Дневники «Отечества»
Шрифт:
Но вернемся к рассказу. Вот он:
«Когда человек падает в пропасть, от него остается последний крик».
Подвел, наверное, домкрат.
Степан услышал резкий металлический лязг, и прежде чем понял, что случилось, машина резко качнулась и ступицей навалилась на его руку.
…Последний год собственного срока ходил он в зоне и поселке без конвоя. Не хватало вольных шоферов, и Степану дали машину. Три дня назад вызвал начальник лагеря:
— Поедешь в Ургалу, оттуда доставишь на прииск Ключевой продукты.
— Далеко будет, — возразил Степан, — и по зимнику опасно одному, гражданин начальник. Дайте напарника.
— Ишь чего захотел! Напарника ему… Может быть, тебе и бабу персональную выделить? Обойдешься… Выйдешь скоро, тогда и катайся с напарником. Ясно?
Все было заключенному предельно ясно. И то, что Степан выйдет на днях, и что начальник может говорить только правильные вещи, и что дорога на прииск Ключевой — яма на яме.
Но только на одной из этих ям полетело заднее левое колесо.
Боли Степан не чувствовал, боли не было. Была дорога, одинокая машина на ней, звезды, сполохи и мороз за сорок…
В горячке пытался он вырвать руку, прижатую колесом к оледенелой дороге, до хрипоты звал на помощь и бессильно матерился, грозя кулаком безучастным звездам. Судорожным движением ощупал карман — нож остался в кабине.
И снова рвал Степан руку из-под колеса и скреб лед онемевшими пальцами. Тщетно. Он уткнулся в рукав телогрейки и зарыдал, громко и беспомощно.
Потом долго лежал у машины и не кричал, не звал на помощь, лишь изредка всхлипывал и чуть слышно стонал. И скоро замолчал вовсе, и боли Степан не чувствовал, успокаивался и видел себя на охоте с отцом. Раз поставили они капканы на серого. Разбойник попался, а взять его не удалось. Перегрыз волк собственную лапу и ушел на трех…
«Капкан! Я тоже в капкане!» — вздрагивает Степан, рвет зубами рукав телогрейки и, теряя рассудок, руку, немеющую от мороза…
И опять не чувствует боли, и соленый вкус крови отрезвляет Степана.
Нет, он — человек, не быть ему волком, не может им стать Степан!
Играют сполохи. «Как салюты», — думает и вспоминает, что и не видел их, победные салюты, ни разу. Как взяли раненого под Харьковом в сорок втором, так и…
И снова скребут лед окровавленные пальцы.
Стоит на дороге машина. Капкан. В капкане — человек. И тишина кругом. Страшная тишина. Машина, человек и тишина.
И видит Степан огни. Идут по дороге машины. Это люди, это жизнь. Его, Степана, жизнь. И вот уже в больнице он, латают ему руку врачи.
А в лагере справку с фотографией начальник вручает и литер до Костромы.
Идет Степан по дороге, оборачивается и видит, как из-за колючей проволоки лагерной зоны политики,что срока еще не досидели, вслед ему смотрят осуждающе.
«Братцы, и вы дождетесь! — хочет крикнуть им Степан. — Вот я-то дождался…»
Только не может крикнуть, опускает голову и идет по дороге молча.
А дорога прямая к дому его подводит. Стоит на крыльце Наташа, а рядом с нею парень высокий. И кажется Степану, будто сам он, молодой, стоит на крыльце.
— Кто это? — спрашивает жену.
— Да это же сын наш, Степан. Неужели не узнаешь?
…Нет, не идут по дороге машины, и это сполохи, а не фары светят, и многие километры до них пути.
И снег больше Степан не скребет. Ноги, кажется, стали мерзнуть и потому он машинально стучит валенками.
Вот и теплее стало. Жарко даже. Степан осторожно, чтоб очередь пулеметная не задела, расстегивает ворот гимнастерки… Каска лезет на глаза и, встряхивая головой, он сбивает ее назад.
— Идут…
Видит, как из переболевшей оспой земли встают зеленые тени.
Поднимается Степан во весь рост, стреляет из автомата и, обернувшись к роте, громко кричит:
— За Родину! За Ста…
На его могиле поставили небольшую пирамидку, сваренную из листового железа, с красной жестяной звездой на вершине. Так хоронили только вольных.Ведь срок у Степана уже кончился.
V
Рассказать соотечественникам, почему они после Второго сборника «Ратных приключений» получили Четвертый, а затем Третий, и теперь вот держат в руках Первый, хотелось мне давно. Поначалу думал отвести этой едва ли не детективной истории весь «Дневник», потом решил: слишком много чести тем субъектам, которые заварили такую кашу, что едва не погубили наше «Отечество» вовсе.
В конце концов, решил отвести склочному делу одну главку именно здесь, ибо события произошли поучительные, они как нельзя кстати в «Дневнике», отвечают на первую половину вопроса «кто мы…»
Когда по письму Дмитрия Тимофеевича Язова от 16 июня 1989 года при Воениздате было создано Военно-патриотическое литературное объединение «Отечество», Ваш Соотечественник, который его и придумал, работал в нем один.
Потом стала помогать по совместительству Маргарита Михайловна Свитова, секретарь литературной редакции Воениздата, замечательная женщина, олицетворение порядочности, высокого профессионализма, принципиальной честности. Так сказать, луч света в темном царстве, ибо у тех, кто пришел после нее, даже намека на приведенные выше качества, увы, не было.
Скажете, зачем принимал? А как же, вроде бы и знакомого тебе человека, проверишь, не испытав в деле?! Вот, к примеру, Виктор Юмин, его знал как активиста трезвеннического движения, будто бы хороший организатор, митинги проводил на уровне, засмотришься. Пригласил в «Отечество» коммерческим директором и довольно скоро понял, что деловых качеств, умения работать постоянноу Юмина как раз и нет. Одно дело выступать в ипостаси говоруна,а ежели по-иностранному, то попросту демагога,а вовсе другое изо дня в день трудиться над созданием небывалой прежде организации.