Дневник
Шрифт:
Гарин рассказал страшные подробности о смерти Барнета[43], повесившегося в Риге в ванной гостиничного номера. Его уволил Сурин с Мосфильма, он поехал работать в Ригу, но был оскорблен и тосковал. Завещал похоронить себя в Риге.
Кто бы мог подумать, что этот великолепный и удачливый человек так умрет?
На днях в «Литер. России» публикация Поргугал.<овым>[44] [далее строка, дописанная карандашом, неразборчиво: ] стихов <некой> школьницы подбор не очень удачен.
19 фев. [письмо от Эммы: она сняла для АКГ комнату у Финляндского вокзала]
20 фев. <…> Лева зовет ехать
Люся живет у него почти все время и он обоими ногами въезжает в брак и семейную жизнь. <…>
Он добрый и хороший малый, но очень уж несамостоятелен. Все его рассуждения — отраженья чьих-то мнений: то В. Некрасова, то Дороша[45], то моих…
26 фев. [приехал в Л-д] <…>
Сегодня смотрел снятую Эммой комнату на Лесном пр-те. <…>
Ладно, поживу полтора-два месяца, а там видно будет. 40 р. в месяц. <…>
Встретил тут в Лавке писат. Л. Я. Гинзбург, которая шепотом сказала мне, что она прочитала мою р-сь («Встречи с П.») и она ей очень понравилась, что отлично написана, но с чем-то она не согласна, во второстепенном. Она едет на месяц в Комарово.
Комнату эту нашли Максимовы (Дмитр. Евг.).
Мы хотели ехать вместе с Левой, но он задержался из-за перенесенного юбилейного банкета «Нового мира» (с 25 на 2-ое — из-за запоя Твардовского).
27 фев. Целый день разбираю бумаги, готовясь к работе. <…>
Эмма играет «Три сестры». Ночью поеду ее встречать.
3 марта. <…>
Письмо от Н. Я. У ее брата Е. Я. инфаркт и она просит подождать с решением о Загорянке[46]. Она уже в Москве.
4 мар. В газетах речь Шолохова при открытии съезда писателей. <…> Шолохов мелок и пуст.
5 марта. Приехал Лева. По его словам, банкет «Н[ового] мира» прошел бледно, но и без пьяных скандалов. Домбровский задирал Б. Яковлева[47], Твардовский сидел, как монумент. Всего два литер. журнала прислали приветствия: «Дружба народов» и «Дон». Сообщение об этом вызвало смех. Вся коммунист. пресса на западе в повышенных тонах отмечает юбилей, да и вся мировая пресса тоже. Номер 2 выйдет в конце будущей недели.
6 марта. <…>
Опять глупые разговоры о готовящемся сговоре с китайцами. <…> Китайцы прямо говорят, что «хрущевизм» еще остался в политике СССР.
Тяжелый разговор с Эммой. Примиренье. У Левы. У него те же дела с Люсей.
15 мар. Пишу это на машинке «Олимпия», которую мне предлагают купить…
[строка отточий]
Не могу сказать, чтобы я был в восторге от машинки, но м. б. я слишком привык к своей старенькой Эрике. Вот бы достать новую Эрику.
[строка отточий]
Перешел снова на Эрику. Шрифт тот же, но насколько моя машинка легче, послушнее, со всеми ее изъянами: выбитым валом, проскакиванием каретки и пр.
16 мар. <…> Письмо от Н. Я. Пишет, что не может писать подробно, тк. полдня проводит в больнице и просит писать.
В «Лит. газете» хвалебная, но неумная статья Ахматовой о книге Герштейн[48].
17 мар. [о том, как М. Шагинян обнаружила деда и бабку Ленина[49]]
Второй день не еду обедать к Э. Скажу, что болела голова, а по правде — не хочется. Есть уже рутина мелких препирательств, вернее — ее колкостей и моей добродушной самообороны. Иногда это надоедает, хотя, впрочем, это ничего не значит.
26 марта. [приехал из Москвы] одну ночь ночевал
Сегодня целый день на Ленфильме. <…> К ночи я валюсь с ног от усталости: в вагоне почти не спал.
<…> Москва встречает космонавтов[54]. <…> В окно вагона увидел, что в Подмосковьи еще полно снега и не поехал на дачу. Потерял телефонную книжку и мучался без нее. Москва суматошна, мила, понятна.
27 марта. <…> Умерла Е. Пешкова[55]. Ей было 88 лет.
28 марта. Умер Д. Заславский[56], старый газетный волк. В некрологе привычные слова об «обаянии», «честности» и пр., но мы-то знаем, что это он написал статью «О литературном сорняке» — о Б. Л. Пастернаке, послужившую сигналом к исключению его из ССП. Этого мало: Блантер[57] мне рассказывал, что именно он и Минц (историк)[58] были автор<ами> провокационного, погромного воззвания, как бы от имени «еврейской интеллигенции», которое за десятками подписей должно было появиться в дни дела «врачей-отравителей» в конце 52 года или в самом начале 53-го и опубликованию которого помешала только смерть Сталина. Блантер говорит, что это должно было быть прямым сигналом к погромам. Он тоже подписал его из малодушия (о чем не стыдился рассказывать), как он говорил, «с ужасом и с скорбью в сердце». Отказались подписать только Эренбург, герой С. Союза Драгунский и еще кто-то. Заславский был конечно провокатором и подлецом высшей марки. Главного о нем современники еще не знают, но когда-нибудь и это всплывет, как в конце концов всплывает все.
29 марта. <…>
Недавно узнал из «Сов. кино», что «Гусарская баллада» находится в числе 10–15 фильмов, кот. просмотрело более 30 млн. человек. Это значит, что каждый 6-й человек (сбросим со счета маленьких детей и стариков) видел в кино мою пьесу. <…> Узнать это было бы приятно маме.
Часто и много думаю о ней. Завтра день моего рождения. Решил — буду сидеть у себя за машинкой.
В № 3 «Знамени» отличная статья Палиевского о Фолкнере[59]. <…> В связи с этим снова думаю о Леве [Левицком]. Боюсь, он пропадет и ничего толком не сделает. <…>
Я люблю его главным образом за то, что он очень добрый человек. Я все больше ценю это свойство.
Последние годы, несмотря на разницу лет, мы очень дружили. Пожалуй, нас резко сблизили почти одновременные смерти матерей.
31 марта. <…>
День моего рождения. <…>
Читаю новое издание дневника Ж. Ренара. Много нового. Долгие годы эта книга была моей любимейшей и я знал ее почти наизусть.
3 апреля. Вчера мне Ленфильм заплатил деньги. Чувствую неловкость, словно я их не заработал трижды. <…> 500 р. дал Эмме в «мебельный фонд», купил ботинки и 4 трусов. <…>