Дневники «Отечества»
Шрифт:
Уже загадили, скажем мы, и согласимся с тем, что положение складывается катастрофическое. Мы, человеки, очень уж гадкие, самодовольные, отвратительные в беспардонной наглости, возомнившие о себе Бог знает что, существа. Кстати, вряд ли он, Всевышний, имя которого из уважения к чувствам верующих пишу с большой буквы, вряд ли этот справедливейший из тиранов существует. Ибо даже Господь милосердный не смог бы вынести те безобразия, кои уже натворили, творят и еще навытворяют его подопечные, жалкие людишки, бросившие в несусветной гордыне вызов Природе.
Порою такое омерзение охватывает глядучи на архиподлости разумных вроде бы видов, так противно бывает, когда видишь прямоходящих млекопитающих, наделенных лишь двумя извилинами на мозге, напоминающим биллиардный шар, и так бывает рвотно на душе, что, честное слово, будь я космическим цивилизатором, то взорвал бы гнуснейший этот мир к чертовой бабушке!
Но это так, минутная слабость. Ломать — не строить… Сие доказали человечеству революционеры всех мастей, а сейчас ура-перестройщики доказывают, либералы,разрушающие то, что уже есть, нимало не озаботясь о том, что элементарная логика предполагает подготовку того, что придет на смену, заранее.
Нет, ума на это у отечественных радикаловне хватает. Злит меня одно: почему не видит народ, что королиперестройки все как один голые?Где тот не андерсеновский, датский, а русскиймальчик, который произнесет сакраментальную фразу: «А король-то голый!»?
Нет, верят в «вырубленные виноградники», хотя это чушь собачья, инспирированная разновеликим сельхозпублицистом Ю. Черниченко, — перечитайте ответ по этому поводу Егора Кузьмича Лигачева на последнем партийном съезде — другие верят в чудо-пленку, которая из трезвого человека может на экране сотворить заурядного выпивоху-хулигана, обожествляют рынок как панацею от всех бед, гарантию того, что в каждом доме появятся мыло и видеомагнитофоны, верят в свободные экономические зоны, откуда поползет по стране не финансовая кабала, а конвертируемая валюта. Верят чему угодно, начисто отметая при этом элементарный здравый смысл.
Доколе такое будет продолжаться?
Оппоненты архиепископа Кирилла, сразу осудившего нравственную позицию Зубра, нашумевшего в перестроечной публицистике Тимофеева-Рессовского, будто ничего нет выше науки, довольно деликатно возражали иерарху, будто бы одновременно соглашаясь с ним и его доводами. Это верх благородной дискуссии — возражать, соглашаясь. Или наоборот, соглашаясь, возражать. От перемены мест слагаемых сумма не изменяется. Помните из арифметики?
Даже сам Гранин, давший Зубру вторую жизнь, прошелся по «опасно возрастающему самомнению человека, которое и привело во многом к экономическому кризису».
А потом, ничтоже сумняшеся, заявил, что истоки окаянного антропоцентризма гнездятся в язычестве, в последнем его, дескать, куда больше, нежели в христианстве:
— И нет совершенно восторга перед гармонией, красотой природы, неисчерпаемостью ее тайн, перед которыми достижения разума — ничто. То есть человек с малых лет воспитывается в сознании своего могущества, исключительно. Он не рассматривает себя как часть природы. И в этом больше языческого, чем христианского.
Сие слово члена Союза писателей СССР Гранина о современных учебниках биологии. А знает ли сей дискутант, что самые совершенные учения о гармоничном слиянии человека с Природой были созданы язычниками-греками, а возрожденцы-утописты, проповедавшие идеи казарменного социализма — смотри, как образец, «Утопию» и «Город Солнца» — были правоверными христианами? Да, в поклонении древних славян богу солнца Яриле больше смысла и разумного соглашения с природой, больше истинного космизма, нежели во всех книгах Старого и Нового заветов вместе взятых!
Впрочем, разговор о подозрительно громкой шумихе вокруг реанимации христианства в Отечестве тема особая, и мы к ней обязательно вернемся.
Но вот объективности ради скажу, что только мысли, высказанные архиепископом Кириллом, носили в упомянутой дискуссии деловой, практический характер. Впрочем, в прежние времена православная церковь как раз и отличалась здоровым практицизмом. Проявив недюжинную эрудицию, ею не всегда могли блеснуть академики и доктора наук, владыко вполне толково поставил вопрос о том духовном базисе деятельности человека, от которого и зависит его личностное и общественное видение мира. И вот тот взгляд, который навязали нам в эпоху Возрождения и позднейшие времена предтечи нынешних либеральных витий, как раз и получил кособокое развитие, когда в стройной фигуре Человека гипертрофированно выпятилось одно только брюхо.
Вот и стали мы племенем с обширными животами,куда стараемся захапать все, что плохо лежит, все, что удается урвать у ближнего, а то и самого дальнего.
Злой инстинкт, обозначенный как вполне безобидное с виду слово вещизм,завладел не только душами соотечественников. Он властвует всюду, рефлекс безудержного потребления, и человечество пока еще не знает, как избавиться от него именно потому, что сегодня люди управляются одними понятиями о добре и зле, а завтра уже другими.
И если в основе нравственности лежит принцип относительности, — сказал архиепископ Кирилл, — то у нашего общества и у всей человеческой цивилизации нет шансов на выживание.
II
А вот и пример такой относительности.
Утром 8 июля 1990 года, оторвавшись от недописанных страниц этого «Дневника», спешу в киоск на станции Голицыне за свежими газетами.
На первой полосе еженедельной газеты «Поиск», газеты академиков и гособразователей, вынесены в шапкуслова: «Обвинения в адрес Сталина преувеличены!»
Ничего себе, правда?! Хватаю этот восьмиполосный листок… и приношу читателям мои извинения за легкий розыгрыш. Конечно же, до такого плюрализма мы не дожили. Пока в обвинениях Сталину никто усомниться не имеет права. Шайка бандитов по-прежнему бичует предводителя, резонно надеясь, что от этого их собственная вина — пусть не их лично, отцов и дедов, позднее казненных за не менее тяжкое палачество — станет меньше.
Конечно же, на первой полосе «Поиска» написано: «Обвинения в адрес Троцкого преувеличены». А на шестой странице обширное интервью под названием «Демон революции», оно посвящено жизни и деятельности Лейбы (Льва) Давидовича Троцкого (Бронштейна), сочиненное журналисткой Ладой Ляшенко и членкором Павлом Волобуевым, носит крайнекомплиментарный характер.
При этом логика члена-корреспондента, к которой он прибегает, дабы обелить и возвеличить демонареволюции, просто потрясает. Вот вам, друзья, примерец на выборку.
В январе 1925 года Троцкий выходит в отставку и начинает заниматься формированием новых идей, анализирует НЭП и его перспективы.
— Именно к этому периоду, — вступает в разговор журналистка, — относится и левацкая идея Троцкого о сверхиндустриализации, подхваченная и осуществленная Сталиным? Плоды ее реализации мы пожинаем и поныне.