Дневники Зевса
Шрифт:
И потом, поймите, я ведь только что безвозвратно распрощался с юностью, с собственной юностью, и мне было приятно, утешительно любоваться ее образом в своем потомке. Да и устал я, той усталостью, которая вам хорошо знакома. Устал от гневных выходок Геры, от ее попреков и так дорого стоивших мне мщений, устал от гордости и требований богинь и нимф, устал от своих смертных любовниц и их глупостей, устал вечно внимать одним и те же жалобам и рыданиям после того, как выслушивал одни и те же признания и иллюзии. Настает момент, когда само разнообразие становится однообразным. От какой новой любовницы я мог ожидать, что она не будет похожа ни на Метиду, ни на Фемиду, ни на Майю, ни на Плуто, ни на Лето, ни на Леду, ни на Ио, ни на Европу? Какая хоть одной своей стороной
Да, я устал вновь находить в каждой из них повторение нрава Великой праматери: желание быть центром Вселенной, влажное умиление, вздорное бешенство, вечную ненависть к тому, кто ее оплодотворяет, и при этом требование беспрестанного оплодотворения. Я устал от яйца ночи.
Почему бы, в самом деле, не уделить тот же интерес, то же внимание, те же порывы мужскому началу и лучше познать себя, любя себя в нем? Ведь вы, единственные среди других существ, можете отделить любовь от продолжения рода, так почему же вы налагаете запрет на мужские склонности? Это дело выбора, а не закона и особая область вашей свободы. Какая разница, что тело больше не самоцель, если оно становится подпоркой ума! Рядом с мужским началом вы порождаете мысли. Перед вами уже не противоположный, темный, смутный и всегда более-менее враждебный элемент, но тождественный вам и отличный от вас ровно настолько, чтобы вы почувствовали себя дополненным, совершенным. Это согласие между ухом и устами, между словом услышанным и высказанным, между тем ответом, которого вы желали, и тем, который получили; и вот так, от звука к звуку, от слова к слову, идеально воссоздается вселенная на двоих. Боги, сыны мои, как и вы — натуры творческие и, подобно вам, нуждаются в зеркалах.
В общем, я любил Ганимеда. Я был для него и любовником, и отцом, и учителем одновременно, как он сам был для меня любовником, сыном и учеником. Мой блестящий Аполлон и мой тяжеловесный Геракл предшествовали мне на этом пути, а за мной последовало сквозь всю вашу историю немало тех, кем вы восхищаетесь за подвиги или гениальность. Ахилл, Сократ, Платон, божественный Александр и божественный Цезарь тоже знали эту дополняющую любовь. Настоящие цари, завоеватели, стратеги, поэты, философы, зодчие — у скольких из них имелся собственный Ганимед! Всех перьев орла не хватит, чтобы пересчитать. Одно перо, с шеи, для Микеланджело, другое, маховое, для Леонардо... Если богиням и женщинам я являлся в обличье змеи, быка, козла, победоносного полководца или дождя из золотых монет, то одному лишь Ганимеду я явил себя в облике царственной птицы, родственной солнечному ястребу.
Ганимед с алебастровой амфорой в руке подносит богам питье, которое позволяет им сознавать, что они боги. Он божественный кравчий, божественный Водолей. Я отдал в его ведение один из месяцев зодиака.
Однако вы сами, дети мои, скоро вступите в эру Водолея, эру Ганимеда. Эта эра, в которой торжествуют воздух и свет, прочит вам открытия, приключения ума, полеты в пространствах, исследование обратной стороны вещей, примирение через понимание и взаимное оплодотворение мужских умов.
Вот, дети мои, какие времена вас ждут, если вы выйдете невредимыми из завершающейся эры Рыб, этого века колебаний, нерешительности, неустойчивости, тонущего духа, слепоты в мутных водах бессознательного, жестокости — того века, в течение которого вы меня забыли. Именно в эре Водолея, завтра, вы по-настоящему узнаете, что божественны.
Были у меня и другие влюбленности, но вызванные скорее ностальгией, чем новизной. Не буду вам рассказывать обо всех. Когда подходишь к концу длинного любовного списка, нет уже ни лиц, ни обстоятельств, которые не напоминали бы лица и обстоятельства прошлого; часто даже сами имена повторяются.
Расскажу вам только о Кирке-волшебнице, чародейке, дочери Гекаты и Гермеса. Эта царственная обольстительница обитала на побережье Лация, у подножия
Опасная Кирка, опасная для слабых мужчин! От хитроумного Одиссея, который тоже был ее любовником, но не стал рабом, вы знаете, каким скотом она заполняла свои стойла. На самом деле там были всегда лишь потерпевшие внутренне кораблекрушение, те, что искали в дурной супруге или жестокой любовнице оправдания своим неудачам и падениям, причиной которых были сами.
Упомяну вам только вторую Леду, царицу Спарты, которая мечтала на берегу Эврота о небе и воде, о мягкости и мощи, о похищении и объятии, о свете и ночи.
Говорят, какой-то моряк проходил там и застал ее в этих мечтаниях. Скорее всего, у него была походка вразвалку, как у птиц и людей моря, а полы его белого плаща, отброшенные назад, развевались, словно крылья.
Вторая Леда произвела на свет Елену, прекраснейшую из всех гречанок, супругу Менелая, любовницу Париса, Елену с пламенным лоном, но с пустой головой, которая от тщеславного глупца перешла к тщеславному трусу, Елену, которая стала причиной или поводом для Троянской войны. Но не слишком клеймите своим презрением ни ее, ни ее нелепого мужа, ни самовлюбленного и самодовольного любовника. Вы обязаны им Гомером... и начиная отсюда вы знаете почти все.
Наконец, была Олимпия.
Под листвой моего святилища в Додоне, там же, где я повстречал Ниобу, мою первую смертную возлюбленную, я встретил и последнюю.
Эпирская царевна и священная танцовщица, Олимпия была отправлена, подобно Электре, на остров Самофракию, где я соединился с ней после двойного танца огня и змеи.
Она произвела на свет Александра Великого. Имя Александр означает «защищенный человек» или «защитник человека».
Как Эпаф, как Минос и столько других моих божественных бастардов, Александр имел земного отца, Филиппа Македонского. Как мой сын Дионис и мой внук Асклепий были обучены Гермесом-Тотом, Александр был обучен Аристотелем. Как царь Аргос, Александр объединил под своей властью все города Греции; как Дардан, вступил в Троаду; как Дионис, углубился в Азию и дошел до реки Инд, повсюду сражаясь, пьянствуя и торжествуя. Как Аполлон, любил и женщин, и мужчин и никогда не был удовлетворен. Как Геракл, носил львиную шкуру, совершил тысячу подвигов, наметил своими походами через весь свет очертания будущих цивилизаций, но так и не успокоился. Он убивал, в гневе или опьянении, своих самых дорогих товарищей и оставался безутешен. Александр умер, сожженный лихорадкой, словно туникой Несса. Перед этим он повелел воздвигнуть свою статую среди олимпийских богов.
Александр был итогом, слиянием всех моих прочих сыновей, моим самым человеческим проявлением, Зевсом-человеком для окончания эры Овна. Идя в храм, он надевал тиару с двумя спиральными рогами. Он был завоевателем и законодателем, жрецом и царем. В течение двенадцати лет, то есть один мой оборот в небе, он осуществлял среди вас мою власть и за это время основал дважды двенадцать городов. В самом прекрасном, в Александрии Египетской, было собрано все древнее знание людей, оттуда вышло и ваше нынешнее знание.
Даже спустя двадцать четыре века память об Александре-Боге все еще не забылась; его судьба восхищает вас и остается несравненной. Он был моим последним прямым потомком, и уж насчет его-то вы не можете сомневаться: он существовал.
Что не означает, будто моя порода иссякла. По-прежнему рождаются люди, похожие на меня, потомки моих любовниц или моих тайных бастардов, которые происходят из моей сути, из моего начала; они будут рождаться, пока длится ваш род и блистает светило, носящее мое имя.