президиуму.
В президиуме сидел также В. И. Гусев, с мрачным лицом, В. Распутин и другие физиономии, многие из которых, а также и те, которых иногда называл Г. Н. Ганичев, были мне неизвестны. Сидел в президиуме также Николай Переяслов, который за долгие годы сидения в аппарате уже подыскал себе место в мэрии и переместился туда. Он пришел с приветствием от мэра.
Съезд – это уже вечерние сведения по телефону, – проходил вяло, с преимуществом писателей из провинции, которые являются основной силой. Говорят, было яркое выступление Володи Бондаренко.
Естественно, писатели согласились, чтобы и дальше ими управлял 75-летний общественный деятель В. Н. Ганичев. В. Сорокина переместили в какой-то высший совет, а меня, кажется, выбрали в секретари, естественно, от испуга.
Так вот, после того как я послушал этот доклад, я сразу же вышел из зала и пошел одеваться. Машины перед домом писателей не было. Слава Богу, что я на этот раз не оставил документы в машине, а будто меня что-то стукнуло, взял рюкзак с собой.
В сегодняшней «РГ» два портрета А. Г. Битова. Один на первой странице – «культовый писатель не любит экранизации и уверен, что все классики писали одну-единственную книгу». Собственно, это главная мысль интервью на 9-й странице, а дальше все не очень интересно. Информационный повод интервью обозначен подписью под портретом: «На ХV российском кинофестивале «Литература и кино» в Гатчине Андрей Битов впервые увидел экранизацию своего романа «Улетающий Монахов». По поводу фильма Битов не признался, что это был провал, но похвалил за работу группу и говорил, что хотел бы, чтобы этот роман снимал Андрей Звягинцев. Я вспомнил, как мы со Звягинцевым говорили об этом деревянном фильме и о том, почему Звягинцев не стал снимать. Андрюшу я часто вспоминаю.