Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Однако теперь ты добилась этого, — сказал он. — Зачастую первый успех вознаграждается дальнейшим успехом, о котором и не мечталось. Я скажу тебе так: твои мечты слишком скромны.
Я рассмеялась и отвернулась. В скромности притязаний меня еще никто никогда не упрекал!
— Весь Восток лежит в моих руках. Я его безраздельный господин и по назначению — как триумвир, и по праву оружия — как император. Я могу распоряжаться этим землями по своему усмотрению.
Как это было сказано! Мимоходом, словно нечто само собой разумеющееся.
— По моему мнению, титул царицы Египта для тебя
— Ты хочешь основать династию, — произнесла я. — Ты, римский магистрат, вознамерился основать восточную царскую династию!
В это было трудно поверить. О чем он думает?
— Нет, я не собираюсь ее основывать. Династия Птолемеев существует триста лет! Я лишь… расширяю ее масштаб.
— А также ее претензии и амбиции, — вырвалось у меня. — Ты ведь вознамерился передать нам и римскую территорию. Даже ту, что не подчиняется тебе — вроде Парфии!
Столь дерзкий план явно был вдохновлен Дионисом. Аполлоновой рассудительностью тут и не пахло.
— Я хочу подарить детям идею для воплощения, — пояснил Антоний. — Если мне не удастся захватить Парфию, это останется на их долю.
Он помолчал.
— Но вообще-то я собираюсь сам довести дело до конца. Безопасность со стороны Армении и Мидии обеспечена, так что в будущем году можно отправляться в поход. В любом случае, я уже подарил Риму новую провинцию.
— А так ли это?
До сих пор он не обнародовал своего решения о статусе завоеванных территорий.
— Да. Армения станет римской провинцией. Я расквартировал там войска под командованием Канидия, и они будут надежной гарантией нашей власти. Этот план я представлю на утверждение в сенат вместе с моими дарами тебе и нашим детям. Одновременно. — Он рассмеялся. — И никаких вопросов при этом не возникнет, потому что все мои действия в восточных землях были одобрены заранее.
— А дети не слишком малы для царствования?
Мне это казалось преждевременным.
— Чем раньше человек постигает свое жизненное предназначение, тем лучше он ему следует. По-моему, провозгласив их царями, я предотвращу возможные заговоры и махинации. Это послужит сохранению стабильности.
Мне лично казалось, что такой шаг может повлечь за собой непредсказуемые последствия. С другой стороны, мы знаем, что подарки судьбы не предлагают дважды: их надо хватать, когда они рядом с тобой, пусть даже время кажется не самым подходящим.
— Хорошо, — согласилась я, — хотя для меня и странно, что ты возвышаешь только наших детей. Ведь у тебя есть и другие отпрыски.
— Антилл, как старший сын, будет моим римским наследником. Его брат Юлий… Впрочем, это сугубо римские детали, которые тебе сейчас не интересны. Но моя старшая дочь Антония вскоре окажется недалеко от нас. Я собираюсь выдать ее замуж за Пифодора из Тралл. Он богат, как царь, и пользуется уважением на Востоке.
— Грек из Азии! Как отнесутся к этому в Риме? По закону брак будет считаться недействительным.
— Они поймут, что если Антоний согласен на такой брак для своей дочери, значит, считает его допустимым. По-моему, это ясное и недвусмысленное посланием для Рима — сильнее довода мне не найти. Кроме того, — ухмыльнулся он, — она получит столько денег, что вряд ли почувствует себя ущемленной.
И вот теперь я ждала публичного объявления того, о чем мы так легко говорили наедине. Имелось еще одно дело, принять решение о котором было сложнее, но о нем потом.
Итак, я снова восседала на золоченом троне, одетая как Исида. Перед Гимнасионом соорудили серебряный помост, чтобы зрители могли собраться на ступеньках вдоль боковой стены здания длиной в шестьсот футов, затененной колоннами. Однако нынешний помост был выше того, что построили для триумфа, и имел несколько уровней на манер ступенчатой пирамиды. На самом верху восседали мы с Антонием, чуть ниже — Цезарион на своем троне, а еще ниже находилось три престола, предназначенные для младших детей. Дети, облаченные в церемониальные одеяния, с серьезным видом глядели на многолюдную толпу.
Антоний, величественный в своей римской тоге, официально обратился к народу в качестве триумвира. Остальные его ипостаси — полководец, автократор, Новый Дионис, восточный правитель (как и я, он исполнял много ролей) — на сегодня были оставлены. Сейчас он предстал перед всеми как римский магистрат, наделенный властью над огромными территориями.
— Мой добрый народ! Я хочу сделать всех вас свидетелями дарений, которые я подношу сегодня дому Птолемеев — преданных друзей и союзников Рима, а также почтить великого бога Юлия Цезаря. Отныне могущественная царица, которая давно правит вами, обретает титул царицы царей и матери царствующих.
Он повернулся, взял меня за руку и повлек вверх, чтобы я встала рядом с ним. Блеск отраженных от серебряного помоста солнечных лучей слепил глаза, затрудняя зрение.
— И я объявляю, — продолжил он настолько громко, что его громовой голос слышали даже в самых дальних рядах, — что она — вдова божественного Юлия Цезаря, чьей законной супругой она стала по восточному брачному обряду.
Толпа замерла, стих даже шепот, словно на все рты разом внезапно легла ладонь великана. Я почувствовала, что рука Антония дрожит. Он не предупредил меня о том, что скажет это. Может быть, специально, чтобы мое изумление было неподдельным.
— И сим я свидетельствую и клянусь, что их сын Птолемей Цезарь, сидящий здесь, является истинным и законным сыном великого Цезаря и его единственным наследником.
Казалось, что полная тишина не может стать еще глубже, но произошло именно так. Антоний сжал мою ладонь крепко, до боли. Его рука стала влажной от пота.
— Встань, юный Цезарь, — призвал Антоний. — Встань, пусть народ увидит и признает тебя.
Цезарион медленно поднялся. На четырнадцатом году жизни он заметно вытянулся и теперь по росту почти догнал Антония. Тот настоял, чтобы сегодня мальчик облачился в свой лучший римский наряд, не объяснив, для чего.