Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
Сжав в кулаке поводья, я ждала. Если легионы поведут наступление вверх по склону, я пристроюсь к арьергарду. Огорчать Антония и подвергать себя опасности, конечно, не стану, но и в стороне оставаться не намерена.
Меня била дрожь, и это удивляло: никогда прежде я не замечала за собой такого. Впрочем, нетерпеливое шевеление наблюдалось и среди солдат. Люди поправляли шлемы, подтягивали ремни, перехватывали поудобнее щиты. А потом издалека донеслись крики. И приглушенный расстоянием, но вполне различимый зов труб.
— Внимание! — Танцующий
На реке призывно пропел рог.
«Signa inferre!» [10]
Этот приказ означал еще не атаку, а начало марша. Держа строй, легионы во главе с Канидием двинулись к холму.
«О Зевс! О Геракл! Будьте сегодня со своим сыном, даруйте ему силу и славу. Пусть блистательный Антоний прорвет вражеский строй и рассеет врага!» — молилась я.
Со стороны атакующих донесся одинокий дрожащий звук, неожиданно оборвавшийся. Что там случилось? Я уже поднялась до середины склона холма, но впереди меня маячили спины легионеров, и рассмотреть что-либо было невозможно.
10
Signa inferre! — К атаке! ( лат.)
Правда, я видела какое-то движение на западе, но вряд ли оно имело значение. Легионы Канидия продолжали движение вверх по холму, хотя их авангард, похоже, остановился.
Затем до моего слуха донеслись дикие крики и громкие ликующие восклицания. В том, что произошло нечто важное, сомневаться не приходилось, но я по-прежнему пребывала в неведении. Всадники галопом неслись на запад — но чьи они? Может быть, Антоний вел их в атаку? Двигались они стремительно.
Теперь моих ушей достиг шум битвы. Даже человек, никогда его не слышавший, безошибочно поймет, в чем дело. Даже отрешенный от мира философ, проводящий дни за чтением Платона, мигом сообразит, что означают эти звуки.
Момент настал. Я выпрямилась в седле, готовая вскачь помчаться вперед. Ожидание было нестерпимым, но теперь оно долго не продлится. Скоро…
Сердце мое было готово выскочить из груди. Вот он — момент, когда все решится! Я приветствовала его, как возлюбленного, хотя и страшилась, как вестника смерти. Все-таки как странно мы ведем себя, даже в собственных глазах.
Наши шеренги ощетинились сверкающими иглами мечей, кони подрагивали. Но внезапно атакующий далеко впереди строй Антония распался надвое. Одно крыло продолжало скакать на запад, а второе вдруг сбилось в кучу, смешалось, и всадники в беспорядке поскакали вниз по склону, в нашу сторону.
— Канидий! — громко закричала я, выискивая его взглядом.
Что там происходит? Я должна знать, он должен сказать мне!
Но найти Канидия я не могла.
Легионы остановились, продвижение прекратилось. А потом прозвучал новый сигнал рога.
Отступление!
Отступление? Почему мы отступаем?
Люди вокруг меня начали отходить назад. Я пропускала их, но сама оставалась на месте. Скоро со мной поравнялись и двинулись назад передние ряды, но я продолжала ждать, сама не зная чего.
Потом я узнала гнедого боевого коня с роскошной сбруей — Антоний скакал с холма вниз, за ним мчались его всадники. Это не было паническим бегством, но они отступали, и отступали быстро. Я помахала Антонию рукой, и он знаком призвал присоединиться к нему, что я и сделала. Лицо его было мрачным, на меня он едва взглянул.
— Антоний, что происходит? — вскричала я.
Но ответа не последовало. Антоний погонял коня, а я скакала рядом.
— Что происходит? — повторила я, наклоняясь к нему.
— Аминта дезертировал. Увел свою кавалерию к врагу.
Аминта и его галаты! Костяк нашей конницы!
Потрясение было столь сильным, что я чуть не вылетела из седла. Это страшный удар.
— Атака провалилась, — бросил на ходу Антоний. — Нас предали собственные войска.
Итак, перекрыть реку не удалось. Октавиан и его армия могли вволю пить воду.
В лагерь мы вернулись в сопровождении одной лишь римской кавалерии. Канидий и Деллий организовывали отход так и не вступивших в бой легионов, следовавших за нами.
Антоний соскочил с седла у своей штаб-квартиры, резко оборвал все вопросы и устремился внутрь. Эрос ринулся за ним, но тут же вылетел назад с весьма огорченным видом. Снаружи между тем уже собралась внушительная толпа солдат: они волновались и требовали, чтобы император объяснил им, что случилось. Внутрь не был допущен даже Соссий. Он стоял у закрытой двери, вне себя от злости.
Я понимала, что Антоний обязан выйти к людям, а если ему что-то мешало, мне следует об этом позаботиться. Я взяла шлем под мышку и решительно двинулась вперед, раздвигая толпу щитом. Когда я потянула дверь, оказалось, что она заперта изнутри.
— Открой дверь! — потребовала я достаточно громко, чтобы мой голос был слышен в любом из внутренних помещений.
Ответа не последовало.
— Открой, именем царицы Египта!
Снова молчание.
Я молотила кулаками в дверь, требуя, чтобы меня допустили внутрь, пока не услышала приглушенный голос Антония:
— Царице придется подождать.
Моему возмущению не было предела: он держит меня за дверью у всех на глазах!
— Я должна войти!
— Кто должен войти?
— Твоя жена! — не выдержала я.
Послышался шум отодвигаемого засова.
Солдаты покатились со смеху и захлопали, но у меня не осталось сил, чтобы сердиться.
Внутри я увидела Антония: он сидел на стуле с каменным лицом, уставившись в пространство. Я встала прямо перед ним, ожидая, когда он посмотрит на меня, но он не двигался.
— Антоний, — сказала я, — это просто неприлично. Ты не можешь запереться здесь навечно.
— Могу я хотя бы недолго побыть наедине с собой? — наконец откликнулся он. — Я имею право на несколько мгновений уединения.