Дневник
Шрифт:
31 марта. [запись подклеена, с явным недосмотром автора, так как вначале просто идет повтор предыдущего отзыва о «Гамлете», но потом еще добавлено: ] В фильме нет мысли, нет темперамента, нет трагедии. <…> Фильм ниже Шекспира, примитивнее[40]. <…> Не сомневаюсь, что критикессы-сикушки разведут вопли о шедевре и обслюнявят Смоктуновского восторгами, но думаю, что найдется кто-нибудь, кто и выскажет правду.
1 апр. Помирились с Э. третьего дня.
2 апр. <…> Сломался (начал крошиться почему-то) вал на моей старенькой
Да! Единственное поздравление к дню рождения я получил от… Коли Шейко[41] почему-то. Пишу это без всякой горечи и лирической позы: я сам захотел жить так. И никогда я не любил праздников. Милая Эмма купила мне синюю пижаму, хотя мы были в ссоре. Она-то уж все помнит.
[АКГ слушает по радио доклад Суслова] Нужно ли писать, что позиция Хрущева и нашего ЦК [по китайскому вопросу] мне представляется абсолютно правильной. Среди моих знакомых и друзей я не знаю никого, кто бы думал иначе, даже и те, кто ко многому относится критически.
Примирение с Китаем остановило бы процесс десталинизации, а это самое главное в политическом и духовном оздоровлении страны. Тут сомнений и колебаний быть не может.
Вот любопытное место из доклада [далее — вклейка соответствующей вырезки из газеты]
6 апр. <…> Как-то на днях поругался по телефону с Аксеновым из-за утверждения актеров на фильм. Все они мне до смерти надоели и не могу никак доделать те пустяки, которые остались.
<…> Снова очень скучаю по маме и остро ее вспоминаю.
11 апр. <…> Сегодня в «Правде» большая редакционная статья «Высокая требовательность» — как бы обзор писем читателей, считающих повесть Соложеницына недостойной Ленинской премии. <…>
Купил «Воспом. и размышления» А. Д. Попова[42]. Он там тепло говорит о моих пьесах. Книга эта досадно конспективна, но все же благородна и умна.
<…> Письмо от Н. Я., из которого видно, что ее предыдущее письмо пропало[43]. Письмо от жены Ивана Пулькина[44]. <…>
14 апр. <…> В сценарии осталось еще додумать пустячек, но нет ни охоты, ни фантазии.
15 апр. <…> Сейчас только что слушал по радио трансляцию речи Хрущева на митинге в честь поляков. Сначала он читал, как всегда запинаясь, когда читает заранее написанное, потом отвлекся от текста и стал говорить (о Китае конечно) удивительно ярко, человечно и с юмором и с волнением. Много интересного. Потом опять стал дочитывать написанный текст. Текст этот верно писал кто-то другой: на нем нет того отпечатка личности его, как на всем, что он говорит импровизированно.
17 апр. Сегодня 70-летие Хрущева. Его заслуги огромны.
Если бы не он, эта страшная раковая опухоль культа Сталина продолжала бы разъедать организм страны[45]. Он смел, темпераментен, полон здравого смысла, талантлив. Дай ему бог здоровья!
В напечатанном вчера тексте его речи 15-го вошла только часть его импровизации. Есть дельные сокращения, как например, слишком грубой фразы
Надо ехать в Загорянку. Болит за нее душа. <…>
У меня три дня назад начали снимать сценарий. Но сразу же произошел инцидент: актер Тетерин[47] отказался говорить текст, который ему не понравился. Аксенов не мог его уговорить. Вызвали по телефону меня и что же? — Оказалось, что этот текст написан не мною, а вписан уже в самый последний вариант самим Аксеновым. Я конечно отмежевался от этого текста, Тетерин был удовлетворен и согласился сниматься, а этот болван Аксенов, самомнение которого феноменально, получил пощечину. Как все это противно! Мне еще нужно написать две песенки. Сперва я не хотел писать, но тогда они предложили заказать одному из трех: Дудину, Шестинскому или М. Сазонову. Я предложил — Окуджаву. Не согласились. Тогда я сказал, что лучше сам напишу. Особо мне за это не заплатят, увы.
Н. Д. [Оттен] не может жить спокойно. <…> Это его старый метод: он уже не раз, поссорившись с кем-нибудь, говорил мне, что этот человек по верным данным «стукач». Я его слишком хорошо знаю, чтобы принимать всерьез. <…> Я знаю, что он не может жить без того, чтобы время от времени не перчить[48] свои отношения с людьми, но тут уж он перешел все границы. [В полученном АКГ письме Оттен «предупреждает» его, что к АКГ в последнее время «липнут всякие охранники».] Читает мне нравоучения и несет чушь. <…> Все это идет со ссылками на Над. Як. т. е. пишется так: «я и Над. Як.» или «мы с Н. Я. считаем».
20 апр. <…> Большое и тоже интересное письмо от Н. Я. о О. Э. и о разном[49]. <…>
В «Веч[ернем] Ленинграде» на днях названа моя фамилия «драматург А. Гладков согласился сделать инсценировку „Синей тетради” Казакевича» для коллектива Михнецова. А я и вовсе еще не соглашался.
21 апр. Новое дело! У редактората студии [Ленфильм] возникло сомнение в правильности переделок в последнем варианте сценария и, вызвав меня, высказали это. Конечно, многое можно было бы им ответить, но лучше поздно, чем никогда. <…> Хейфец колебался. Он производит впечатление мелко-самолюбивого человека, хотя конечно режиссер он хороший. Глупая обида Аксенова.
Послал Н. Д. [Оттену] короткое, удивленное, сдержанное письмо и решил прекратить отношения. Хватит! <…>
22 апр. На студии все то же.
Купил и читаю только что вышедшую книгу В. Шкловского о Толстом[50]. Начинал с опасениями и предубеждением, но пока скорее нравится. Нет привычной для В. Б. риторики (в последнее время, т. е.), все умно, спокойно, много свежего и хорошо использованного материала.
24 апр. Сегодня еду в Москву.
Вчера нехорошо с Э. у нее дома из-за мальчика. <…>