Дневник. 2009 год.
Шрифт:
Вечером по «Эху Москвы» какой-то парень, компьютерщик и писатель, говорил об Америке, из которой он только что вернулся. Кажется, он реиммигрировал. Она совсем не показалась ему раем. Я бы с удовольствием прочел его какие-нибудь книжки. В частности, у него есть какая-то своя теория относительно 11-го сентября. По крайней мере, то, что он рассказывал, было ново и интересно.
Звонил С. П. на дачу, кажется, отопление у них уже пошло.
9 августа, воскресенье. Боже мой, сколько же грязи я вымыл из кухни! Вдобавок ко всему засорил рисом из подгоревшей кастрюли раковину. Завтра начну день с того, что надену резиновые перчатки и начну орудовать со своими специализированными инструментами. Тем не менее написал одну или две
Вечером по каналу «Культура» показали замечательный зарубежный фильм – это реконструкция одного из дел молодого Цицерона. Видимо, его речь на этом процессе послужила документальной основой. Это об убийстве неким сыном своего отца, чтобы получить наследство. На самом деле все было сфальсифицировано, чтобы это «наследство» чрез аукцион получил некий богатый отпущенник, любимец Суллы. Именно во время этого процесса тогда еще молодой адвокат Цицерон произнес свое знаменитое «Кому выгодно?» Все, к сожалению, оказалось очень похоже на наше время. Может быть, ничего и не изменилось? Такая же страсть к чужому, такая же бесстыдная власть, даже под другими названиями существуют политические проскрипционные списки. Отличие лишь в одном: защищая это безнадежно проигранное дело, Цицерон дрался и за свою жизнь, которой мог лишиться в случае проигрыша. И еще: коллегия суда, к которой обращался адвокат, не побоялась вынести вердикт, который наверняка не понравился власти. Не меняется ли все же наш мир к худшему?
Кадыров высказал пожелание, чтобы Путин стал пожизненным президентом. К слову, совсем недавно в Чечне убили правозащитницу из «Мемориала».
10 августа, понедельник. Рано поднялся, успешно поработал водопроводчиком: прочистил раковину. Около ворот института уже кучкуются молодые соискатели, их запустили только в половине десятого. В самом экзамене у нас некоторые технологические и организационные новости. Не пришел проводить экзамен Саша Сегень, а прислал вместо себя жену, которая тоже заканчивала когда-то наш институт. Она будет сидеть и присматривать за абитуриентами, пока они будут писать этюд, а потом сама, но вроде советуясь с Сашей по телефону, проставит оценки и напишет короткие рецензии. Вроде бы Саша где-то до 24-го в командировке. Не получим ли мы еще одну жену, которая руководит семинаром? Второй момент организационный – наверное, я об этом писал: раньше, когда принимали очников, – темы этюдов не писали, как обычно, на доске, а раздали уже напечатанными на листках. Каждый получил полный список.
К сожалению, и у нас возможен недобор. Из списка абитуриентов семинара Волгина, допущенных к экзаменам, явилось только 26. Ладил я с ребятами хорошо. Раздал чистые листы со штампом, потом раздал темы, даже на доске написал «Все будет хорошо».
С собою принес компьютер и кое-какое чтение, сделал в дневник конспект статьи Матизена-Разлогова.
Естественно, не обошлось и без неприятностей. Мастера очень ревниво смотрят за тем, чьи темы стоят в отобранном списке. Естественно, по своей гениальной привычке, пробегая глазами, следят только за тем: моя тема или не моя? Никто не понимает, что создается общая копилка, в которую каждый вносит что-то свое, и из этого потом создается общая мозаика. Часто темы, предложенные поэтом, уходят в раздел прозы, а из тем прозаика создается набор для драматурга. Очень часто темы предов, ведущих заочные семинары, уходят на экзамены к очникам. В этом перемешивании есть и еще один важный момент: нам всегда хотелось, чтобы экзамен проходил «чисто», т. е. тема не должна раньше времени выйти за пределы конверта, в котором она запечатана. Интересно, что в один год интересно придумывает, а значит, его темы используются чаще, один преподаватель, на следующий – другой. В этом году замечательные темы придумала Л. Баранова-Гонченко, в прошлом – Е. Сидоров. В этом году чуть ли не сорок тем предложил А. Сегень, набирающий на заочном отделении, но ни одну я не смог запустить в общий список. Я показал весь список ректору, но и тот смог выделить только одну, да и то потому, что она была выражена всего короче.
Я это веду к тому, что уже после экзамена, когда я вечером ехал в машине на дачу, целую истерику, с бросанием трубок и криками: «если вы мне не доверяете как профессору, то я не буду преподавать» устроил мне С. Ю. Куняев (Стас уполномочен заявить, как он сам пишет). До этого он, когда увидел темы, осторожно меня спросил, кто придумывает темы и как все это формируется. Я ему ответил, и дальше, по мере того как шел экзамен – в аудитории напротив – заходил на кафедру, где мы перебрасывались словечками, фразами, даже вместе пили чай и довольно много говорили. В частности, о какой-то новой книге Куняева, которую он пишет.
С. Ю. Куняев вообще полон разнообразных сведений. Например, он очень интересно говорил о Валленберге, фигура которого для меня всегда была темновата. Оказалось, что он, скорее, не спасал евреев в годы гитлеровской оккупации, а отбраковывал их. Вроде бы существовала какая-то связь с Эйхманом, и очень нужных и очень богатых людей, на основе или взаимности, или какой-то солидарности, удавалось вытащить из газовых камер, а уж остальные шли. Поговорили и о других наших литературных делах, в том числе о романе Саши Сегеня «Поп». Не на съемки ли фильма отправился Саша? Кстати, мы сошлись, что даже если это хороший роман, то все равно какой-то, и немалый, элемент расчета и конъюнктуры во всем этом предприятии есть.
Чем вызван был такой куняевский, по поводу тем этюдов, взрыв? Я думаю, что уже дома, взяв в руки работы, он понял, что их надо внимательно читать и разбираться в аргументации студентов. По себе знаю, что разбираться с новым поколением и их взглядами в нашем возрасте не всегда просто и легко. За час или два, как Куняев, возможно, предполагал, не получилось. А не сделать ли нам звонок Есину? Вот темы С. Ю. Куняева:
«Нет худа без добра…»
«На миру и смерть красна»
«С волками жить – по-волчьи выть»
«Помирать собрался, а рожь сеет»
«Снявши голову – по волосам не плачут»
Звонков с перерывами – надо было выплеснуться – было два, у меня настроение испорченное. Завтра рано вставать и ехать на коллегию по жалобам на прессу.
11 августа, вторник. С вечера все приготовил, чтобы рано встать и пешком идти на станцию. Списал даже у соседей утреннее расписание на Москву. Но еще утром что-то случилось с желудком, выпил лекарство, а в шесть решил, что так просто и без инцидентов до Москвы не доеду. Спал до десяти часов.
Утром в постели прочел рассказ Анатолия Ливри, который он прислал в «Российский колокол». Журнал с моим романом, о котором он мне писал, – был наводкой. Это все та же известная мне история со славистикой в Сорбонне и минутой молчания все по поводу тех же событий 11 сентября. В какой-то степени Ливри сейчас самый яркий по стилю писатель, пишущий на русском языке. В каждой фразе какой-нибудь замысловатый или изысканный троп. Вот начало рассказа, хотя по сравнению с другими его частями не самое яркое: «Утренний Париж смотрелся старичком в коляске, розовым, чистеньким, амнезичным, с парализованной правой стороной. Город был недвижим, беззвучен и только Сена, прячась за горбатым дворцом – тоже ухоженным, точно оскоплённый хищник в клетке, – с шипом влачила свои воды прочь из Европы». Сколько смыслов и как безошибочно. Не знаю, насколько точно описана современная славистика Сорбонны и насколько все документально, но сделано это чрезвычайно жестоко. Предельно жестоко, убийственно. Выписываю, поскольку это еще и описание еды.
«Ах, эти сентябрьские устрицы! Ох уж эти жареные тетерева животами вверх! Ах, этот Арарат грецких орехов с молочным Тереком пастилы! А вазы, полные фруктов! И где сейчас этот мученик лосось с укропом в питоновой ноздре?! А рахат-лукум с круассанами и калачами! А тот поросенок, пожертвовавший славистике последними неделями своей жизни и павший на оловянное университетское блюдо средь комьев капусты с черной сливой, разорвавшей ему пасть! Вечная ему память! И пусть славится в веках красная гвардия пивных банок да караул из задастых бутылей цимлянского, которое довольно успешно выдавалось профессорами начальству за шампанское!