Дневники 1926-1927
Шрифт:
Я не рыбак, потому что утомляюсь следить за поплавком. Слов нет, можно, конечно, и по сторонам поглядеть, можно думать и не только о рыбе и поплавке, но можно думать и о своем и по сторонам глядеть. И все-таки надо не совсем отрываться от поплавка, нельзя быть совершенно свободным при ужении, как все равно хозяйке нельзя отойти совсем далеко, если на плите молоко.
Мне это утомительно и потому, конечно, что я — не рыбак. В охоте с подружейной собакой роль поплавка играет собака, с которой никогда нельзя спускать глаз. Собака — это в сто раз утомительней, чем поплавок. Ведь только на волне бывает иногда беспокойно следить за поплавком, а на тихой воде он лежит.
Да, в сто раз утомительней следить за собакой, чем за поплавком, и все-таки смотреть на поплавок — мне утомительно, потому что я не рыбак, и я же не утомляюсь не только при охоте с подружейной собакой, но даже и при натаске. Как люблю я в этом море болот, с мокрыми внизу и слегка поросшими вверху кочками, бросить собаку на весь карьер и легким посвистыванием или движением руки, или оборотом лица в другую сторону управлять, не спуская глаз с того живого поплавка. Я люблю то волнение, когда еще молодая собака на бешеном карьере встречается с бекасом: роковая встреча! Устоит ли моя собака при взлете, как стояла, когда я сдерживал ее веревкой. Удержит ли ее теперь вместо веревочки мое слово. И вот охотничий поплавок остановился — это значит, в переводе на рыбацкое: поплавок исчез под водой. Вот взорвался бекас…
Нет, я не то хочу сказать, такое любимое может найти каждый страстный человек в своем деле и так представить свое ремесло, будто оно самое лучшее и только им одним можно заниматься. Силу любви своей я испытываю не по хорошему, а <по> тому злу, которое приходится переносить. Болотный гнус…
Был в Константиновке у врача. Оказался «просто бронхит», и мне дали Даверовы порошки. Надо бы юбилей справлять таким порошкам и каплям, которые живут, не считаясь со временем.
Т. В-а небольшой обломок той моей «суженой», которую не суждено было встретить.
Вечером прошел от Михалева до Филипповской гати и дальше по жидкому болоту до Абрамова. Я думаю, что количество дичи вовсе не пропорционально площади, удобной для ее обитания, напротив, в маленьких болотцах дичи больше бывает, чем в больших. Нашли коростеля, по которому Ромка сделал стойку, а потом до самой Филипповской гати, до грязи от коровьева причала встречен был один бекас. Возле гати в трясине было два бекаса. Они несколько раз перемещались, и я воистину с ослиным терпеньем подводил Ромку. Мне только раз удалось добиться стойки и то уже после взлета, по месту. Вообще Ромка может причуивать, сильно волнуясь, низом, по наброду, без стойки, может верхом что-то чуять, тихо брести по запаху, но вскоре терять струю… Около нашей деревни в болотных кустах, где коровье стадо устроило целое маленькое озеро грязи, нашлось несколько бекасов.
Слепни почти совсем кончились, говорят, и потыкушек значительно уменьшилось. Самое лучшее время для прогулки вечером в 7 ч., когда потыкушки уже кончились, а комар не начинал.
Стараюсь с бешеного карьера переводить Ромку словом «тише» на более тихий и внимательный поиск.
Видел, как ложились белые холсты на болота. Потом вошел в этот туман. Мозгло.
Замечали вы, что когда где-то тут, вот за этим болотом, крикнут гнездовые журавли на своем болоте, то всегда кажется,
15 Июля.Стоят жаркие дни. По утрам роса, как после ливня. Косят болота. В 4 утра пошел 1-й выводок против Михалевского болота и сначала не нашел его. Потом возле «Островка» Ромка причуял, и пока ворочался в траве, вылетела сонная бекасиха и очень близко, сложив крылья вилочкой, упала в траву. А Ромка, вдруг что-то причуяв в траве, отстранился, сел и перевел глаза на меня. Оказалось, гнездо с тремя яйцами.
Нужно все-таки отдать справедливость Ромке: на редкость послушный и памятливый. Потом много раз я подводил Ромку по перемещающейся самке, и подводил на веревке, и так свободно, уговаривая на тихий ход, приближал: в лучшем случае он прихватывал и начинал шарить, а бекасиха взлетала без стойки, в худшем — он не чуял и не видел взлета, но потом, когда подходил ближе к месту, с которого она срывалась, делал настоящую стойку.
Я утешал себя тем, что трава была очень высокая, роса слишком большая и что мать Ромки целый месяц тоже не понимала, что, схватив чутьем бекаса, нужно довериться этому запаху и стоять, играя ноздрями, или двигаться вперед с крайней осторожностью, нащупывая место, от которого исходит запах.
Удивительно, как на всяком деле сначала удается как бы вперед забежать, а потом вернуться к начальным позициям и доползать очень медленно до случайно открывшейся возможности. То была раньше «проба», а собственно ученье вот только, теперь и происходит. Буду теперь ждать стойку по бекасу, как он делает теперь по коростелю (коростель-то очень близко!).
Когда я вернулся (через 2 часа) к месту первоначного выводка, Ромка вытурил без всякой стойки коростеля, а когда я отправил его в направлении перемещенного по большим кочкам, то выводок бекасов сорвался прямо из-под Ромкина живота. Я расплевался и не стал больше искать перемещенных.
До дому оставалось перейти ржаное поле, как вдруг Ромка сильно натянул веревочку, растянулся на траве и стал хлопать носом. Я отпустил веревку подлиннее, он пополз раскорякой в куст, скрылся там. Потом раздалось хлопанье крыльев. Я успел разглядеть тетерку и маленького цыпленка. Вот счастье! искать тстеревей в лесу долго я считал вредно для молодой собаки, но если даром дается, то почему же не дать понюхать необходимую дичь! Я уложил Ромку и стал посвистывать, направо перелетела матка, налево свистел цыпленок и такой, верно, маленький, что свистел еще без коленца, я стал ему подражать, и скоро отозвалась матка.
Когда, мне показалось, прошло довольно времени, чтобы молодые тетерева дали по росе свои бродки, я встал и отпустил, конечно, на веревке, Ромку. Он сделал шаг или два, — из-под ног вылетел тетеревенок, он посмотрел вслед ему налево — справа возле самых ног вылетел другой, он поглазел направо — вылетел слева. И тогда он бессмысленно запахал носом по траве, полез раскорякой даже с криком. Потом он метался по следам туда и сюда, и там и тут просто от шума в траве его громоздкого тела вылетали тетеревята. Вот какой он еще, значит, совершенный осел!
Вечерняя работа по тетеревам.
Следы утренние смешались с вечерними, и Ромка, сколько ни пахал носом, ничего не мог найти на лугу возле ржи.
Потом надо непременно сделать описание этого интересного уголка природы, где на таком малом пространстве сходятся столь различные угодья: рожь и луг суходол, и болото ручьевое, и болото боровое с мохом и ягодой. Ромка все перенюхал возле ржи и на сухом лугу. Я перевел его для отдыха в болотце, тут спугнулся кулик. Потом из этого болотца Ромка вытянул меня в моховое и врастяжку потащил меня по траве.