Дневники казачьих офицеров
Шрифт:
Местом формирования назначено селение Курман-Кимельчи, где я и был к вечеру со своим штабом. К вечеру же этого дня Курман-Кимельчи и прилегающие поселки были забиты тылами «цветной дивизии».
17 октября. Мной отданы приказы и распоряжения о сосредоточении к штабу отдельных частей, не находящихся на фронте. Получено донесение от генерала Венкова, что он с бригадой, погрузившись в два поезда, двинулся в Джанкой. Как после выяснилось, бригада передвигалась по железной дороге от Феодосии до Джанкоя четыре дня (!). Бригада генерала Венкова получила мой приказ двигаться дальше к Армянскому Базару и там занять позицию уступом, позади и справа главной позиции.
Через два дня ко мне прибыли в Курман-Кимельчи части генерала Цыганка, конный Запорожский дивизион и некоторые части из тыла, но к вечеру этого же дня мне было приказано со штабом и находящимися при мне частями спешно передвинуться к селению Серагозы и продолжать формирование в этой немецкой колонии. Здесь я находился с 18 по 24 октября.
25 октября. Утром был получен приказ от генерала Врангеля выдвинуться со штабом и частями снова к Курман-Кимельчи, куда я подошел к вечеру. Тыл начал уже бежать, и паника распространялась.
Меня и раньше удивляла бесполезность моих передвижений, мои части все время находились на марше, не могли себя привести в порядок, а штаб не мог наладить связь с частями, ранее отданными мне в распоряжение. Я уже в Серагозах убедился, что в штабе генерала Врангеля царит хаос и что причиной этому был полный неуспех операции в Северной Таврии, предложенной «стратегом» генералом Шатиловым. Наши части в Северной Таврии вместо намеченного удара во фланг противнику, двигающемуся от Каховки, смогли лишь пробиться, а части, закрывавшие Каховку, отошли на позиции к Армянску.
Состояние частей было ужасно, а наступившие холода совершенно выбили из строя людей. Неимоверными усилиями удалось все же собрать и перебросить части вдоль Сиваша и у Чонгарского моста. Части, бывшие на направлении к Мелитополю и не успевшие пробиться через мост, были вынуждены уйти на юг по косе и без остановки докатились до Керчи (здесь были обрывки пехоты, расстроенные кубанцы и большинство терцев).
Начались ожесточенные бои с красными на Перекопском перешейке южнее Армянска и у Чонгарского моста. Кроме того, противник обозначил свое скопление на северном берегу Сиваша, красные бросили огромную массу людей, чтобы доконать нашу армию. Главный удар противник направил на Перекопскую позицию, которая, к стыду и преступности начальника укрепленного района, оказалась защищенной игрушечным проволочным заграждением, и позиция удерживалась лишь неимоверным мужеством и самоотверженностью наших измотанных и почти голых людей, при ужасном холоде и ветре.
На Перекопе несколько раз позиции переходили из рук в руки, красная пехота гналась на убой и трупами красноармейцев было усеяно все поле перед нашей позицией. На смену погибшим и отхлынувшим назад шли новые волны свежих частей красных!
Несколько раз Кубанская казачья дивизия атакой на красных восстанавливала позиции и возвращала нашу пехоту на ее место. Долго так продолжаться не могло, так как наши конные части вели упорную борьбу без всякой смены, а противник всякий раз пускал в бой свежие части. Красные курсанты и специальные части шли в атаку, не ложась, не больше трети их осталось в живых, наши потери тоже были огромные. Одновременно с боями на Перекопе шла упорная борьба за обладание Чонгарским мостом. Я, сидя в Курман-Кимельчи, знал обо всем происходящем на фронте, но оставался только «зрителем», так как мои только что сформированные части находились на бестолковом марше, ранее описанном.
Наших бойцов, убитых и замерзших, эвакуировали, набивая ими товарные вагоны. Кубанская бригада генерала Венкова, находясь уступом далеко за правым флангом Перекопской позиции, стояла совершенно не ориентированная в обстановке, не имела ни одного телефона (из обещания, данного интендатурой, ничего не вышло!), лошади совершенно отсутствовали, даже комбриг не имел собственной лошади. Бригада, учитывая, что, по данным нам сведениям, Сиваш глубок, а кроме того, по дну защищен тремя рядами проволочного заграждения, главное внимание обращала к фронту, имея по берегу Сиваша сторожевое охранение.
На рассвете 27 октября красные перешли вброд Сиваш и обошли с юга бригаду генерала Венкова. Не имея на всех винтовках штыков, казаки дрались львами; одна треть бригады погибла в этом неравном бою и, лишенная возможности принять открытый штыковой бой, начала отходить, неся на руках своих раненых. Нужно сказать, что бригада генерала Венкова несколько раз сбивала пехоту противника с южного берега Сиваша, но красные, усиливая свои позиции новыми частями, занимали южный берег.
Надо иметь в виду, что повсюду в этом районе глубина реки доходила лишь до колена человека среднего роста, а наших проволочных заграждений нигде не было!
Как потом выяснилось, глубина воды измерялась только у Чонгарского моста, где она действительно была выше всадника, а что касается фундаментальных установок тяжелой артиллерии, то они походили на детские сооружения, а сама тяжелая артиллерия действовала с ограниченным числом снарядов.
Одновременно с натиском на Кубанскую бригаду красные заняли в лоб наши позиции на Перекопе. Части не в силах задержать противника и начали отступать на этом участке — это было началом общего отступления на юг. Тылом овладела паника.
28 октября я получил приказ об отходе на Феодосию и план эвакуации Крыма. По этому плану для всех кубанцев была назначена посадка на пароходы с указанием, что пароход «Аскольд» должен быть уступлен под раненых и для эвакуации казенных учреждений в Феодосии.
Отдав приказ пехоте идти форсированным маршем к Феодосии, я с конницей (конвойная команда и Запорожский дивизион) спешно двинулся в город, куда и прибыл 29 октября в полдень. Здесь я застал полное столпотворение, — в город стекались все тылы правого фланга нашей армии (пехота 6-й дивизии, танковые части с танками, резервные, запасные и формирующиеся конные части генерала Барбовича [89] и др.). Улицы Феодосии были совершенно забиты брошенными подводами, колясками, тачанками и бродящими, покинутыми верховыми лошадьми. На пристани нельзя было пробиться к пароходам, которые были перегружены людьми всевозможных частей и беженцами.
89
Барбович Иван Гаврилович — р. 27 января 1874 г. в Полтавской губ., сын офицера. Окончил Елисаветградское кавалерийское юнкерское училище (1896). В Великой войне полковник (1916), георгиевский кавалер, командир 10-го гусарского Ингерманландского полка (1917). В Добровольческой армии и ВСЮР, командир кавалерийского отряда (1918), 2-го конного генерала Дроздовского полка (с 1 марта 1919 г.), начальник 2-й кавалерийской дивизии, генерал-майор (11 декабря 1919 г.), в Русской Армии начальник 1-й кавалерийской дивизии, командир Сводного корпуса (с 7 июля 1920 г.), орден Святого Николая Чудотворца 2-й ст., генерал-лейтенант (19 июля 1920 г.), в Галлиполи начальник 1-й кавалерийской дивизии. В эмиграции в Югославии, начальник 4-го отдела РОВС (21 января 1933 г.), умер в Мюнхене 21 марта 1947 г.
По плану для Феодосии было назначено пять пароходов («Владимир», «Дон», «Аскольд» и еще два) с хорошим водоизмещением, но в них был погружен уголь для Керчи, куда они и ушли, с тем чтобы спешно выгрузить там уголь и прийти в Феодосию обратно. Вместо пяти пароходов, первоначально мне данных, я имел в распоряжении лишь два — «Дон» и «Владимир», так как «Аскольд» был выделен под раненых и учреждения.
Чтобы подойти к пароходам, мне пришлось применить силу юнкеров Алексеевского и Константиновского училищ и Запорожского дивизиона. Очистив пристань и разгрузив «Дон» и «Владимир», я вновь приказал начать погрузку их под наблюдением назначенных комендантов. К вечеру подошел Кубанский партизанский пеший полк и некоторые части генерала Цыганка, который сам с остальными пехотными частями почему-то задержался у села Владимирова, куда я ему и отправил приказ немедленно идти к берегу, в Феодосию.