Дневники баскетболиста
Шрифт:
Моя чувиха Лиза Корнби из охуевающей от собственной крутизны Детской школы профессионального обучения сегодня встретила меня у школы, когда я направлялся к Центральному Парку на занятие по американскому футболу. Прикольно наблюдать, как наши лохи пускают слюни на мою сногсшибательную телку, но сегодня я и сам неприятно попал. Из-за мешковатых спортивных штанов меня можно было принять за короля атлетов, и она все время над ними стебалась. Я ей потом припомню, например, лишу прав на мое тело на несколько дней или что-то в этом роде. Потом она сообщает, что ей надо кое-что купить и принимается строить планы насчет того, чтобы встретить меня после уроков. Тем временем мы приближаемся к полю, она еле передвигает ноги, и, когда мы там все-таки нарисовались, наши уже делали упражнения под надзором тренера Дулитла. И тут сучка Лиза решает надо мной приколоться. Затаскивает меня за дерево, впивается языком ко мне в рот, трется об меня своей сладкой задницей, потом неожиданно цапает за ногу и сгребает в ладонь мою штукенцию, продолжая обсасывать мне язык. И сообразительная дрянь своего добилась, у меня мало того что стал крепче лома, а я еще забыл надеть сегодня ракушку, и не то что трусов — ни фига на мне не было, и под штанами я был абсолютно голый, и член у меня выпирал, словно украденная в магазине гроздь бананов. Она чуть со смеху не лопнула. Дулитл, исходя страшным говном, орал на меня. Она двинула дальше, а я поплелся присоединяться к остальным, вяло пытаясь спрятать свою до сих пор предательски торчащую елду. В наказание за опоздание меня заставили лечь на спину и сделать сорок подъемов. Пробовал вообразить матушкины варикозные вены,
Чудно, что с нашими сумасшедшими гулянками, пением и прочими проделками нас не выгнали из «Штабов» еще год назад. До прошлого вечера на шум никто из соседей не жаловался. Но вчера на вечеринке в честь «уходящего в армию» Шлинка стоял шум под 110 децибелов, а это явный перебор, и до нас доперло, что может вломиться управляющий. Тогда мы мудро постановили раскуриваться исключительно в дальней комнате. Все, мать их, нарки верхнего Манхэттена затусовались к нам. Ни разу нами доселе не виданные челы дружно блевали в туалете от передоза герой или транками; на кухне здоровенная коробка для мусора, забитая всевозможными емкостями с пивом или коктейлями и в придачу неимоверным количеством кислоты. Негры, белые, пуэрториканцы, джанки, старые алкаши, раньше в «Штабах» не встречавшиеся, трескают заныканные в карманах обшарпанного пальто сэндвичи с котлетой, поглощают содержимое непрестанно пополняющейся коробки. Из дальней комнаты вываливаются убитые хэшем в хлам типы с тупыми улыбками... Нам с Мэнкоулом пришлось бежать на крышу, чтобы вмазаться Эйчем, так как толпища уродов насела на нас, выпрашивая «ну, хоть дешку, попробовать». В общем-то, обычная пятничная гулянка, но сегодня наша удача кончилась, буквально лопнула. Примерно в полночь соседи пожаловались на шум, приехали двое легавых и застыли в проходе. Изучили весь наличествующий ассортимент отбросов общества, но, правда, срач поднимать не стали, ограничившись обычным: «Если нам по вашей милости опять придется сюда тащиться, мы из вас все дерьмо вышибем», потом оглядели телок, спросили возраст и документы, вытолкали вон нескольких малолеток (потом они вернулись, когда легавые свалили) и удалились. Повезло, что у некоторых чуваков они не потребовали документы, и вдвойне повезло, что они не проверили дальнюю комнату (где несколько севших на измену обдолбаных челов вылезли через окно на крышу). Остальные там мерзли или надели пальто, поскольку пытались проветрить помещение от запаха... Повезло еще, что ни одному козлу не стукнуло в башку выбрасывать допинг, как нередко случалось раньше, когда шепоток паранойи втолковывал свою логику поведения. Короче, к этому моменту толпа незнакомцев насытилась и испарилась, больше на нас жалоб не поступало. Я прикорнул в уголку, невзирая на веселье в полном разгаре, на следующее утро проснулся на кушетке вместе с четырьмя челами, а по всему полу валялись люди в разных позах. На кухне один экземпляр лежал мордой в луже желчи (к счастью, мы успели его оттащить, прежде чем его затошнило в третий раз!). Даже в сортире два пацана, и плюс в ванной один неизвестный тип. Но круче всех отмочил днем Мэнкоул. К тому времени большинство народу более-менее оклемалось и мирно смотрело телек, сидючи в море мусора. Он узнал, что новая соседка (несомненно, именно она вызвала минувшей ночью легавых) устроила праздничек в честь дня рождения дочурки примерно трех или четырех лет. Через глазок в коридоре мы видели, как детишки в нарядных платьицах с оборками, сжимая в ручках подарки, нажимают кнопку звонка. В конце концов, дверь закрывать не стали, и мы смогли разглядеть и пирог, и мороженое, и игру в «прицепи с завязанными глазами ослику хвост». Короче, псих Мэнкоул сделал это. Ну да, позвонил и пожаловался на невыносимый шум: «Наверно, офицер, хулиганы-подростки там пьют или, может, даже курят марихуану». Жестоко со стороны Мэнкоула. Но мы чуть яйца себе не отхохотали, когда наблюдали, как примчались те двое легавых, позвонили в дверь и узрели крохотных девчушек с пирогом. Их улыбки сменились выражением панического ужаса при виде мудаков в форме. Вышла мамочка и развопилась на представителей власти, покрасневших и порозовевших во всевозможные оттенки. «Вам следует стыдиться», — заключила мамаша. «Пусть, блядь, знают. И она, и они», — хихикнул Мэнкоул, стараясь попасть в вену.
Прошлым вечером вместе с Марком Клатчем и Энтоном Ньютроном слопали марку ЛСД. Похоже, употребление этой штуки по выходным превращается в систему: ну, как другие напиваются по пятницам. А мы едим марку. Классно и без неприятных ощущений. Шатались по площади Св. Марка, играли на губных гармошках, пялились на прикольно-красивые лица прохожих. Плюхнулись у магазина пластинок и послушали, как искрится музыка на неизвестном джазовом альбоме... в прямом смысле звуки сыпались искрами. И, как бы то ни было, мы знали, где мы. Где? Как обычно, всякий раз, съев марку, я запариваюсь на архитектуру... твердые края, отделяющие город от неба, вы только взгляните на карнизы и смешные горгульи, которых раньше не замечали, хотя тысячу раз ходили мимо.
Потом похолодало, но домой никто не пошел. Я не мог позволить ветру задуть нашу прогулку. Вспомнил, что в бурокаменном доме на 12-й улице обитает приятель начинающей модели Деборы Дакстер... они вместе учатся в Детской школе профессионального обучения. Он — человек искусства. Я тоже человек искусства! Короче, мы поспешили к его дому и затрезвонили в звенелку над почтовым ящиком. Он впустил нас, но по его лицу я догадался, что он знает меня не так хорошо, как я предполагал. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что он меня знает, и потому представился сам и познакомил его с моими друзьями... «Мы тут немножно закинулись... клевый приход, все вокруг светится, ну ты понимаешь?.. на улице похолодало... мы хотим погреться». Он, ошарашенный, запустил нас в свою крохотную комнатушку. Но мы подружились благодаря имевшейся хорошей травушке, и все стало ништяк. Сидели, слушали его замечательную коллекцию пластинок, любовались на рыб, плавающих в огромном аквариуме — увлекательнейшая запарка. Я видел, как одна очень долго погружалась, а потом вдруг стала делаться прозрачной: в конечном итоге остались видны только движущиеся в воде кости.
В полночь хозяин дома сказал, что через несколько минут начнется полное лунное затмение и нам надо вылезти на крышу посмотреть. Какой подарок небес, у меня башка кружилась от радости, пока я пробирался на крышу. И тут, дойдя до последнего этажа, я облажался. Не заметив ведущей на крышу лестницы, я распахнул первую попавшуюся дверь и обнаружил молодую немецкую пару, смотревшую телевизор, сидя на полу гостиной. Я полностью растерялся. «Это не крыша», — подумал я, пытаясь убедить себя в очевидной ошибке. Наконец, до меня дошло, что что-то не так, я посмотрел на них и выдал, что сейчас будет полное лунное затмение и им нельзя пропустить такое зрелище. Потом кинулся к лестнице. Наверху ночь была чиста, словно тихая музыка. Я раньше всегда считал небо плоским, но сегодня убедился, что оно имеет форму прекраснейшего купола, когда смотрел на рассекающие горизонт невидимые летающие тарелки. А лунное затмение оказалось фантастическим, я наблюдал его, стараясь ничего не упустить, и проникся его прелестью.
Прошлым вечером, где-то в 5:15, примерно у двух миллионов людей мозги полностью слетели, на хрен, с катушек. За пять минут обрубились к чертям собачьим электростанции всего Восточного побережья! Вот послушайте: я ушел с баскетбольной тренировки в пять часов и мы с Лэнгом помчались к метро. Едва успели вбежать в последний вагон на 7-й авеню. Все ништяк, пока не выехали из туннеля на 125-й улице. Сучий поезд заглох. И когда шли по туннелю к 137-й, остановился, и все, пиздец, не едем, свет потух, только тускло мерцали фонарики на батарейках. Народ забухтел насчет ебаного транспорта, а поскольку был час пик, пиздеж поднялся невероятный оттого, что в несчастном поезде людей набилось как селедок в бочку. И вот жду я в туннелях, пока дело сдвинется с мертвой точки, но проходит полчаса, вонь стоит, как в загоне для скота. По-моему, все до единого затеяли снять пальто и пиджаки, и из-за смрада я чуть сознание не потерял. И тут вспомнил, что заныкал герыч в подкладке куртки, и решил, что, раз я плотно увяз в дерьме, надо как-то развлечься. Мы с Лэнгом стали отпускать шуточки типа: «Кислороду
Тут я заметил, что люди из вагонов перед нами идут к началу поезда, посигналил отключившемуся от трех понюшек Лэнгу, растолкал его, и мы пошли вместе с другим народом. Некоторые продолжали ждать, некоторые шли за нами. Мне пришло в голову, что кто-то, наверное, знает, как выбраться, в противном же случае в первом вагоне, боже упаси, получится фарш из человечины. Короче, мы туда отправились и обнаружили, что по чистой, счастливой, блин, случайности, первая дверь головного вагона, вот мамой клянусь, успела выехать прямо к станции, прежде чем мы застряли. Выйти на свободу было офигительно, но мы начали исходить говном насчет того, какого хрена мы так дол-го ждали? Тупорылые мамаши, лохи-рабочие — они ведь будут ждать, пока не утонут в собственном поту. Одна женщина, я видел, буквально падала в обморок, я же умирал от навязчивого страха перед готовящейся войной. Если бы не тот запасец джанка, я бы, пожалуй, пересрал окончательно, бля буду. Я до смерти боюсь мертвых туннелей метро. Сильнее я боюсь только бомбардировки.
Итак, вверх по лестнице и на улицу. Огляделись. Пожарная машина мчится мимо нас к дымящемуся мусорному баку. Делов-то. Я решил узнать у первого попавшегося старого тупорылого ирландца: «Что стряслось? Вырубилось электричество на линии?» «Весь блядский городок сокрыт в полной темноте, парниша», — ответствовал он на своем ужасающем диалекте. «Все Восточное побережье до самой Канады! Я слышал по радио», — встрял какой-то чел в чистеньком дорогом костюмчике. Мы с Лэнгом огляделись, не веря своим глазам... ни уличных фонарей, ни рекламных щитов, ни единого огонька во всех зданиях, выстроившихся вдоль улицы. Пиздец космического масштаба! Я лично слышал, затесавшись в толпу, окружившего чувака с транзистором: вырубило весь Нью-Йорк плюс большую часть побережья. Я глянул с берега — за черными водами Гудзона виднелись высотки Джерси, и свет там был... что меня несколько успокоило, поскольку все сильнее одолевали соображения, типа: «Ну вот, коммунистический заговор, мы скоро умрем и так далее». Я поинтересовался мнением Лэнга на сей счет, но он не разделял моих опасений, заявив, что все ништяк, единственная проблема — это как сейчас добраться домой. Ему легче, ведь он живет на перекрестке 150-й и Риверсайда в здоровом буржуазном доме прямо рядом с «Shirelles». Я предложил лезть в битком набитый автобус, который я собрался во что бы то ни стало застопить, он защемился в заднюю дверь и отчалил. Я нес большую сумку с книгами, которые сегодня решил отнести домой (вовремя пришло в голову), и грязным спортивным костюмом в стирку. До дома семьдесят пять кварталов. Но тут тормозит почтовый фургон, водила кричит: «Еду аж до 181-й, запрыгивай назад». Я влетаю, как ошпаренный, нет времени на изъявление благодарности, а топать пешком семьдесят пять кварталов ломает. И вот мы едем. Несколько офисных девочек, беловоротничковые лошки, черномазый бомж-алкоголик, решивший просто прокатиться... и я. Задницы наши подпрыгивают на пачках «NY Post». Водила рулил классно, держаться пришлось крепко, а одна клевая офисная телка цеплялась за меня на каждом повороте. «С ууууума сойти, ничего более идиотского В ЖИЗНИ не видела», — повторяла она каждому, пока мы наощупь ползли вниз по улице, и хлопала как ненормальная огромными накладными ресницами. Поднимаемся на гору, за ней начинается 181-я, потом вниз, ехать еще порядочно, но отсюда весь спуск... переполненные автобусы, добрая сотня машин, выстроившихся в ряд, с обезумевшими водителями... полный пиздец. Я огляделся и заставил мозги не ныть. Прямо через дорогу «Food Carnival». Вроде бы заперт, но зато перед магазином стояли велосипеды разносчиков и спереть их проще пареной репы. Я, словно спятивший окончательно, запрыгнул на один из великов, выбрав трехколесный, впереди которого крепилась большая коробка, и, зашвырнув туда книги и грязный костюм, метнулся в сторону Бродвея, успев заметить, как жирный менеджер засеменил в мою сторону в отчаянной и бесполезной попытке меня поймать. Как я понесся! Взлетел на крутой холм перед 200-й улицей и погнал напрямик. Холодало, но я торопился и жал со всей мочи на педали. Через несколько кварталов я бросил велик перед пиццерией, двинул к дому, по пути заскочив в церковь прихватить халявных свечек, поднялся по лестнице, освещая ими путь, и унес груду бараньих отбивных, внеся свою лепту в семейные байки. Только не у своих, так, ради приключения. Должен признать, это был один из моих самых удачных налетов. Свечи отлично освещали дом.
Потом мы с братом вышли разузнать, что творится на улицах. Дома никому не сиделось. Некоторые чуваки разводили теорию насчет того, что «в этом виноваты русские», сейчас не помню подробности. Однако все разделяли мнение, что сегодня ночью есть маза снова взломать парковый склад, набрать баскетбольных и футбольных мячей и прочей хреновни. Да, дело верное: готов поспорить, мы могли бы провернуть дельце и покрупнее... все легавые заняты исключительно дорожным движением и срочными вызовами, в парке ни души. Мы взломали ломом дверь, обнаружили здоровенный мешок, присвоили себе всяческие чудесные вещички (даже несчастный комплект сменных щитов), а для полного счастья отыскали полгаллона Рафуса в ящике паркового сторожа и отполировали удачное мероприятие (в последнем я не участвовал, потому что обнаружил еще один пакетик с герычем, достал драгоценную находку и вмазался — единственный раз в парке без малейшей копофобии). Мы покинули место преступления, я спрятал добычу в лесу. Некоторые пацаны поперлись пить пиво в кабаке «У Форестера» (старый хрен работал, осветив бар свечками); а я пошел домой и лег спать. Интересный день: и свет, и тьма.
Из-за того что я — звезда баскетбола и охуительный модный чувак из частной школы, на мне виснут сногсшибательные телки из других частных учебных заведений, и все они чем-то таким заняты, и бабла у них слишком до фига, чтобы так просто их послать. Пошел в гости к моей нынешней подруге Геди Хантер, так как сегодня пятница, а по пятницам ее предки отправляются на большую всенощную гулянку в город, оставляя апартаменты нам с ней и еще пятидесяти горничным и дворецким. Она живет у площади Саттон-Плейс в восемнадцатикомнатном пентхаусе с видом на Ист-ривер... Ее папаша — важная птица в, по-моему, «MGM» [21] , а мамочке ее принадлежит фирма, сдающая напрокат лошадей для скачек, кажется, так. Кстати, я был бы не прочь разок на нее лечь. Несмотря на свои за сорок, она классно сохранилась. Ну да ладно. Я заваливаю, киваю швейцару, он меня уже знает и пускает, не приматываясь со всякими цэрэушного характера записями, от которых спасу нет в других домах. Лифтером работает высокий негр, раньше игравший в полупрофессиональной баскетбольной команде. Пока я не доехал до верхнего этажа, мы с ним здорово потрепались. Потом я выхожу, звоню, швыряю берет дворецкому Генри, меня встречает весьма сексуальная, в охренительно нарядном платье Геди. В гостиной мы перекусили итальянской едой, потом переместились в её комнату, почти нависающую над рекой, откуда видны медленно плывущие баржи и уродливые здания пригорода. Я достал немного хэша, она принесла свою замечательную трубку, и спустя минут десять вид из окна стал чертовски приятнее. На Лонг-Айленд Сити идет какая-то масштабная стройка, и огромные балки рассекают древнее небо на манер ножей. Но вот мы достаточно налюбовались зрелищем, захотелось трахаться, и мы уделили этому занятию час или два. Мне никогда не надоедает Геди, хотя я хожу к ней уже целых два месяца. Остаток вечера мы просидели голышом на ее необъятной кровати, смотря на большом цветном телеке прикольные фильмы Питера Селлерса. Я показал ей фотку, где я на площадке, напечатанную вчера в «The Times», в честь набранных мной в мачте с «Макберни» сорока очков. Геди прямо расцвела и мы еще потрахались. Все это забавно, но глупо. Как-нибудь притащу сюда всю толпу раздолбаев из нашего старого Бойз-клуба на Мэдисон-сквер, и они охренеют в два счета. Тут я вспомнил, что мне надо встретится с ребятами в городе, и примерно в полночь распрощался, предварительно изучив состав аптечки папочки Геди. Прихватил восемь штук стимуляторов и кучу транков. Крепко поцеловал Геди, слопал грушу и свалил.
21
MGM — сокр. от Metro-Golgwyn-Mayer («Метро-Голд-вин-Майер»)