Дневник. 2009 год.
Шрифт:
В капелле даже шепотом разговаривать не полагается. Это и уважение к шедевру, и все-таки место святое: именно здесь выбирают пап, именно здесь каждый кардинал-выборщик боговдохновляется к своему решению. Здесь даже нельзя пользоваться музейной техникой и аппаратиками, висящими у каждого на шее – они молчат.
Я почему-то отчаянно волнуюсь. Подобное волнение бывает двух родов: идущее от ума, когда ты волевым усилием, головным пониманием того, что перед тобой будет происходить, чуть-чуть себя накручиваешь, и другое, возникающее будто бы из твоего собственного естества.
Подобное чувство священного и неконтролируемого трепета перед ожидаемым чудом охватывало меня несколько раз за жизнь. Это чувство связано в том числе и с боязнью некоторого разочарования, и с сакральностью самого зрелища. Впервые что-то подобное случилось со мною, когда я, единственный раз за
Естественно, я не собираюсь описывать ни Стансы, расписанные Рафаэлем, ни Сикстинскую капеллу с ее титаническими фресками, образы которых стали почти каноническими и возникают в сознании при чтении Святого Писания. Что касается самих этих великих художников, то здесь в первую очередь восхищение перед тем миром, которые они создали и который стал миром человечества. Второе – это взаимовлияния в творчестве и развитие искусства, как процесс. Здесь легко видно, как мощный художественный гений одного художника словно настраивает своих коллег на определенную и новую волну. Третье – это умение и отсутствие у подлинных гениев какого-либо стеснения воспользоваться манерой или приемом товарища либо предшественника. Можно также отметить, что художник всегда ищет покровителя и почти всегда старательно обслуживает правящую идеологию. Чего же тогда ругать какого-нибудь Марка Захарова, с его ленинской трилогией, или Владимира Войновича, автора «На пыльных тропинках далеких планет», так быстро бросивших прославившую и кормившую их цивилизацию? Ни один художник не вылезает из своей шкуры.
Стоит также задуматься над далеко не догматическим стремлением пап к художественному собирательству. Залы, по которым вплотную, как батальоны во время парада, плывут экскурсионные группы, поражают обилием сохраненных античных скульптур. Греческая скульптура, римские копии греческой скульптуры, римский портрет. За всем этим стоит совсем, казалось бы, не папская планомерность поиска, раскопок, покупки, а значит и понимание необходимости сохранения былого мира. Сколько же здесь всего! Подозреваю, что еще больше хранится в запасниках. Какие коллекции гобеленов, реликвий раннего христианства. Саркофаги святых и драгоценные ванны цезарей. Целые пространства средневековых гобеленов с запечатленными на них картинами реальной и мифологической жизни. Один из последних залов огромной анфилады посвящен географическим картам отдельных земель и районов Италии. Будто с птичьего полета изображены Лигурия, Тоскана и другие, без исключений, земли, которые тогда носили свои имена и не носили общего имени Италия. Это не сегодняшние дни, а Средние века. Вот так, может быть, и возникала, а потом и «пробивалась» идея объединения страны? Уж под чьим знаменем и именем – это оставим древним…
Главное чувство, которое я вынес, прошагав что-то около часа по всем галереям, спускаясь по лестницам, рассматривая картины, скульптуры, вслушиваясь в имена, которые я знаю с детства, и ничего не запоминая в последовательности, это невероятная боязнь, что может что-то случиться с этими за века накопленными богатствами. Не может ли возникнуть землетрясение, рухнуть самолет, возникнуть пожар, появиться новый Герострат? Теперь я всегда буду думать об этом.
В этот же туристский день видели Колизей. Собственно, это огромное строение, так хорошо изученное по фильмам и передачам по каналу Discavery, римский Форум, казалось бы, назло проходившим векам, поднимающийся силами археологов и реставраторов из руин. Рим – это город постоянных раскопок. Ставя на место упавшую колонну, археологи не создают некий, как любят у нас в Москве, «новодел», а добавляют к изъятым временем кускам мрамора хорошо заметный новый материал. Недаром в Риме очень сложно было прокладывать метро: в любой момент строительство могло превратиться в археологическую экспедицию. В свое время центр Рима сильно попортил вождь и дуче Муссолини, – в этом его «всезнание» солидаризировалось с всезнанием Лужкова и Хрущева – проведя прямую дорогу через археологический центр вечного города. Это было удобно для парадов, а потом с балкона его служебного кабинета во дворце Венеции открывалась замечательная перспектива – через весь Рим до Колизея. Если бы на руинах форумов воздвигли высотные здания, то был бы Новый Арбат.
И все же самое сильное впечатление от Рима – Пантеон, храм всем богам. Я вычитал в путеводителе по Италии, выпущенном под редакцией известного нашего телеведущего Крылова, что в этом храме, в центральных нишах стояли главные боги Империи. Среди этих богов стояло и скульптурное изображение Христа. Это был тогда Главный бог восточной части империи. Путеводитель милый, скорее светский, чем интеллектуально обеспеченный. Может быть, здесь привлекала прохлада, вечно царящая в храме даже в очень жаркие римские месяца? А может быть, внутренняя монументальность и гармония строения, являющегося одним из чудес техники строительства и архитектуры? Внутри здания чувствуешь себя по-особому, являясь как бы очевидцем и соучастником былого. Это тоже, по сути, мавзолей. Здесь лежит божественный Рафаэль, король-объединитель Виктор Эммануил и другие знаменитые люди.
Ну, что после всего этого монблана впечатлений почти на ощупь прогулка по источающему жару городу? Как же здесь, в Италии, пьется, сколько, чтобы окончательно не свалиться, приходится пить газировки, есть мороженого и пить из уличных фонтанов. В конечном итоге, именно это и запоминается. В воздухе здесь действительно разлита какая-то благодать, так способствующая творчеству. Отыскать дом, в котором жил Гоголь, и кафе, где он каждый день бывал, не то чтобы не удалось, а просто не хватило времени. В планах, конечно, если буду жив, зимой приехать в Рим на неделю, поселиться, чтобы было дешевле, где-нибудь на частной квартире и походить по улицам и музеям. Запомнилось еще метро, поиск автобуса, чтобы ехать на окраину в свой отель PARKDEIMASSIMI. По дороге С. П. застонал, что мы вовремя не поели и не попили, а вот теперь никаких лавок и магазинов нет, потому что начался какой-то бесконечный длинный перерыв (сиеста), но перед самой гостиницей возник какой-то скудный бар, и там мы устроились, чтобы закусить. Заходили люди, все знакомые между собой, хлопали друг друга по плечам и животам, что-то горячо обсуждали – вся эта картина живого и непосредственного города запомнилась лучше и полнее всего. Жизнь всегда запоминается лучше и плотнее искусства.
Вечером была платная экскурсия «Ночной Рим». Проплывали строительные массы с историческими названиями и освещенные улицы, на которых перемешались старые воспоминания и новая жизнь. Рим – за один день! Завтра поднимают чуть ли не в пять часов, и на уже привычном автобусе с шофером Антонио мы держим путь на Флоренцию.
Меня радует, что на места во втором ряду справа по ходу автобуса никто не покушается, признали за нами как постоянные.
28 июля, вторник. Рим уже за окном, но встать пришлось чуть ли не в пять часов. Дурное настроение скрасил только плотный завтрак в отеле. Переезд во Флоренцию.
Есть что-то гипнотическое в этом мелькании медленно меняющегося за окном пейзажа. Но Италия, конечно, горная страна. Как и весь Запад, здесь все давно распределено, обозначено, по мере сил ухожено. Абсолютно новое и современное лишь шоссе; деревушкам, стоящим то на склоне холма, то в низине – по несколько сотен лет, в принципе, они обречены. Сельский уклад, со слов нашего гида, напоминает мне уклад где-нибудь в Дагестане или на Украине. Жители постепенно уходят в города, в деревне живут старики и пенсионеры, но на большие праздники, на Рождество все, как птицы, слетаются в родовые гнезда.
Как известно, сельскохозяйственный юг Италии живет хуже, промышленный север – лучше. У деревушек и городков есть своя история, они так долго все стоят на одном месте, что обросли легендами. Где-то по дороге встретилась маленькая деревушка, которой, собственно, Италия обязана датой возникновения литературного языка, сменившего, как известно, вульгарную латынь. Гид рассказал нам об этом случае. Жители судились с каким-то аббатством, и впервые на суде были записаны ответы на вопросы адвокатов и судей на местном диалекте. Потом, уже много лет спустя, гениальный Данте пренебрег, ради итальянской литературы, латынью – литературным языком его времени. Но прецедент был не за ним. Как плодотворны иногда бывают мстительные чувства! И кто бы помнил этих пап и обычных проходимцев той эпохи без Дантовой «Божественной комедии»?
После этого внезапно возникшего у меня соображения самый раз было бы начать описывать въезд во Флоренцию через какие-то увалы и горы, и внезапность, с которой вдруг закраснел над деревьями известный на весь мир купол «Базилики Санта Мария дель Фьоре», но пропустить ничего нельзя. Я ведь пользуюсь еще одним путеводителем, путеводителем на одном листике, который мне дали еще в московском турагентстве. По дороге остановка для дегустации вин и кондитерских изделий. Прежде чем описывать дегустацию, самое время поговорить о завтраках.