Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Но…
Я не знала, что сказать. Будь он проклят, этот завсегдатай пиров и знаток рыбных блюд!
— Да, теперь очевидно, что меня мог бы отравить и выходец с Востока, — сказала я, просто чтобы что-то ответить.
— Но мы все равно пошли в атаку, — продолжил Антоний, — и они выслали из лагеря кавалерию нам навстречу. И как ты думаешь, кто командовал конницей?
— Уж точно не Октавиан, — заявила я.
На сей счет у меня сомнений не было.
Антоний издал неловкий смешок.
— Всюду знакомые лица. Марк Титий, вот кто.
— Надеюсь,
— Нет, он спасся. Уберег жизнь, чтобы и дальше перебегать со стороны на сторону. Он еще молод, так что, возможно, впереди у него долгая жизнь, полная измен. Но что мы все говорим о предателях? Может, вернемся к нашим делам?
Голос его мне не нравился: в нем звучала такая горечь, какой раньше я не слышала.
— Легионы свое дело сделали, — продолжил Антоний. — Прорвались за их валы и укрепились вокруг источников. Теперь мы удерживаем вход в гавань с обеих сторон.
— И теперь у них вовсе не осталось воды? А как насчет реки Лоурос?
— Ну да, вода из реки к ним пока поступает — она течет прямо через лагерь. Но мы попытаемся перекрыть ее выше по течению.
Он спрятал осунувшееся лицо в ладонях. Я склонилась к его, опущенной голове и сказала:
— Не терзайся так. Это всего лишь один человек, совершенно незначительный. Не так уж много ты потерял. Обидно, конечно, но не стоит придавать подобному пустяку значение, какого он не заслуживает.
Не поднимая головы, Антоний протянул руку и сжал мою ладонь крепкими пальцами.
— Ты у меня сильна духом, не так-то просто повергнуть тебя в уныние.
Я в ответ ободряюще пожала его руку.
— Разница между победой и поражением состоит в умении замечать нужное и игнорировать ненужное. Не смотреть на то, что тебе не поможет. Знать то, что можно использовать. Не думай больше о Дейотаре, думай о реке Лоурос.
Ситуация ухудшалась. Агриппа не прекращал нападать на базы нашего флота. С захватом Патры и Итаки мы полностью утратили Коринфский залив, а вместе с ним лишились последнего свободного маршрута, по которому корабли плыли к Актию. Теперь все грузы приходилось доставлять с дальнего юга по узким горным тропам и крутым перевалам. Результат не заставил себя ждать: поставки резко сократились, а имевшихся запасов для почти двухсот тысяч человек хватило бы ненадолго. Мне вспомнилось, как армия Цезаря перед битвой с Помпеем оказалась в Греции в подобном положении. Тогда дело дошло до того, что солдатам пришлось есть траву.
К сожалению, у нас под рукой не было и травы.
Как-то в середине июня я сидела под навесом перед нашим шатром. Душно было и внутри, и снаружи, но на воздухе в тени все-таки чуть полегче. Ночью с гор веял свежий ветерок, однако днем он стих. Я чувствовала, как пот — в такой ранний час! — медленно стекает по моему горлу в ложбинку между грудей. Я обмахивалась маленьким веером, но колебания воздуха не приносили никакой прохлады, а неприятные запахи усиливались. К испарениям застоявшейся воды добавлялась вонь гниющих отбросов и нечистот, неизменно сопутствующая сосредоточенным на ограниченном пространстве массам людей. Все смердело, как труп на третий день разложения. Надежды на то, что приливы будут смывать грязь, оказались тщетными: прибою никогда не хватало на это силы, он только гонял отбросы да перемешивал их, отчего становилось еще хуже.
Я ожидала назначенной встречи, но пока никто не появился. Многие в лагере хворали, причем более всего болезни поражали гребцов. С кораблей уже докладывали о смертных случаях. Антоний лично отправился инспектировать корабли, вместе с ним — Агенобарб и Соссий, оставивший Закинф на попечение своего заместителя. После потери Патры, Кефаллении и Левкаса Закинф приобрел огромное стратегическое значение.
Я терла лоб надушенным носовым платком, словно это могло перебить царящее вокруг зловоние. Цветочные ароматы словно принадлежали другому миру, ныне утраченному.
Потом я различила в дрожащем от зноя густом воздухе фигуры приближавшихся — точнее, они тяжело тащились — Канидия и Деллия. Жара заставила их снять доспехи и остаться в одних туниках, грязных и пропотевших. Туника Канидия имела линялый желтый оттенок, а туника Деллия некогда была голубой.
— Прекрасный денек, — промолвил Деллий. Его голос сочился сарказмом так же, как его лоб — потом.
— А где наш император? — осведомился Канидий.
— Отбыл на корабли, — ответила я, — но должен скоро вернуться.
— Флот в плачевном положении, — заметил Канидий. — Думаю, его придется бросить.
— Предоставь это морякам, — отозвалась я более резко, чем мне того хотелось.
Изнуряющая жара избавляла от учтивости, как и от верхней одежды. Постоянное раздражение приводило к срывам.
— Может, пока выпьете вина? — предложила я, желая загладить резкость.
Кувшин и чаши стояли тут же, на боковом столике.
Деллий налил себе в чашу, отпил глоток и поморщился.
— Чего у нас в достатке, так это уксуса.
Запасы хорошего вина иссякли уже давно, а то, что осталось, можно было пить только по необходимости. В этой кислятине, по крайней мере, не было заразы.
— Радуйся, что воды хватает.
Деллий скорчил гримасу, но тут показались Антоний и двое флотоводцев.
— Привет моим командирам! — промолвил Антоний, подняв руку в салюте.
Я в который раз подивилась его умению сохранять бодрый вид и доброжелательность в самых сложных обстоятельствах. Сейчас, например, на его лице сияла искренняя улыбка.
— Промочи горло кислятиной, — предложил Деллий, кивком указывая на кувшин.
Антоний налил вина и отпил.
— Это далеко не самое худшее. При отступлении из Мутины нам приходилось пить… Впрочем, не важно. Просто вспомни о том, что вьючные ослики бредут горными тропами, чтобы доставить нам припасы.
Он коснулся моего плеча.
— Ну, как самочувствие?
— Мне к жаре не привыкать, — ответила я, желая поддеть Деллия. — Египет не слишком холодная страна.
— Верно. Ладно, приступим.