Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Римляне, конечно, явятся в военном облачении, но это лишь потому, что им больше нечего выбрать. А восточные цари наверняка разоденутся в пух и прах, вот увидишь.
Конечно, она оказалась права. Когда мы с Антонием поднялись на помост перед штандартами легионов и эмблемами других воинских формирований, мимо нас прошествовала вереница монархов, флотоводцев и полководцев. Антоний, как и подобало верховному главнокомандующему, выделялся своими великолепными парадными доспехами; я рядом с ним не отвлекала внимание на себя. Его золотой нагрудник, богато украшенный чеканными символами, сценами
Каждый из гостей подходил к хозяевам пира и здоровался. Владыка Галатии Аминта — высокий стройный мужчина в струящихся одеждах — горделиво сообщил, что привел две тысячи всадников. И он имел повод для гордости: галаты считались одними из лучших конных воинов мира.
Проследовал Архелай из Каппадокии — лысый коротышка, приходившийся дальним родственником моему несостоявшемуся жениху. Он также доложил о своем вкладе в общее дело и отошел к своему месту. Громадный Дейотар, царь Пафлагонии, с поклоном заверил Антония в своей верности, как и подошедший после него смуглый, нервный и подвижный Таркондимот, царь верхней Киликии, в повадках которого мне почудилось что-то змеиное.
Митридат из Коммагены был добродушным толстяком, похожим на шар в своем свободном складчатом одеянии. Приведенные им люди имели репутацию свирепых бойцов. Роеметалк Фракийский отличался бугристым носом, но зато носил великолепные серьги, а другой царек из Фракии — Садал — опасной грацией напоминал священную кошку Баст. За ним подошел величавый и уравновешенный царь Эмесы Ямвлих.
После царей и царевичей с докладами о приведенных полках проследовали представители монархов, не прибывших лично: таких, как Малх Аравийский, Полемон Понтийский или царь Мидии.
Потом настал черед наших военачальников и командиров Канидия Красса и Квинта Деллия с их военными трибунами и флотоводцев — Публиколы, Марка Инстия, Агенобарба, Гая Сессия, Квинта Насидия и Децима Туруллия. Соссий продолжал командовать эскадрой, базировавшейся на Закинфе, Насидий — в Коринфе. Турулл навлек на себя наше неудовольствие, проявив излишнее рвение: дабы способствовать строительству новых кораблей, он пустил под топор священную рощу Асклепия в Косе. Это деяние, разумеется, приобрело широчайшую известность и не способствовало популярности нашего дела. Не говоря уж о том, что ссориться с богами нам было не с руки.
Наконец, ступая неспешно и с достоинством, заняли свои места сенаторы. Каким-то чудом они ухитрялись сохранять для подобных случаев белоснежные римские тоги, весомо уравновешивавшие пестроту и пышность восточных одеяний. Шла уже середина апреля, ночные морозы ослабели, и в просторном дощатом павильоне с низкой крышей было достаточно тепло без печей и жаровен за счет естественного тепла тел собравшихся. Стараниями многочисленных служителей здесь установили длинные раскладные столы и пиршественные ложа: места царей, царевичей, высших военачальников, флотоводцев и сенаторов выделялись великолепными скатертями и покрывалами, гостям рангом пониже приходилось довольствоваться наброшенными на дерево плащами или седельными попонами. Почетное место оставалось пустым. По шутливому замыслу Антония оно предназначалось для его товарища — консула Октавиана.
— Как же иначе? Ведь мы служим вместе, — с усмешкой сказал мне Антоний.
— Только не в его глазах, — отозвалась я.
Но мне это понравилось: Антоний смело и открыто продемонстрировал свое положение, которого пытался его лишить Октавиан. В настоящее время соображения права, закона, соблюдения договоренностей уже не играли роли. Имели значение только армия и флот.
В полевых условиях обычные для римских трапез трехместные застольные ложа пришлось заменить на восточные, более длинные. Все устроились потеснее, ближе друг к другу.
Мы с Антонием восседали во главе длинного стола. Между нами находилось пустое «место Октавиана», а по обе стороны сидели Канидий Красс и Аминта.
Серебряные трубы уже подали сигнал, но еще не начали подносить блюда. Антоний встал и обратился к гостям.
— Приветствую вас! Мы надеемся, что все будут есть с удовольствием и пить на здоровье, позабыв про церемонии, неуместные в полевых условиях. Если хочешь взять какое-то кушанье, тянись за ним и не стесняйся! Хочешь обратиться к кому-то, сидящему далеко от тебя, — крикни! А если кто-то желает говорить со мной — пожалуйста! При виде вас мое сердце переполняется радостью, и прежде чем мы расстанемся, я непременно выскажусь о нашей кампании. Но сейчас я счастлив объявить, что к нам наконец доставили хианское вино! Корабль причалил к Левкасу сегодня в полдень.
Гости затопали ногами и захлопали в ладоши.
— Кроме того, сегодня мы наловили полные сети свежей рыбы и креветок. Можете лакомиться вволю: сам Нептун позаботился о нашем столе. — Он высоко поднял чашу и отпил глоток. — Давайте же наслаждаться плодами его щедрости! — Он снова сел и кивнул в сторону места Октавиана: — Жаль, что тебя нет с нами.
— А будь он здесь, мы бы его зарезали! — вскричал Аминта, взмахнув извлеченным неизвестно откуда кривым кинжалом с какой-то гравировкой на клинке.
— Нет! — испуганно воскликнул Антоний. — Клянусь, если бы мой брат триумвир явился сюда и занял это место, я принял бы его с почетом.
Да, он, пожалуй, так бы и поступил. Благородство всегда было его слабым местом.
— Не думаю, что он появится, — промолвил Канидий. — Мы его не приглашали. Вряд ли в нашем лагере у него есть шпионы, успевшие передать, что его дожидается место за пиршественным столом.
Начали разносить первое блюдо — окуня, тушенного в вине с тимьяном. Я привезла с собой из Египта золотые тарелки для самых высокопоставленных гостей, и рыбу важным особам подавали именно на них. Ножи, ложки и чаши у них тоже были золотыми. Я вообще имела привычку повсюду возить с собой золотую утварь.
— Лучше бы тебе его спрятать, — холодно сказал сидевший рядом с Аминтой Агенобарб, глядя на кинжал. Флотоводец был невысокого мнения о большей части наших союзников и не считал нужным это скрывать. Он пригубил вина. — Надеюсь, твои кони добрались благополучно. От Галатии путь неблизкий, особенно для двух тысяч лошадей.
— Да, путь нелегкий, — признал Аминта, — но все добрались, падежа мы не допустили. Хочется верить, что им хватит корма. Здесь мало растений, пригодных в пищу, даже для лошадей. На склонах этих холмов прокормятся разве что козы.