Дневник. 2009 год.
Шрифт:
Каждый большой флорентийский храм – это еще и ряд фамильных усыпальниц. Знатные фамилии для вечного упокоения строили в храмах свои капеллы. Здесь, во Флоренции, самые громкие имена, известные по «Божественной комедии» Данте, энциклопедиям или из истории банковского дела. Положение, обычное для всего мира, кроме России, когда крупная буржуазия становится национальной элитой. Наши все еще не наелись деньгами. Занимательно то, что в одной из капелл храма в цикле об Иоанне Крестителе великий живописец Гирландайо изобразил современную ему флорентийскую знать в одеждах эпохи. Все как-то совпало, но мне трудно представить себе в таких же ролях исторических статистов наше правительство или нашу буржуазию. Зритель наверняка подумает что-то другое, что это просто сходка криминальных авторитетов.
До поездки в Сиену – тут мы дружно решились на расходы – в наших планах, кроме еще одного захода в сытную область лампредотто, было еще и посещение Санто-Кроче. Я не мог уехать из Флоренции, куда я, может быть, никогда уже и не попаду, не походив по плитам, под которыми похоронены крупнейшие гении Италии и мира. Дошли тем же маршрутом, через центр города, мимо палаццо Веккио, каким шли вчера. В соборе шел ремонт,
«Первым надгробием, которое вы увидите, будет памятник Микеланджело работы Вазари 1570 (тело скульптора перенесли сюда из Рима через 10 лет после смерти). Рядом с ним расположились надгробия Данте (пустующее, ведь поэта погребли в изгнании, в Равенне) и Макиавелли. Далее, за позолоченным барельефом Донателло – надгробье оперного композитора Россини. В центре памятника Леонардо Бруни Бернардо Росселини изобразил человека, что было ярким новшеством для раннего Возрождения. И что неожиданно, тут находится надгробие Михаила Огинского (создателя известного полонеза)».
Пожалуй, есть смысл пропустить те, может быть и интересные для меня детали, но которых множество, и соединяя которые все равно не получить целое, как от города, так и от собственных впечатлений. Мы с С. П. ходили по Флоренции, рассматривали церкви, дома и витрины, я заснул, сев на минуточку отдохнуть в прохладе собора Санта-Мария дель Фьоре, а потом проснулся, и было также многое другое. Уже стало ясно, что мы взглянули на город только в щелочку, и сколько бы мы не топтали свои подошвы, новых впечатлений не получишь. На этой дороге все замылено, а та бедекеровская скорость, с которой мы ходим по городу, а еще я хочу при этом что-то и сформулировать, делает это абсолютно невозможным. Но сегодня еще предстоит путешествие в Сиену и экскурсия в знаменитую галерею Уффици.
Какое счастье, что в Италии все практически рядом. Но меня уже не хватает на долгие описания. Ну что Сиена? Это почти такой же городок, как Пенне, в котором я был осенью – средневековый город, выросший на неприступной скале и так, к счастью, и не поменявший свою древнюю архитектуру на современную. Я видел об этом городе, в котором два раза в год устраиваются конные скачки вокруг центральной площади, телевизионный фильм. Я это уже видел и теперь не могу этого вообразить, какая жалость! Воображение, когда в основе его реальность, всегда богаче действительности. Приятно побродить по узким уличкам между домами, от которых тянет средневековой прохладой. Ведь в свое время город спуску не давал даже Флоренции и тоже была республикой. Есть все же наслаждение, притворившись раскованным западным туристом, на этой площади полежать, покусывая мороженое. О, если б навеки так было! Как все же функциональны были эти древние градостроители! Вечером, после крикливой жары и шума рынка, все отходы, грязь и капустные листья, и конский навоз, и превратившуюся в труху солому, все остатки дневного средневекового торжища можно было одним махом смыть вниз: площадь как наклонная воронка. Не боролись за чистоту и порядок, а сопротивлялись холере и дизентерии. Теперь здесь лежат, распластавшись в послеобеденной неге, туристы. Ничего не поделаешь, в Средние века – самая большая площадь Европы, а ныне – самая уютная. Без понятия «самый», «самая» современный турист не обходится, вот вектор его наблюдений. Все улицы города вливаются в эту «самую». В окнах средневековых домов, окружающих площадь, жизнь не так уж сильно отличающая от давней – горшки с цветами, клетки с птицами, вывешенное бельишко. Туристы – это дворянство на час или на два, здесь им кажется, что именно они господа жизни, а вернутся из поездки – всех ждет кризис. Но все же два поразительных собственных «кадра» я выхватил из сонма общих впечатлений. Руины всегда производят впечатление собственной таинственной жизни. Тайну ли своего разрушения или секрет грядущего возрождения? В первую очередь это покинутый, уже за городскими стенами через лощину монастырь. Его хорошо видно из города. Какая там шла жизнь, и почему никто не пришел на смену? Что с монастырем станет через двадцать или тридцать лет? Мы проходили время с МТС и картофелехранилищами в наших церквях. А что здесь? Откроют ли молодежный лагерь или боулинг-клуб? И вторые поразительные развалины – это начавшаяся еще в Средние века стройка нового городского собора. Размах и инженерная удаль, как в Древнем Египте. Это так же величественно и волнует воображение, как скелет динозавра в музее Естественной истории в Нью-Йорке. Динозавр, вставший на задние лапы. Если бы планы удались, он был бы самым большим в Италии. Незаконченная постройка поражает воображение. Но нас, русских, и этим не удивишь. В 1943-м году, мальчиком, я видел, как разбирали металлические конструкции Дворца Советов. И Екатерина Великая тоже в Москве собиралась построить совершенно невероятный собор, уже сговорилась с Баженовым, снесли кварталы возле Кремля, а построили только один павильон, в котором сейчас Военная, на берегу Москва-реки, академия. Там учился мой племянник Валерий.
30 июля, четверг. Завтрак в отеле. Раненько мы поднялись, прощайте, утки и сонное утреннее озеро. Переезд в Лидо де Езолоозначает, что мы уже будем в Венеции. Вот и еще я поставил для себя отметку: я там был. Все-таки у меня психология советского человека, какое счастье, что довелось! Разве даже в юности и зрелые годы, когда я довольно много ездил по свету, разе тогда предполагал, что увижу столько! Сейчас я корю себя и обстоятельства, что обо всем пишу так поверхностно и ничтожно. В мои записки не помещаются даже две экскурсии: одна в галерею Уффици, где, словно осуществленные миражи, вставали знаменитые портреты, картины и скульптуры. Это экскурсия, как и предполагалось – плановая, а вторая – наше самостоятельное путешествие в галерею Питти. Там тоже произведения из мира грез и альбомов, которые выдавали в Ленинке только в отделе редких книг. Все, оказывается, существовало в действительности, написанное на холсте и липовой либо кипарисовой доске. Среди залов дворца Питти показывают еще и королевские покои, то, о чем очень метко сказали Ильф и Петров – «как люди жили!» Чуть запыленная роскошь утомляет. Но несколько портретов будут теперь вечно стоять у меня перед глазами: Тициан, портрет неизвестного, предположительно это герцог Норфолк, и косоглазый кардинал, но это из Уффици. Да еще, конечно, внутренний двор дворца, сотворенный будто бы для жизни гигантов. Но это, пожалуй, и все, что я не лукавя хотел бы отобрать из своих мимолетных впечатлений и записать. Перечисления – это уже достояние каталогов.
Мое воображение волнует еще и огромный, свыше километра, коридор, который был проложен Вазари над крышами домов из Синьории во дворец Питти, чтобы Медичи могли без опаски ходить из «дома», где они стали со временем жить, отобрав дворец у бывших владельцев, до места работы в Синьории. Средние века, кинжалы, враги, наемные убийцы. Коридор проходит даже над знаменитым мостом Порто Веккио, где сейчас и уже много веков торгуют золотом и драгоценностями. Здесь сейчас, в коридоре, висят картины и портреты, на которых вообще-то и специализируется Уффици. В галерее есть даже портрет Петра Первого, который побывал здесь. Но в коридор можно попасть только по специальному разрешению и по специальной записи. Это теперь у меня вполне реальная мечта. Все остальное в следующий раз.
По дороге посещение Болоньи с ассистентом.
Пробыли в городе только час, но все запомнилось в основном подлинностью былого. Две башни, одна над другой, бесконечные крытые галереи на центральной улице. Гигантская площадь перед собором. Здесь же памятник папе Григорию – вот это был реформатор, ввел новое счисление – григорианский календарь.
Размещение в отеле «Коломбо».
31июля, пятница. Утро напоминало начало решительной битвы. Сегодня не только завершающий день нашего путешествия по Италии, но и ее, как говорится, жемчужина, легендарная Венеция. Она будет подана на блюде. Завтрак в отеле воспринимался как заправка танков перед атакой. Все те же наши соотечественники в ресторане внизу – молдаване, чай, кофе, что же еще давали на завтрак? Все прошло как-то в тумане, у молдаван понимающие и сочувствующе лица – это они уже видели, механически жующие люди, мысли которых уже где-то в других местах. После экскурсии в Венецию группа окончательно рассыпается. Некоторые из наших новых знакомых должны пересесть на другие автобусы, здесь фирма все блестяще координирует, и уехать в другие регионы на отдых на Лигурийское или Адриатическое побережье, на французскую Ривьеру или, зацепив еще один или два легендарных города Милан или Геную, улететь на родину. Мы с С. П. улетаем завтра, во второй половине дня.
У дверей отеля снова наш автобус, потом мы долго едем по низкой, как бы прогибающейся под блеском солнца равнине. Здесь все уплотнено и функционально, кажется, что даже заросли камыша, которые встречаются вдоль каналов, заранее предусмотрены и специально выращены декораторами. Низкие поля, широченные дороги, указатели в сторону аэропортов. На горизонте иногда в туманном мареве появляется море. Ощущение явления чуда. Наконец мы останавливаемся, протиснувшись через какие-то портовые технические закоулки у бесконечных причалов. Здесь понимаешь, что город не только роскошнее декорации, выстроенные, чтобы своим величием потрошить карманы туристов всего мира, но и крупнейший на Средиземном море порт. Мельком замечаю, что из барж в катера переваливаются продукты повседневного спроса – ящики и упаковки пива, стиральные порошки. Может быть, хотят выстирать море? Здесь надо пересаживаться на катер – Венеция на другом берегу лагуны. Естественно, этот водный «трансфер» в тур не включен, здесь требуется особая доплата, но какие деньги и какая экономия, когда вот она, красавица, рядом, ее присутствие уже ощущается в серой утренней волне! Еще раз бросаю взгляд на низкое пространство с маревом душных берегов вдали. Где-то там, в горизонтах, на ходу фантазирую: и остров Лидо с его знаменитыми отелями, и остров Сан-Микеле с легендарным кладбищем, где покоятся Бродский, Дягилев и Игорь Стравинский, знаменитые изгнанники. Этого я не увижу, я уже точно это знаю, но разве думать о великих покойниках не значит уже вести с ними диалог? Катерок, который нам подали, не похож на тот пароходик –vaporetto, на котором профессор и композитор Ашенбах ехал в Венецию. Время, вперед! Не хватает только морячков, на которых останавливается профессорский взор. Венеция появляется медленно, будто всплывает из-под линии горизонта, как мировой мираж, все детали которого хорошо известны, но который каждый раз ожидаешь, как чудо. Взор здесь воспален и глаз жаден, сначала удержать, а потом и запомнить легендарный профиль величественной панорамы, разворачивающейся перед тобой и в сужающемся пространстве протоки. Вдалеке мерцает как драгоценный камень в перстне приземистое здание собора Святого Марка – домовая церквь дожа.
Эта картинка, так же как и песня гида по поводу возникновения Венеции, хорошо известны. Я не стану говорить о том зуде, который охватил меня, когда я вспомнил о романе Хемингуэя «За рекой, в тени деревьев». Там тоже царственная Венеция. Скорее бы добраться до Москвы и всадить в этот текст пару чужих свидетельств! Старый, но на двадцать лет моложе меня американский полковник едет в холодную зимнюю Венецию, чтобы в лагуне пострелять уток. Он еще должен встретиться там с любимой девушкой. Хемингуэй в этом не самом удачном своем романе сентиментален, и не без ошибок вкуса. Роскошная венецианка из старой аристократии, графиня. Только что закончилась Первая мировая. Пока на подъезде полковник объясняет своему шоферу.