«Дней минувших анекдоты...»
Шрифт:
Живя своей, в общем-то сложной судьбой, мы, мальчики, мало интересовались жизнью сестры, никогда не писали ей писем, разве что к маминым приписывали слова привета.
После прихода в Германии к власти Гитлера, вовремя сообразив, куда поворачиваются события, Лизочка — вслед за теткой и ее мужем, бросив своего жениха, на пароходе добралась до США.
Вскоре в Соединенных Штатах Лизочка вышла замуж — за убежавшего из Германии Зикберта Лазара, и у них родилась дочь Карин. Это было последнее, что еще до войны мне было известно о судьбе моей сестры.
Много позже муж моей сестры Зикберт Лазар
— Однажды нам стало известно, что на следующий день будет объявлено перемирие. А нашей батарее был дан приказ — ранним утром отстрелять весь имеющийся боезапас по русским позициям. Ночью я вывинтил из снарядов взрыватели, — рассказал мне Зикберт, — и таким образом спас много русских жизней. Если бы это раскрылось, меня бы расстреляли.
Зная Зикберта, я совершенно убежден, что он рассказал правду (фото 91).
Всю Первую мировую войну Зикберт Лазар в солдатском ранце носил учебники по медицине и сразу же после окончании войны окончил медицинский институт и стал врачом. В Америке он подтвердил свой диплом и проработал врачом всю свою жизнь.
Итак, в 60-х годах моя сестра стала посылать в СССР письменные запросы, которые власти оставляли без внимания. Наконец, отчаявшись получить вразумительный ответ, Лизочка приехала в 1955 году в Москву и подала заявку в адресное бюро — киоски с такими бюро были тогда на всех центральных площадях столицы. Она составила запрос на четырех человек: Александра Яковлевича, маму, Мишу и меня. Мамы не было в живых уже 14 лет, Миша 10 лет назад погиб на фронте, Александр Яковлевич умер 7 лет назад — но Лизочка не знала об этом.
И вдруг в адресном бюро ей дали справку о том, что изо всех ею разыскиваемых родных имеются данные, что ее брат Иван сейчас проживает в гостинице «Ярославская». К тому времени соревнования самбистов уже закончились, я уже отправил команду в Тбилиси, а сам задержался в Москве у Тамары. Лизочка с Зикбертом остановились в гостинице «Центральная», т. е. жили мы менее чем в полукилометре друга от друга.
В «Ярославской» гостинице моей сестре сказали, что Алиханов выбыл.
— Куда?
— Этого иностранцам знать не положено!
Никакими уговорами ей не удалось поколебать бдительности администратора. Лизочка вернулась к себе в «Центральную», обливаясь слезами.
— Что с вами? — спросила ее одна из сотрудниц бюро обслуживания.
Лизочка объяснила ситуацию…
— Я сейчас все улажу, — утешила ее девушка. И тут же по телефону узнала мой тбилисский адрес.
Какой удивительный случай. Какое фантастическое везение. Какое чудесное совпадение! Какое счастье! Спустя 35 лет моя сестра нашла меня!
Конечно, Лизочка пыталась бы и дальше разыскивать нас. Но где искать? Ведь до войны все, кроме меня, жили в Москве, а я жил в Орджоникидзе, но и там, конечно, уже никто не знал, существую ли я еще на белом свете.
В то лето 55-го года из Москвы я отправился прямиком на Черное море в поселок Лоо, где на даче жила моя семья. Возвратившись после отпуска в Тбилиси, мы нашли на полу у нашей двери распечатанный заграничный конверт. Это было письмо Лизочки. В нем моя сестра просила меня в случае, если я получу ее послание вовремя, срочно приехать в Чехословакию — по расписанию туристической поездки они пробудут в Праге 10 дней. О, западная наивность — в те годы подавать на разрешение на загранпоездку простому советскому человеку надо было за полгода — только прохождение характеристики, подписанной «треугольником» — (директором, парткомом и секретарем профсоюзной организации) через соответствующие инстанции, занимало не меньше трех месяцев.
В наше отсутствие получили письмо соседи, которые считали нас своими врагами, и отнесли его в КГБ. Там письмо прочли и сказали, чтобы оно обязательно было вручено адресату. Опять повезло! Ведь соседи могли просто порвать и выбросить это письмо. Но коль скоро письмо было зарегистрировано в КГБ, выбрасывать его было уже нельзя.
Что же делает советский человек, получивший письмо от сестры-американки? Он идет туда же — в КГБ. И я пошел.
— Я всегда писал во всех своих анкетах, что связи со своей сестрой не имею, ее адреса не знаю. Но вот неожиданно пришло письмо от моей сестры, и появился ее адрес. Как мне теперь поступить? — руки я, конечно, держал по швам, вес перенес вперед на носки, как бы в ожидании команды «шагом марш!».
— Напишите ответ, — чекисты разрешили мне переписку с сестрой.
Получив «добро», я написал ответное письмо.
Так началась новая, важная, светлая полоса жизни всей нашей семьи.
Глава 18
СЕРЕЖА И ЛИЛЛИ
Иметь детей было моим заветным желанием. Мне даже часто снилось, будто я иду по улице с сыном лет десяти.
Рождению Сережи в 1947 году предшествовало наше переселение в 1946 году из чердачной мансарды над Курой в бывшую квартиру Тамары Эгнаташвили. Позволить себе еще одного ребенка мы смогли после того, как я защитил диссертацию, и моя зарплата удвоилась. Помимо этого я прирабатывал еще и фотоделом, поэтому мы жили по тому времени, сравнительно с большинством окружающих, в достатке.
Каждый год мне удавалось отправлять семью на дачу: Ахалдаба, Манглиси, Бакуриани — были местами нашего летнего отдыха.
Главным хозяйственным мотором у нас была Анна Васильевна, мир праху этой мудрой, преданной женщине! Сереже было четыре года, когда он заболел дифтеритом. Его уложили в больницу, где он подхватил еще и скарлатину. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не самоотверженность бабушки, которая его выходила, продремав сорок ночей в изножии больничной детской кроватки.
У Сережи с детства был пластичный характер, а в маленькой трехлетней Лилли бабушка угадала иной нрав, назвав ее прокуроршей. Если в моральном отношении бабушка была для детей образцом, то их интересы формировались под влиянием моих увлечений: спорт, фотографирование, устройство домашнего КВН, выпуск семейного журнала под названием «Блины», куда записывались смешные и памятные случаи из жизни нашей семьи и вклеивались лучшие памятные фотографии.
Поначалу большая часть материала создавалась мной, но творческая инициатива была разбужена, и в издании последующих номеров журнала все большее участие принимали дети, особенно Сережа.