Дневник
Шрифт:
– Прочь, старуха! Ведь не посмотрю, что ты немощная, сгною.
Внутри все кипело. Как пламя, внутри разгорался клубок ненависти. Чтобы парализовать человека, достаточно смотреть ему в глаза, подавляя его волю и желание защищаться.
Когда старуха была обездвижена и потеряла над собой контроль, я отправила ей в голову мощный импульс. Разряд. Он подействовал мгновенно. Проникнув в мозг, стал взрываться.
Все, кто был рядом, видели, как старуха упала на колени, и из ее ноздрей пошла кровь. Кто-то оттащил меня от нее.
– Смотрите на нее, – шептались они, – у нее, как у мертвеца, белое лицо.
– И глаза черные, как ночь.
– Вовремя мы ее оттащили, еще бы чуть-чуть и старушка бы увидела тот свет.
На громкий возглас толпы из соседних домов прибежали жители. Через минуту возле меня столпилось такое количество народа, что началась давка.
Шум и гам вокруг. Народ жаждал расправы. Еле живую старуху унесли в ближайший дом. Кто-то позвал врача.
Пока толпа суетилась, я попыталась бежать. Но, не тут-то было. Кто-то силой схватил меня за шиворот и потащил назад.
– Накажем мерзавку, и делу конец!
Толпа взревела:
– Да.
– Житья от нее совсем не стало. Боимся уже из домов выходить.
– Она еще школьница, а что с ней будет через пару лет? Затиранит совсем. Со свету сживет.
– С этим надо заканчивать. Хватит наводить на деревню ужас. Пора ее прищучить.
Народ ликовал. Десятки глаз смотрели на меня в ожидании расправы. Тогда я впервые испугалась за свою жизнь. Наверное, так когда-то судили ведьм. Сурово и на виду у всей толпы.
Просить пощады не в моем характере. На колени я не встану. Уговоры и мольба – вот, что они жаждут. Но от меня они этого не дождутся. Никогда.
Собрав всю волю в кулак, я вырвалась из цепких рук и оглянула всю толпу:
– Ничего вы мне не сделаете. Как бы вам этого не хотелось. То, что вы сейчас замышляете, называется убийством. Тот, кто это сделает, получит срок и немаленький, ведь я еще ребенок. Мне нет и восемнадцати. Учитывая это, прошу вас расступиться и закончить весь этот маскарад.
В ответ – мертвая тишина. Люди смотрели на меня и не верили своим ушам. Уже через минуту я пожалела о своих словах.
– Вот, тварь, она еще и угрожает нам.
– Да ее повесить мало. Мы прекрасно помним, что она сделала с Еленой. Красивая девушка превратилась в урода. Ходит, бедняжка, в парике уже все лето. Сплошные плеши на голове. Когда этот ужас с ней закончится, не может сказать ни один врач.
– Да, да, – кивали остальные.
– А как она поступила с вышибалой в баре? Он ведь умер из-за ее способности вызывать молнии. Никто не верит следователю о, так называемой, трагической случайности. Масса свидетелей тому подтверждение.
– Мы помним, каким был мальчик Юра. Красавец и умница. Мать на него нарадоваться не могла, а теперь, что с ним стало. Эта ведьма превратила его в тряпку. Спился мальчишка и это в таком-то возрасте.
– Вот, вот, – крикнул кто-то из глубины толпы, – сегодня вон позарилась на немощную старуху. Прям посреди улицы, у всех на глазах. Совсем обнаглела. Завтра начнет убивать детей.
– Эту чертовку надо проучить раз и навсегда. Показать свое место.
– Отбить все желание вредить людям, – поддакивали остальные.
– Надо ее запереть и не давать еды, чтобы она все осознала.
– Нет, это не годится. Она выйдет и всех нас накажет. Надо что-то другое, более действенное.
Толпа принялась спорить, как со мной поступить. Расталкивая народ локтями, ко мне подошел сутулый старик. Я его сразу узнала, это родной дед Елены. На старческом лице застыла маска злобы и ненависти.
Он ткнул костлявым пальцем мне в грудь и громко прошипел:
– Я готов взять на себя этот грех. Мне все равно осталось недолго. Свое отжил давно. Все в жизни видел, но чтоб такое черное зло, никогда. Ты ребенок, у тебя есть все: теплый дом, заботливые родители, здоровье. Что сделало тебя такой жестокой, я не знаю. Но я готов пожертвовать собой, чтобы остановить тебя, ведьма.
Толпа в предчувствии крови заревела еще громче. Не было человека, который бы не поддерживал желание старика. Всем хотелось для меня смерти.
В руках у одного из мужчин появилась веревка. Меня грубо развернули и заложили руки за спину. Связали в несколько секунд, затем бросили на землю. Кто-то кинул в меня сырое яйцо. Оно угодило в плечо. Жидкая и холодная масса медленно впитывалась в одежду. Пытаясь его скинуть с себя, я повернулась на бок и попробовала встать.
Продавщица из магазина схватила меня за волосы и потянула вверх. От боли я громко взревела:
– Вы поплатитесь за это, клянусь!
– Да неужто? В том положении, в котором ты сейчас находишься, принято заткнуться и молчать.
Я отчетливо помню, что стояла на коленях со связанными руками. Вся одежда в пыли и грязи. Людям нравилось мое публичное унижение. Они смаковали каждое мгновение.
Чтобы не расплакаться, я попыталась представить, что все происходящее не со мной. Что все – страшный сон.
– Смотри в глаза людям, падла, – женщина с силой дернула меня за волосы.
От резкой боли слезы сами собой навернулись на глазах. Такое высшее унижение я позволить уже не могла.
– Отпустите меня сию же минуту, – прошептала я не своим голосом, – иначе, вам всем худо будет.
Внутри поднялась волна знакомой ненависти. Она придала мне сил, в которых я так нуждалась.
Над поселком потемнело небо. Тучи стали сгущаться. Подул пронизывающий ветер. Ветки деревьев зашелестели. В воздухе закружился хоровод сухих листьев.
В толпе пробежал испуганный шепот. Народ стал озираться по сторонам. Вдалеке вспыхнула молния.