«Дней минувших анекдоты...»
Шрифт:
Рядом с институтом строился стадион. Когда, в очередной раз, полковник проделал свой трюк и объявил: «ЛИ-2. Высота (ну, конечно же!) два-двести, два-триста», сидевший у окна студент сказал:
— Это, товарищ полковник, бульдозер. Вон он, на стадионе…
Однако полковник подошел к окну, тут же нашелся и сказал:
— А я и не знал, что на новых марках бульдозеров стали устанавливать авиационные моторы.
Так за 30 лет до наших дней полковник «предвосхитил» идею конверсии.
Особенно носился он со своей подписью. Процедура «учинения подписи» случалась примерно
Полковник садился за стол. Перед ним клался документ. Он разводил руки в стороны. В левую ему вкладывалась линейка, в правую — ручка. Начиналось таинство. Полковник накладывал линейку на место будущей подписи. Каждый раз при движении пера вниз, оно упиралось в линейку. Фамилия нашего вояки состояла из пятнадцати букв. Когда линейка поднималась, все буквы были выстроены в одну шеренгу, как солдаты при встрече иностранного гостя.
Вспоминается известное высказывание другого полковника: «Если они такие умные, то почему не ходят строем?» Наш добился того, что даже буквы собственной подписи выстроил согласно строевому уставу.
Подписанная бумага удалялась услужливыми руками, и на ее место клалась другая. Процедура повторялась. Так полковник руководил кафедрой.
Однажды на лыжных сборах в Бакуриани я возился со стенгазетой. Единственным рабочим помещением в здании лыжной базы института была столовая. Здесь же проводились все теоретические занятия, и я стал невольным слушателем лекции полковника.
Первые минут двадцать разговор шел исключительно о бдительности:
— Мы окружены врагами-империалистами, и все то, что вы от меня услышите, не должно выйти за эти стены. Если эти сведения дойдут до ушей шпионов, оборона нашей страны будет подорвана.
Затем последовал рассказ о том, как сам полковник поймал на фронте шпиона:
— Привели ко мне солдата. Никто его не знает. Говорит, что потерял свою часть при отступлении и еле выбрался из окружения. Я задал ему только один вопрос: «Где носит советский солдат ложку?» Он ответил: «За голенищем». Я сразу определил — шпион. Расстрелять! Ясно, что это был бывший белогвардеец.
Работники СМЕРШа ели три раза в день в столовых, где ложки клались на стол, как, впрочем, и в красноармейских столовых в мирное время… А в окопах? Мир праху твоему, неизвестный солдат.
Тем временем лекция продолжалась:
— Но не все так быстро разоблачают шпионов, поэтому следует быть всегда предельно бдительными. Не зря говорится «болтун — находка для шпиона».
Когда время лекции подходило к концу, полковник перешел к основной теме:
— Дивизия — основное соединение армии. Дивизия состоит из трех пехотных полков, дивизиона артиллерии, батальона связи, саперного батальона…
Вдруг он заметил, что один из студентов что-то пишет, и тут же запретил ему это, сказав:
— Ничего из того, что я здесь говорю, не должно быть записано: тетрадь может потеряться, и ее найдет шпион. Полк состоит, — продолжал лектор, — из трех пехотных батальонов… Батальон состоит из… Когда дело дошло до роты, и полковник уже произнес: «Рота делится…», в столовую вошла буфетчица Жужуна, он прервал фразу и стал следить за ней. Жужуна прошла за прилавок и стала резать хлеб к обеду. Пауза нарочито продолжалась, пока бдительный полковник не убедился, что Жужуна не собирается покидать столовую. Полковник вынужден был продолжать лекцию в присутствии буфетчицы.
— Рота делится на…
Опять наступила пауза, полковник показал аудитории три пальца и закончил: «взвода». Так он фигурально продемонстрировал студентам, как строго следует хранить военную тайну, чтобы она не стала достоянием врага.
Не знал наш вояка, что эту «тайну» выдал давным-давно в своих военных мемуарах племянник Козьмы Пруткова, сказав на всю матушку Россию: «В этом никто не сомневается, что рота на взводы разделяется».
Как-то вечером полковник затеял занятия по ночному ориентированию. Как всегда этому предшествовала болтовня о бдительности и шпионах:
— Советский воин не должен теряться ни днем, ни ночью. Хорошо, если есть компас. А если его нет, и ты попал в окружение. Куда идти? Другой растеряется, а советский солдат должен знать боевые ориентиры. Вот на небе вы видите перед собой семь ярких звезд, образующих ковш. Называются они Большая Медведица. Если от двух последних звезд, образующих ковш, продолжить линию вверх на расстояние, примерно равное всему созвездию, то линия упрется в маленькую звезду, которая называется… Черт знает, как высоко забралась… Шею свернешь! Рота, кругом, сто шагов вперед, шагом марш! Круго-ом! Вот сейчас легче смотреть. Это Северная полярная звезда. Значит, там север. Правую руку поднял — восток. Там свои. Туда надо идти из окружения.
Занятия, которые полковник проводил с офицерами запаса — институтскими преподавателями, я аккуратно посещал, так как в процессе его лекций то и дело возникали любопытные комические сюжеты.
Полковник не любил точных цифр, вернее, он их попросту не знал. Вместо цифр он употреблял восторженные прилагательные: «красавицы пушки», «наши самолеты летают быстрее всех, быстрее скорости звука». И тут он поднимал палец, чтобы предупредить, что это является военной тайной. Однажды я сказал ему, что в популярном журнале «Техника молодежи», который я выписываю сыну, описан английский самолет «Спид файер», скорость которого превышает двойную скорость звука. Там даже описано, как при аварии катапультируются пилоты…
Полковник с жаром продолжал:
— Наши летчики тоже катапультируются, и эти прекрасные сиденья пропадают!
Наивный Луарсаб Ильич не сразу сообразил, что гибнет драгоценный самолет, а сиденье вместе со спасшимся летчиком остаются невредимыми, и спросил:
— А почему вы, товарищ полковник, так высоко оцениваете эти сиденья?
— Они кожей оббиты, — разъяснил лектор.
Запомнился еще полковник и тем, что требовал, чтобы все члены ученого совета ходили на заседания в пиджаках и галстуках в летнюю жару…