Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Ты еще красивее, чем когда-либо, — промолвил он наконец, и я чуть не рассмеялась.
Должно быть, Антоний тоже изучил все изменения моей внешности и вслух высказал противоположное, отрицая их.
— Ты, наверное, просто забыл мой прежний облик, — ответила я.
— Нет, никогда!
Это было сказано с такой искренней пылкостью, что я не выдержала и все-таки рассмеялась.
— Клянусь тебе…
— Не надо, — прервала его я. — И вообще, будь поосторожнее с клятвами.
Я знала, что изменилась, хотя,
— Ты посылал за мной. Я здесь.
Возвращение к официальному тону должно было помочь мне держать себя в руках и не забывать о цели визита.
— А дети? Когда я их увижу? — озабоченно спросил он.
— Я не взяла их с собой, — был мой ответ, и на его лицо легла тень разочарования. — Если хочешь их увидеть, приезжай в Александрию. Кстати, а как поживают другие твои дети? Могу я взглянуть на них?
— Их здесь нет. Они в Риме.
— Даже тот, что еще не родился?
— Он по пути в Рим.
На сей раз Антоний не сдержал улыбки, а потом рассмеялся. Так же, как и я, поскольку сдерживать смех мне не удавалось.
— Дитя и его мать останутся в Риме? — наконец уточнила я.
— Да. Навсегда, — ответил он.
— А ты?
Вообще-то я не предполагала переходить к этой теме так быстро.
— Я останусь здесь.
— Навсегда?
— Это зависит не только от моего желания.
— От Парфии?
— Отчасти. Отчасти же от того, что произойдет в других местах.
— Ты не можешь покинуть Рим навсегда, — заметила я. — Это равносильно отречению от власти в пользу Октавиана.
— Послушай, мы не виделись несколько лет, всего несколько минут как встретились, а ты уже даешь мне политические советы. Может, воздержишься? — В его голосе слышалось раздражение.
— Ну конечно, ты ведь обходился без моих советов целых четыре года. Только ни авторитета, ни власти это тебе не добавило. Сейчас ты менее влиятелен, чем при отплытии в Тир.
— Я не хочу с тобой ссориться! — воскликнул он, повышая голос. — Только не сегодня! Не надо!
— Значит, завтра? — Я не могла не съязвить.
— Нет, завтра тоже не надо! Прекрати! — вскричал он, прижав руки к вискам.
При этом звуке один из слуг сунул голову в боковую дверь, но Антоний замахал руками.
— Нет, еще нет! Рано! Не суйтесь!
— Но ты не поинтересовался, не проголодалась ли я. Может быть, мне не терпится поужинать, — сказала я. — Ну а поговорить мы можем и за едой.
— Ах да, прости…
Он казался уступчивым и готовым идти навстречу. Может быть, мне следует воспользоваться этим и добиться своего, пока он в таком настроении?
Однако некий внутренний голос предостерегал меня от излишней спешки. Я говорила себе, что еще не время; по правде, я просто не хотела сразу же покидать Антиохию, если его ответ будет отрицательным. Раз уж я проделала этот неблизкий путь, мне нужен хотя бы еще один день — чтобы заново познакомиться с этим человеком, отцом моих детей.
Ужин подали сразу. Орава слуг притащила немыслимое для двоих человек количество блюд. Правда, здешний край славился плодородием, и яства были отменные: фаршированные овощи, сладкий, как мед, виноград и ароматные поджаренные орехи превратили рыбу и нежных устриц в пиршество, достойное богов. Изысканное белое вино из ближних виноградников приморской Лаодикеи плескалось в серебряных чашах. Антоний растянулся на ложе и ел от души, но молча.
Наконец он откинулся назад и нарушил молчание.
— Ты сказала, что мы можем поговорить во время ужина, но не промолвила ни слова.
— Прости, — сказала я. — Похоже, у меня нет ни одной мысли, достойной повторения.
Он улыбнулся и сделал большой глоток из своей чаши. Я увидела, как двигается его загорелый кадык, и поспешно отвела взгляд вниз, на темный мраморный пол.
— В такое верится с трудом. Брось, ты же мастерица на умные и забавные речи. Говори.
Да, конечно, у меня было что ему сказать. Но не сейчас. И вряд ли это покажется ему забавным.
— Расскажи лучше о приготовлениях к войне…
Язык у него развязался мигом: он с увлечением принялся делиться планами, составленными на основе замыслов Цезаря. Надо вторгнуться в Парфию с севера, через Армению, избегая опасных открытых равнин, погубивших Кассия. Он распространялся о своих помощниках, включая недавно приобретенного союзника — неукротимого Агенобарба. Антоний возлагал на них большие надежды. По мере того как он говорил, его лицо раскраснелось от возбуждения. Он многого ждал от этой кампании, ему не терпелось ее начать. Тем лучше для меня.
Как все солдаты, Антоний не боялся потерпеть поражение — или, хуже того, погибнуть. Рвался бы он в бой с тем же нетерпением, если бы знал, что в следующем году будет лежать в могиле? Торопился бы он так?
Один мудрый человек однажды ознакомил меня с «принципом девяноста девяти солдат». Согласно ему, если сто солдат будут готовиться к завтрашнему сражению и прорицатель объявит им, что девяносто девять из них обречены на неминуемую гибель, каждый солдат скажет себе: «Мне жаль этих девяносто девять парней!»
Я знала, что солдат мыслит именно так. И именно такой образ мышления демонстрировал Антоний.
Когда ужин закончился, он, как я и ожидала, проводил меня в свои покои. Он сделал это, как нечто само собой разумеющееся, без просьб и приглашений: повел меня к себе самым непринужденным образом, не переставая говорить о войсках и снаряжении. Потом он быстро, словно между делом, отпустил слуг. Мы оказались наедине, а дверь закрыта.
Тогда его плащ полетел на пол, руки легли мне на плечи, и со словами: