Дневники
Шрифт:
«Это идея! Надо знать места захоронений», – думаю я.
– «Прошлое – кладбище иллюзий», говорил Эмиль Золя. А мы спешим за вдохновеньем, – сказал Слава мне при встрече.
– Ты думаешь, в некрополе мы найдём дух прошлого?
– Нет. Но сильно впечатлимся, чтоб не совершать ошибок.
– Ты начинаешь разговаривать с совестью.
– А что поделать, ведь творчество – это разговор с совестью.
Мы опять в цветочном магазине. Слава берёт дорогие цветы. Сегодня они уже подорожали в два раза. И мы решили взять астры: две белые и две жёлтые. Мы идём на могилы Деникиных. И цветы эти не только генералу Белогвардейской армии, но и его молодой жене.
– Ты помнишь песню Раймонда Паулса «Миллион алых роз»?
– Алые розы были в прошлый раз Солженицыну. Мы сегодня его могилу тоже посмотрим. А песню я помню. Художник купил миллион алых роз любимой женщине, хотя любовь его была безответною.
– Да, и никто не понял, что он бедный.
– Конечно, так шутят богатые. Уметь шутить – это тоже дар.
– А я думаю, что художник не бедный, а начал дело на пустом месте, как это бывает со многими деловыми людьми.
– Как знать?
За разговорами мы быстро оказались у монастыря.
– Сегодня тоже хороший день. Не жарко, но и не холодно. И светит солнце. А садик перед церковью похож на райский. Там цветущие розы, можжевельник и донник, и пахнет от него мёдом.
– Мёд так и пахнет цветами.
Мы свернули в некрополь. Сразу, за поворотом, схема кладбища и список фамилий. Мы стали читать. Здесь и родственники А.С. Пушкина, и П.Я. Чаадаев, и баснописец И.И. Дмитриев, В.А. Соллогуб, А.П. Сумароков, поэт М.М. Херасков, писатель И.С. Шмелёв, историк В.О. Ключевский, А.И. Деникин и много знатных людей.
– Похоже, здесь не весь список могил, потому что их много, а список небольшой.
– Пойдём к Деникину.
Мощи Деникиных были перезахоронены, и могилы были новые, ухоженные, на них цвели цветы, и рядом стояли вазы с живыми цветами.
Я положила астры умершему генералу. В могиле догорала свеча среди цветов.
– Странно, – сказал Слава, дочитав надгробную надпись у фотографии Деникина в казацкой шапке-кубанке. – Если бы не было революции, осталось бы столько несправедливости, сколько сейчас?
– Такова жизнь, она часто бывает несправедлива. Но надо желать лучшего и стремиться к нему.
Я положила цветы к могиле жены Деникина.
– Какая молодая, красивая женщина!
– Разве у генерала могла быть плохая жена?
Мы немного помолчали. Слава пофотографировал, и мы пошли бродить по кладбищу. Было много неизвестных надгробий без надписей и со сломанными крестами. Время всё стёрло. Но мы старались найти хоть какую-нибудь известную фамилию, что была в списке на стенде. Наконец, нашли могилу дальней родственницы Пушкина и могилу А.П. Сумарокова.
– Ему тоже надо будет возложить цветы, – предложил Слава.
– Смотри, – окликнула я его, – бабочка какая-то редкая, чёрно-белая, в полосочку, как зебра. Одним словом, редкая, я таких даже не знаю. Но ко мне недавно в комнату такая же залетела ночью, когда я ложилась спать, только побольше. Я была очень удивлена этой незнакомке. Мама сказала, что на мне будто знаки какие-то, вот и редкие насекомые появляются. У Набокова ведь тоже были знаки, что он редких бабочек находил. Это тоже дар.
– Вот видишь, здесь, на кладбище, и для бабочек кладбище. Они потеряли свои полосатые крылышки, – сказал Слава, – пойдём скорей.
Мы снова отправились к Солженицыну. Там, на его могиле, в вазах было опять много новых цветов. И среди них и положенные нами алые розы. Они уже чуть подвяли, казалось, теряли свою силу, как догорающая свечка рядом. Но всё же ещё «горели» ярким огонёчком.
– Пойдём на солнышко! – сказал Слава.
– А в церковь? Свечку поставить.
– Обязательно. Наши свечи будут стоять рядом…
Выйдя из храма, мы сели у площадки на скамейку. Рядом стояла лиственница, и на ней висел узенький с деревянным резным крестом скворечник.
«Даже и скворечник божий», – подумала я.
Голуби паслись возле трапезной. «Очень здесь спокойно, очень хорошо», – наслаждалась я тишиной.
– Сюда ходят, чтобы душу успокоить, – будто угадав мои мысли, сказал Слава. – Вон, видишь, одна девушка в чёрном. На её лице печаль. Видно, что-то случилось трагичное у неё, вот и пришла сюда успокоиться. Хорошо, если слово доброе ей скажут и она услышит его, а иначе может и душа пропасть, тогда и жить не захочется. «Она упала с высоты» – у меня есть очень грустная песня, посвящённая одной несчастной женщине. Она действительно упала с высоты, выпрыгнула из окна, потому что не хотела жить.
– Это очень грустно. Но давай не будем об этом. Смотри, на башне часы стоят. Почему ж их не ремонтируют?
– Не умеют. Нет старых мастеров, которые знали секрет.
– А хотелось, чтоб и эти часы ходили.
Я взглянула вверх на башню и опять увидела веселящихся бабочек.
– Но пора домой. Пойдём, посидим на детской площадке, съедим мороженое.
…На площадке с резным деревянным мишкой, где качели, сидеть и слушать музыку с телефона у нас со Славой стало традицией. Деревянный мишка стоял к нам боком и напоминал старенькую бабушку, которая смотрит телевизор. Я вспомнила, как однажды Слава мне сказал: «Сам я из Домодедово». Когда он говорил это, то казался сказочным Иваном Царевичем из волшебного царства Домодедово, который может выручить в трудной ситуации. А иной раз просто оказаться добряком, как Дед Мороз, живущий в деревянной избушке, который режет для детей деревянные игрушки и раздаёт их. Слава тоже любит что-нибудь дарить: то конфеты, то сувенир. А это ведь внимание. Малость, а приятная, так отношения складываются. Вот и этот забавный деревянный мишка на детской площадке напоминает добрую сказку.
«Интересно, наверное, быть резчиком, – думаю я, – они, видно, умеют хорошо чистить картошку. Привычка такая от резки по дереву». Откуда-то появилась побочная мысль.
25.08.11
Прошла уже неделя. А цветы, подаренные Славой, зелёные астры, всё стоят как нетронутые. Они живые, как и сама жизнь. С того времени, как мы стали ходить на кладбище, моя комната наполнилась каким-то духом, духом прошлого, скорей всего, его иллюзиями. Снова вспоминаю слова Э. Золя: «Прошлое – кладбище иллюзий», – и теперь я будто в новом мире. В мире тихого, размеренного творчества, где ангел, спорхнувший с каменной могилы, мне шепчет: «Всё хорошо, ты молодец. Ты ещё не знаешь, какая ты молодец!»