Дни боевые
Шрифт:
Мы вышли на опушку леса и спустились в окопы наблюдательного пункта, вырытые в обрывистом бугре. И опять я позавидовал Назарову. В нашей полосе, покрытой сплошным кустарником, нельзя было выбрать хорошего НП, а в его расположении с высокого берега открывался чудесный обзор.
Местность перед фронтом в полосе наступления дивизии Назарова очень напоминала нашу полосу. Так же, как и у нас, впереди - Лужонка, за ней шоссе, на флангах - по населенному пункту, а на дальнем плане. в глубине обороны,- еще один населенный пункт. Это обманчивое сходство, очевидно, и ввело в заблуждение Фирсова.
– Видишь окопы по ту сторону шоссе? Это и есть передний край обороны, - объяснял мне Назаров.
– А вон прямо, перед шоссе, мелкие разбросанные окопчики - в них залегли твои бойцы. Расстояние между ними и противником не более ста метров.
– А где же твои люди?
– Их у меня очень мало. Моя дивизия по численности раза в три меньше твоей. Мои батальоны малочисленнее твоих рот. А станковых пулеметов у меня осталось всего два. Ты только пойми: два станковых пулемета на всю дивизию! Вот и воюй теперь с ними! На передовой людей совсем мало.
– А как же ты наступал в первый день? Как обеспечивал мой удар на Лужно?
– спросил я у него.
– А вот так и наступал. Если уж твоя дивизия ничего сделать не смогла, так что же требовать от меня? Помогал тебе огоньком, помогал, как мог. Да что там говорить!
– Но ты ведь знал, что мой полк должен наступать восточнее Лужно на Красею, а не в твоей полосе на Иловку. Почему же ты не позвонил, не прислал штабного командира, чтобы помочь мне разобраться?
– Я думал, ты сам обо всем знаешь. Зачем же мне вмешиваться в твои дела?
– Командир полка потерял ориентировку, случайно оказался в твоей полосе и не может разобраться до сих пор. Он и теперь продолжает доказывать, что наступает на Красею, а слева у него не Лужно, а Каменная Гора.
– Не может быть! Если бы я знал, то сам бы приехал к тебе.
– Ко мне, может быть, далеко, а вот командир полка совсем рядом. Его командный пункт в МТС. Можно было бы помочь ему.
Меня возмущала неискренность Назарова.
О тяжелых условиях вступления нашей дивизии в первый бой знал не только Назаров, знала и вся 182-я стрелковая дивизия, которой он командовал. Она прошла с боями сотни километров, растеряла часть своих сил н вооружения, но зато приобрела боевой опыт. Отдохнувшие в обороне и хорошо изучившие местность и противника, ее командные кадры, главным образом штабы, могли бы оказать нам посильную товарищескую помощь...
Под вечер, когда бой стал стихать, я позвонил по телефону командиру Новгородского полка.
– Обстановка без изменений, - ответил он на мой вопрос.
– Полк форсировал Лужонку, подошел вплотную к переднему краю н скован огнем. Подразделения окопались и ведут огневой бой.
– На какой населенный пункт вы наступаете?
– Я уже докладывал и послал письменное донесение со схемой. Там всё указано.
– Ну, а все-таки?
– На Красею.
– С правым соседом вы имеете связь?
– Нет. При выходе на исходный рубеж мы никого не обнаружили.
– Где ваш командный пункт?
– На каком-то хуторе, точно не знаю.
– А не кажется ли вам, что
– Что вы, что вы, товарищ первый!
– удивился он,
– И все же это так, - сказал я.
– Наступаете вы на Иловку, справа от вас Ильина Нива, а слева - Лужно. Ваш КП расположен в МТС, и все командиры штаба, кроме вас, теперь уже об этом знают. Посмотрите еще раз на карту.
Я решил временно приостановить наступление, в течение ночи перегруппировать части к своему левому флангу, привести их в порядок и только с прибытием Казанского полка возобновить активные действия общими усилиями всей дивизии. Свое решение доложил командарму с просьбой утвердить его.
Но, должен сказать, решение мое так и осталось решением, а события развернулись совсем иначе. Майор Фирсов приказа о перегруппировке не выполнил. Из боя полк он вывел, а передвигать влево не стал, имея на этот счет собственное мнение. Явившись ко мне, продолжал уверять, что полк находится на положенном ему месте, что передвигаться ему незачем и что ошибается не он, Фирсов, а я и штаб дивизии. Пришлось временно командование Новгородским полком возложить на начальника штаба Николая Павловича Свистельникова.
Наступило четвертое утро нашей боевой жизни. Из-за леса выплыло осеннее солнце и залило своим золотистым светом и маленькую полянку с овражком, где приткнулся наш командный пункт, и обступивший ее со всех сторон кустарник.
В это утро мы не проявляли активности. Молчал и противник. Я все еще ожидал ответа командующего на мое решение. Тихо было на КП - "порядок" навела немецкая авиация. Нас бомбила шестерка "юнкерсов". О налете напоминали огромные воронки и вывороченная черная торфянистая земля.
Из своих неудобных щелей на свет появлялись штабные командиры: измятые, выпачканные в глине, усталые. И эта ночь не принесла им ни успокоения, ни отдыха. Да и как можно отдыхать, когда кругом три дня подряд рвались снаряды и мины! Нервы были напряжены, сон не приходил.
Умение сохранять силы в бою приходит вместе с умением воевать, когда исчезает возбуждение, когда человек начинает мыслить, как в обычных нормальных условиях. Такое время для нас еще не наступило...
К нам спешил наш, третий по счету. Казанский полк. С раннего утра он находился на марше. Навстречу ему выехал комиссар дивизии, а начальник политотдела со своими политработниками провел там всю ночь. Ожидал я полк к полудню.
Казанский полк считался у нас средним. По своим командным кадрам и сколоченности он не уступал Карельскому полку, а до прибытия Михеева к карельцам даже превосходил его.
Командир полка подполковник Степан Иванович Герасименко был не только прекрасным организатором, но и настоящим хозяином, глубоко вросшим в учебную жизнь и быт своей части. Его дополнял военком - старший батальонный комиссар Григорий Яковлевич Антонов, такой же деловой и энергичный. Жили они между собой очень дружно. Хорош был в полку и начальник штаба майор Иван Максимович Саксеев: спокойный, вежливый, усидчивый. Штаб Казанского полка был лучшим среди штабов других частей.