Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
Чкалов говорит: готовы умереть за Сталина…
Чкалов: За Сталина умрем!
Сталин: Я считаю, что оратора перебивать не стоит (смех)
Чкалов: За Сталина умрем!
Сталин: Простите меня за грубое выражение, умереть всякий дурак способен. Умереть конечно тяжко, но не так трудно…… Я пью за людей, которые хотят жить! Жить, жить как можно дольше, а не умереть.
Чкалов: От имени всех героев заверяю Сталина, что будем драться за него так, что он даже сам не знает. За Сталина мы готовы отдать все. [Ногу надо ногу, голову надо — голову, руки надо — руки. ] (вычеркнуто). Водопьянов, Громов, Байдуков, Юмашев, Данилин, Молоков, все герои, сидящие здесь в зале, идите все сюда, идите к Сталину, будем драться за Сталина, за Сталинскую эпоху.
(Со всех сторон зала идут герои Советского Союза — богатыри родины и становятся стеной около Сталина. Зал грохочет и неистовствует).
Сталин улыбнулся, посмотрел на них и продолжал:
Сталин: Я еще не кончил… За здоровье всех героев — старых, средних, молодых, за здоровье той молодежи, которая нас, стариков, переживет с охотой.
Чкалов: Я прошу слова. От имени присутствующих здесь заявляю: никто не захочет пережить Сталина.
— Никто не отберет у нас Сталина! За Сталина мы готовы отдать все! Сердце надо — отдадим сердце, ноги надо — ноги, руки надо — отдадим руки.
Сталин: Сколько вам лет?
Чкалов: 33
Сталин: Дорогие товарищи большевики, партийные и непартийные! К слову сказать иногда непартийные большевики лучше партийных. Бывает. Мне — 58, пошел 59-ый. Тов. Чкалову — 33. Мой совет, дорогие товарищи, не ставить задачу умирать за кого-нибудь, особенно за старика. Лучше жить, бороться и жить, бороться во всех областях — промышленности, сельского хозяйства, культуры; не умереть, а жить, жить и разить врагов, жить, чтобы побеждать.
Я пью за тех, кто не забывает идти вперед за нашу правду, таланты и смелость, за молодых (Сталин подчеркнул это слово — ЛБ), потому, что в молодых сила, за Чкаловых! (тут Сталин сделал паузу и добавил нарочито картавя ЛБ) — потому, что ему тлидцать тли года! (Овация)
Затем Сталин ушел с Чкаловым в соседний зал (так рассказывали, сам я не видел). Вернувшись Сталин взял слово и сказал: (даю по своей записи)
— Чкалов — человек способный, талантливый, самородок…….. он взял меня в свои секретари. Что ж остается делать — я согласен (смех)…… Я каждый день готов….. Я, товарищи, постараюсь…. За Чкалова!
Шмидт поднял тост за героев Советского Союза, в том числе за Молокова. Поднялся Сталин:
— Молоков — один из героев, скромных и простых, который боится шума. Я пью за товарища Молокова не только потому, что он герой, а потому, что он скромный, простой человек, не требующий большого блеска. (овация).
Папанин после рассказывал, что в разговоре с ними на банкете Сталин сказал: «Я больше всех за вас переживал».
Папанинцы сидели за одним столом с членами ПБ, жены — за другим столом. Сталин подошел к тому столу и начал их спрашивать: «Вы чья?» — «Кренкеля!»«Вы чья?» — «Папанина»- и так всех и затем пригласил за свой стол.
Затем Сталин прошел к столу, где сидели жены чкаловской тройки и сами герои и обратился к Ольге Эразмовне Чкаловой:
— Вы на меня недовольно смотрите, думаете я ваших мужей подбиваю на новые полеты. Это неверно. Да только я их — сорванцов — и удерживаю!
И обращаясь к героям, сказал:
— На этот год — никаких полетов. Побалуйтесь с женами.
Потом Сталин пошел вдоль столов, что-то отыскивая. Наконец нашел — взял бутылку нарзана, подошел к столу, где сидел Чкалов, отодвинул в сторону графин с коньяком, поставил нарзал и сказал: «Пей!».
15 мая
Надо восстановить разговор с Коккинаки от 25 апреля. До этого мне стало известно о том, что он собирается лететь. Поэтому я и приехал к нему. Сидим, разговариваем о том, о сем. Весь кабинет увешан большими и малыми картами Европы, Америки, мира. В углу глобус.
— Ну когда, Володя, провожаем? — спросил я наконец.
Он рассмеялся:
— Думаешь не знаю, что за этим приехал. Увы, не дают разрешения. Понимаешь, может быть дадут после, а тогда мне самому не нужно. Условия не устраивают.
— А справишься? Ведь ветры?
— Что ж ветры — с ими надо умело обращаться. Знаешь — как парусные моряки — галсами. Тут все рассчитано. Вот только внимания не потерять больше тридцати часов за ручку держаться.
— А почему второго не берешь?
— А кому я могу так доверять, как себе? Да и места нету.
— Летал когда-нибудь по трассе?
— Нет. В эту сторону никто. С той — да.
— Что ж тебе сказали?
— Да разрешение принципиальное я еще в прошлом году получил. Зажал в кулаке. Молчу. Недавно поднял: давайте визы, договариваться. А мне — трр. Позавчера был на одном совещании, подошел к Молотову после.
Он говорит: «Вам передали, что сейчас, как ни жаль, не выйдет». Я стороной узнавать почему: отвечают, что из-за Леваневского и «В6». А я готовился, летаю, испытываю по работе, а сам всякие задачи для себя решаю. А как бы хорошо было запросто в соседнюю столицу слетать.
— Лодки, плавучесть машины обеспечены?
— Зачем, я же биться не собираюсь. Лечу наверняка: а если упаду — куда на трипперборе уплыву. Ни к чему!
11 мая я с Зиной поехали в гости к Моисееву. Был там Громов, Юмашев, Байдуков с женой. Речь зашла о Володьке. Все подтвердили, что летит.
— А как у вас? — спросил я Юмашева.
— В этом году тихо. Не на чем.
— А в будущем?
— Будет. Сейчас строим машину.
Сегодня я опять позвонил Владимиру.
— Как?
— Обещали вызвать, но молчат. А мне погода только до 1-го. Позже — с месте не двинусь. Боюсь, что не успею: разрешения нет, машина не готова и, видимо, не успеют приготовить. Вот и хожу пока по театрам. Сегодня смотрел «Господина Бартиньяка». Ничего… Вот не везет! Хотел в этом году высотенкой заняться, подсмотрел моторчики. А меня как два наркома взяли в шоры — только дым идет. Вот, может, осенью дорвусь.
— А чего тебя держат? Такой обыкновенный полет по рейсовой трассе.
— Ну да. Ничего необычного. Смотри сам — по всей летали, правда по кусочкам. Ты знаешь, я сегодня обледенел. (Я удивился — погода была солнечная, кое где висели, правда, густые насупленные облака — ЛБ)
— А зачем ты летал?
— Бедному летчику все нужно. Я уже месяца три гоняюсь по облакам. Ведь мне некому будет сказать: «Егор, садись!» А облака сегодня были отличные, редкие, густые, насыщенные. Я за ними по всему горизонту гонялся. В Москве дождя не было, а я там три раза в дождь попадал. Кидало зверски: метров на 15. Машину трепало во всю — а мне этого и надо. Обледенел, крылья сантиметра на два льдом покрылись (t = -3, -4). К концу полета из-за обледенения все приборы слепого полета отказали. Лафа! Ну давай спать! Я еще молока выпью.