Дневники исследователя Африки
Шрифт:
У меня было еще одно свидание с Касембе, когда я пытался уговорить его не продавать своих людей в рабство. Некоторое время он слушал меня, потом разразился тирадой о величии своей страны, о своей власти и могуществе; но Мохамад бин Салех, живущий здесь уже десять лет, высмеял его и вызвал смех присутствующих, рассказав, как другие вожди в стране Лунда дарили мне быков и овец, а у Касембе для подарка была только жалкая козочка и немного рыбы. Мохамад также заявил, что на свете есть только два настоящих государя – султан Занзибара и королева Виктория. Когда мы пришли в третий раз, чтобы попрощаться с Касембе, он держался далеко не с такой важностью, и у меня создалось
Португальцы побывали у Касембе уже давно. Однако, так как каждый новый Касембе строит себе новый город, нелегко установить точно место, куда приходили чужестранцы. Города последних семи Касембе располагались в пределах семи миль от нынешнего дворца. Из посетивших Касембе путешественников единственным, имеющим научную подготовку, был Ласерда, губернатор Тете на Замбези. Он умер на речке Чунгу в трех или четырех милях отсюда. Место это называется Ншинда, или Инчинда; в записях португальцев оно обозначено как Лусенда, или Усенда. Широта указана в этих записях с ошибкой почти в пятьдесят миль, но африканцы говорят, что Ласерда прожил всего десять дней после своего прибытия. Вполне вероятно, что во время последних наблюдений голова его уже была затуманена лихорадкой. Кому приходилось испытывать, что это значит, тот охотно извинит любую сделанную им ошибку. Целью прихода Ласерды было осуществление давнишнего желания португальцев создать трансконтинентальное сообщение между их западными и восточными владениями. Такое путешествие не было совершено ни одним португальцем, но два черных торговца частично осуществили подобный переход, пройдя один раз от Касанги в Анголе до Тете на Замбези и возвратившись назад с письмом от губернатора Мозамбика.
Разные Касембе, которых посетили португальцы, видимо, сильно отличались друг от друга по характеру и в других отношениях. Первый посетивший Касембе путешественник, Перейра, говорит (цитирую по памяти), что у вождя было 20 000 обученных солдат; улицы города поливались ежедневно, и каждый день Касембе приносил в жертву двадцать человек. Сейчас я ничего не слышал о человеческих жертвоприношениях, и сомнительно, может ли нынешний Касембе выставить сейчас тысячу человек, даже не знающих строя. Когда пять лет назад нынешний Касембе захватил власть, страна была густо населена, но он применял такие жестокие наказания – обрезал уши, отрубал руки, продавал детей за незначительные проступки родителей, – что подданные его постепенно рассеялись по соседним землям, на которые его власть не распространялась. Это обычный путь избавления от тирании в подобных местах, где вернуть беглецов никогда не удается.
Нынешний Касембе очень беден. Когда у него еще были люди, убивавшие слонов, он из скупости не делился доходами от продажи слоновой кости со своими подчиненными. Охотники на слонов или ушли от него, или перестали заниматься охотой, и теперь у Касембе нет слоновых бивней для продажи арабам-торговцам, приходящим сюда с озера Танганьика. С третьим португальцем, посетившим Касембе, майором Монтейро, предшественник нынешнего вождя, видимо, обошелся плохо, и с тех пор ни один португалец не рискнул появиться здесь. Они мало теряют от этого, так как Касембе нечего продать, кроме малого количества слоновой кости и рабов.
Приблизительно в одном месяце пути отсюда, на западе, народ Катанги выплавляет медь из руды, отливая металл в большие двутавровые бруски. По всей стране можно видеть такие бруски, весом от пятидесяти до ста фунтов; жители Катанги тянут из меди проволоку для изготовления браслетов, ручных и для ног. В Катанге есть и золото, недавно образцы его были посланы султану Занзибара.
По мере того как мы спускаемся с водораздела к Танганьике, мы вступаем в область земной поверхности, еще подверженную возмущениям от действия внутреннего жара. Во владениях Нсамы есть горячий источник, которым часто пользуются для варки касавы и кукурузы. Землетрясения совсем не редки. Мы испытывали подземные толчки, когда были в деревне Читимбы; землетрясения захватывают и область Касембе. У меня было ощущение, как будто я на лодке в море; хижины не падают, и потому нет чувства опасности. Некоторые толчки произошли ночью; куры раскудахтались. Наиболее интересным следствием пережитого землетрясения явилось изменение хода хронометров. Дождя после землетрясения не было. Кроме меня, никто не имел доступа к хронометрам. Я никогда раньше не слышал о подобном эффекте, и могу здесь отметить, что хронометр, регулярно отстававший на 1,5 секунды в сутки, стал отставать на 15 секунд; другой, отстававший со времени выхода с побережья на 15 секунд, стал отставать на 40 секунд; третий, спешивший на 9 секунд в сутки, совсем остановился. Люди Нсамы приписывают землетрясения действиям горячего источника, так как в этих случаях он течет необычно бурно. Другой горячий источник есть около Танганьики. На берегах Мверу мы прошли мимо еще одного горячего источника.
Мы не могли понять, почему местные жители говорят, что Мверу больше Танганьики, пока не повидали оба озера. Большее озеро расположено в относительно узкой впадине, и по обе его стороны тянется возвышенная местность, которую всегда видно. Но когда смотришь на Мверу от гор Руа, находящихся на западном конце, то не видишь ничего, кроме озерного горизонта, кажущегося беспредельным. Реки Луапула и Робукве образуют у южного конца озера болото. Касембе уговорил меня не ходить туда, но прислал человека проводить наш отряд в разные места на Мверу, дальше к югу. Судя по высоте, с которой становятся видны южные части озера, ширина его составляет от сорока до шестидесяти миль. Против южного конца гор Руа (9°41 ю. ш.) ширина озера равна тридцати трем милям. Никто из местных жителей не пытается пересечь озеро даже в этом месте. Рыбная ловля на озере имеет громадное значение для населения, добываемую рыбу возят на большие расстояния.
Среди растительных продуктов этой области меня больше всего заинтересовал особый род картофеля. Он относится не к пасленовым, а к мотыльковым, т. е. к семейству бобовых. Цветы его восхитительно пахнут. Размножается это растение легко, посадкой небольших отрезков корня или стебля. Клубень имеет продолговатую форму, как наш длинный картофель, и в вареном виде обладает в точности вкусом нашего обыкновенного картофеля. В незрелом виде этот картофель горьковат, но его считают полезным. Если съесть кусочек сырого корня, то это хорошо помогает против тошноты. Встречается это растение только в возвышенных областях и, видимо, не может переносить сильную жару. Впрочем, я держал несколько корней его в ящике без земли, который носили по солнцу почти ежедневно в течение шести месяцев, однако всхожесть картофеля не пострадала.
Интересно, что во всех центральных областях Африки хлопок относится к так называемой пернамбукской разновидности. У него длинное прочное волокно, семена располагаются вместе и прилипают друг к другу. Кусты высотой в восемь – десять футов имеют деревянистые стволы. Население изготовляет из этого хлопка прочные полосатые черно-белые шали.
Приятно было во владениях Касембе на высоте более 3000 футов над уровнем моря встретить масличную пальму (Elais Guineaensis). Легенд о завозе этой культуры в страну не существует.
Я не посылаю наброска карты, так как еще не прошел достаточного расстояния, чтобы дать связную картину всего водораздела. К сожалению, я не могу рекомендовать ни одну из опубликованных карт, которые мне пришлось видеть, как источник, дающий хотя бы сносное представление об этой стране. Один смелый составитель карт приделал к северо-западному концу озера Ньяса лишних двести миль; другой составитель поместил в этой же части карты реку, текущую в гору на высоту в 3000–4000 футов, и назвал эту реку Новая Замбези, я думаю, потому, что «старая» Замбези течет с горы вниз. Я проходил по местам, к которым относятся эти выдуманные составителями карт выродки, и не заметил, что иду по воде, пока не увидел карты». [28]
28
Здесь доклад Ливингстона обрывается. Со временем мы увидим, каким пророческим было его мрачное убеждение, что он должен бояться болот Бангвеоло. (Прим. ред. англ. издания)
28–31 декабря 1867 г. Пришли на речку Чиронго, затем на Кабукву, где я заболел. Проливные дожди задерживали транспорт с провизией. Вот уже несколько дней, как мне нечего есть, кроме грубо смолотой муки из сорго, и я чувствую слабость. Раньше в походе я шел первым, а теперь – последним. Мохамад угостил меня мелко размолотой кашей и курицей. И я тотчас же почувствовал разницу, хотя и не жаловался на свою грубую пищу. Хорошо, что я не пошел на озеро Бангвеоло: это очень нездоровое сейчас место и для местного населения; боюсь, что без лекарств при переходе вброд через речки я мог бы совсем свалиться. Как я уже отмечал, здешние жители очень страдают от опухоли щитовидной железы (зоба) и от Elephantiasis scroti.