Дневники Фаулз
Шрифт:
Однако и Кинросс, и Мэшлер считают, что я делаю ошибку, вообще связываясь с ними — особенно не оговорив заранее финансовую сторону. Но в ситуациях такого рода я уверен, что поступаю правильно. Если в картине найдет место хотя бы половина тех корректировок, с которыми они на словах согласились, игра уже стоит свеч. Я способен распознать нечистого, когда он передо мной; и уж он-то не обведет меня вокруг пальца.
«Билли-лжец». В этом фильме играет девушка, Джули Кристи; ее пробуют на роль Миранды. У нее то самое лицо — лучше, чем я ожидал. Исполнительницы с лучшими внешними данными им не найти. А Клегга будет играть Теренс Стэмп. Ставить фильм должен Джон Шлезингер, но, увы, ему послали сценарий.
29 августа
Ищем дом в Лондоне. Элиз занята этим целыми днями. А я не очень-то представляю, где мне хотелось бы жить: в Лондоне, или за границей,
Уайтинг «Бесы». Превосходная пьеса [758] . Печать гения, редчайшая вещь в современной литературе. Мысль сделать ее как мозаику коротких сцен — это да. Если надумаю писать Робин Гуда, надо взять ее на вооружение.
Гений — это когда признаешь в другом достижение, на которое сам в данной ситуации неспособен и которого сам бы стремился достичь. В подобных случаях неизменно испытываешь восторженный шок. Ибо любопытное свойство гения в том, что он убивает зависть.
758
Джон Уайтинг (1917–1963) положил в основу своей пьесы книгу Олдоса Хаксли «Бесы Лудена», описывавшую реальный случай одержимости дьяволом во Франции в XVII в. Премьера пьесы состоялась в театре «Олдуич» в 1961 г.
4 сентября
Издательство «Литтл, Браун» выражает желание, чтобы я съездил в Америку и принял участие в рекламной кампании романа.
Голдинг «Повелитель мух» и «Воришка Мартин». Первый роман лучше, хотя его финал и неверен. Ральф должен погибнуть, а Земля — оказаться под властью темных сил [759] . Второй роман tour de force [760] отображения физического мира; однако флэшбэки в нем разительно слабы [761] . По-моему, Голдинга по большому счету можно упрекнуть в следующих недостатках: 1) следуя традиции Кафки (Рекса Уорнера), он рисует экстремальные ситуации экспрессионистически — а экспрессионизм и экстремальная ситуация плохо сочетаются друг с другом, одно подставляет ножку другому, ослабляет эффект воздействия; 2) его диалоги несовершенны; 3) его пространные описания физических ощущений и действий в конце концов делаются взаимоисключающими — то есть на практике читатель перелистывает эти страницы. Правило: чем экстремальнее и фантастичнее описываемая ситуация, тем реалистичнее (фотографически четче) и строже должны быть описания и диалоги. Примеры: «Робинзон Крузо», «Слепящая тьма». И наоборот: чем обычнее ситуация, тем более экзотичными и фантастичными могут быть язык и диалоги. Примеры: «Улисс», «Миссис Дэллоуэй».
759
В романе «Повелитель мух» (1954) за Ральфом начинается охота, как только терпит крах его попытка объединить сверстников по школе в подобие цивилизованного сообщества на острове, где они оказались в результате воздушной катастрофы; в итоге его спасает от гибели появление военного судна.
760
Блестящий образец (фр.).
761
Герой-повествователь романа «Воришка Мартин» (1956) — офицер британского флота, в результате кораблекрушения выброшенный на скалистое побережье посреди Атлантического океана. Лихорадочно пытаясь выжить, он вспоминает подробности своей былой жизни.
«Коллекционер» — на третьем месте в списке бестселлеров журнала «Тайм».
Перелет в Америку. Он пугает меня. Статистика ничего не значит. Шансы выжить, похоже, пятьдесят на пятьдесят. Не то чтобы смерть что-то значила. Странно, но сейчас я был бы не против погибнуть. Несмотря на незавершенность всего на свете.
14–23 сентября
Как и большинство людей, называющих себя социалистами, я впервые отправился в Штаты, волоча за собой чемодан, битком набитый накопленными за всю жизнь предубеждениями против этой страны — предубеждениями, смягчаемыми немалой долей симпатии к американской литературе и немногим блестящим выходцам из Америки, с которыми сталкивался то тут, то там в Европе, и усугубляемыми всем остальным. Так или иначе мне предстоит объяснить, как неделю спустя я возвратился оттуда по-прежнему социалистом (на свой манер), но к тому же безнадежно влюбившимся. Не то чтобы в этой стране не было изъянов, напротив, они так же явственно различимы, как прыщи на физиономии подростка; однако никто никогда не потрудился рассказать мне, сколь неотразимо наивен, мил и симпатичен этот бедный юнец. И потому, рискуя тем, что все мои знакомые в один голос заявят, что я непростительно сентиментален, замечу, то, что я напишу, будет по большей части во славу Америки. Хотя бы для разнообразия.
Подлетая к Бостону, вооруженный комплексом неполноценности qui-vive [762] , приземляешься. Череда неряшливых одноэтажных зданий, грязный коридор, облупившиеся стены, оконные рамы казенного бурого цвета, на стеклах окон зеваками намалеваны снаружи бесформенные каракули, пауки света, пробивающиеся поверх голов сотрудников управления по иммиграции. В Европе такое считалось бы национальным позором, а здесь полагается нормальным, непритязательным. Ага, думаю, вот презренный ирландец из Бостона, ну поглядим. Подхожу к самому малосимпатичному из чиновников. Он пробегает глазами мою анкету. Рвет, достает другую и аккуратно заполняет ее за меня. А когда я бормочу извинения, отзывается:
762
Настороже (фр.).
— Сделали бы понятнее. Ну вот, — продолжает, — надеюсь, вы прекрасно проведете у нас время.
С этого момента я не перестаю удивляться.
Встречал меня Нед Брэдфорд, главный редактор издательства «Литтл, Браун», невозмутимый интеллектуал-администратор. Очки, увеличивающие голубые глаза. Кварталы Бостона, которые мы проезжали, тоже выглядели обшарпанно — непритязательно. Потому что именно такого, приезжая в Штаты, не ожидаешь: грязи, ржавчины, обшарпанности — словом, обычных простительных недостатков старых цивилизаций.
По автомагистрали движемся на юг к Маршфилду, минуя места с английскими именами: Веймут, Брейнтри; а чуть позже их сменяют, смешиваясь с английскими, благозвучные индейские названия: Нантакет, Кохассет, Сайтуэйт. А потом Плимут А потом Кейп-Код.
Самое большое потрясение — красота жилых домов в сельских местах Новой Англии: коттеджей, хижин и домишек в кейпкодском и колониальном стиле. Прекрасные строгие цвета, в которые они выкрашены. В основном белые, а ставни и другие фрагменты отделаны в серое, синевато-стальное и опять же белое; то тут, то там промелькнет темно-красный дом с оконными рамами и дверями, окрашенными белым. И дома не теснятся, подпирая друг друга. В Америке земля дешевая, а это влияет на национальное сознание. В этих краях, если вы намерены строить дом, нужно купить по меньшей мере акр.
Атмосфера, царящая в доме Брэдфорда, построенном в 1780 году, — абсолютно неофициальная, замешенная на полном бытовом благополучии (воспользуюсь этим словом, начисто игнорируя тот уничижительный оттенок, с каким его обычно употребляют). Просто здесь живут непринужденно и приятно, среди изящных вещей, наслаждаясь простором, газонами, озером, лесом.
— Мы просто хотим жить сами по себе, — говорит Пэм Брэдфорд, — И по-своему.
Одной из трагедий Америки мне представляется то, что, испытывая двустороннее давление — давление конформизма и весьма поверхностного потребительского процветания, порядочные люди, интеллектуалы впадают здесь в ностальгическую тоску по уединению (отголоски Торо), а непорядочные — в секс, пьянство и сеансы психоанализа. Фыркать над неврозами, по рождаемыми богатством, нетрудно. Я и сам нередко так поступал. Но социализм игнорирует эту сторону американского приключения на собственный страх и риск. Между тем и в этом, как во многом другом, они по-пионерски предугадывают и наши будущие пути.
Дух пионеров. В кухне старая плита. «Когда случается ураган, приходится все делать на ней». Рядом со всеми атрибутами современного комфорта она выглядит неуместной. Неуместной и, разумеется, до глубины души трогательной. Таков еще один пример не столь очевидного обаяния этой страны. Тесное соседство сложной бытовой техники с девственными лесными чащобами. С деревьями без конца и края.
В понедельник утром под дождем отправляемся обратно в Бостон. Он кажется невообразимо уродливым, неприветливым, грязным, хотя окрестности Бикон-Хилла по-своему привлекательны.