Дни черного солнца
Шрифт:
«Они — волшебные, — отвечал мне отец. — В них магия». Много-много раз повторял он эти слова, только я не слушала. Вернее, не принимала. «А такой магии, чтобы не причиняла вреда, попросту не бывает…»
Блюстители Порядка наступили на мой рисунок.
— Нет, — прошептала я, ощущая их приближение. — Пожалуйста…
— Бедная девочка, — послышался откуда-то голос женщины, той, что желала знать, профессионально ли я рисую.
Она стояла поодаль, в толпе. Все эти люди только что объяснялись мне в любви.
— Брось палку, женщина, — раздраженно сказал один из этих последних.
Я только крепче стиснула пальцы. Воздух не пролезал в горло. Ну почему они это делают? Они же прекрасно знают, что я не убивала Роул и что я не божество. Да, у меня было чуть-чуть магии, но они сами померли бы со смеху, узнав, какие «невероятные силы» я пытаюсь скрывать. Для кого может представлять угрозу слепая художница?..
— Пожалуйста… пожалуйста, — твердила я как заведенная.
Я чуть не плакала, словно та птица, что произносила мое имя: пожалуйста — всхлип — пожалуйста…
Сильная рука перехватила мой посох, и мне вдруг обожгло глаза. Где-то позади глазных яблок, глубоко внутри головы, клокотал жаркий комок. Клокотал и рвался наружу. Я судорожно зажмурилась, и ужас помножился еще и на боль.
— Прочь от меня! — завизжала я что было силы.
Я пыталась драться, бестолково размахивая руками и посохом. Ладонь уперлась в чью-то грудь…
Рука Солнышка на моей груди — рука, готовая поразить невольную свидетельницу его срама…
…и толкнула.
Мне трудно описать то, что произошло, — даже теперь. Уж прости меня.
Где-то далеко-далеко находится одно из небес. Оно очень горячее и пустое. Оно нависает над головой, как и полагается небу, и в нем пылают два солнца. Небо, которое я нарисовала, понимаете?
Теперь я знаю, что оно существует в реальности. Где-то там, далеко.
Когда я заорала в голос, силясь отпихнуть Блюстителя, жар, полнивший мои глазницы, переплавился в свет. Перед моим мысленным взором предстало видение чьих-то ног, проваливающихся в это раскаленное небо… вверх тормашками, снизу вверх. Ноги, потом бедра, бьющиеся, брыкающиеся.
Они падали. Они упали. И при них больше ничего не было.
Что-то изменилось кругом…
Осознав эту перемену, я заморгала. Всюду вопили и визжали на множество голосов. Слышался топот бегущих ног. Что-то своротило один из моих столиков. Я отступила на шаг. Разило кровью и еще чем-то совсем уж отвратным: человеческими отходами, желчью… а главное — немыслимым страхом.
Я вдруг сообразила, что больше не могу видеть свой рисунок. То есть он еще был на месте — я по-прежнему различала его края. Однако его сияние странным образом меркло, словно магия была на что-то потрачена. И еще всю середину рисунка затеняли три большие темные кляксы. Они растекались в стороны, наползая
Голос Римарна Ди звучал невнятно от ужаса:
— Что ты с ними сделала, маронейская сучка? Во имя Отца Небесного, что ты с ними сделала?
— Что?.. Чт-т-то?.. — заикалась я.
У меня болели глаза. Раскалывалась голова. Меня тошнило от вони. Я сейчас упаду. Всю кожу изнутри щиплет. Во рту вкус вины, но почему? Я не понимаю…
Римарн громко кричал, призывая кого-то на помощь. Судя по голосу, он напрягал все силы, пытаясь сдвинуть нечто тяжелое. Раздался влажный звук… Я содрогнулась. Я совсем не хотела знать, что произвело его.
Тут я ощутила рядом с собой сразу двоих. Они осторожно взяли меня под руки.
— Пора в путь, малышка, — сказал жизнерадостный мужской голос.
Я узнала подручного Сумасброда. Во имя всех Преисподних, откуда он появился?.. В следующий миг окружающий мир рассыпался искрами, а когда собрался обратно, мы были уже в другом месте. Крики и топот сменились тишиной. Повеяло ароматным воздухом, теплым и влажным. Кругом разливалось сине-зеленое спокойствие, исполненное равновесия. Мы были в доме Сумасброда.
Мне следовало порадоваться убежищу, но что-то я не чувствовала себя в безопасности.
— Что произошло? — спросила я ближайшего богорожденного. — Прошу, объясните! Что я… я ведь что-то сделала, верно? Но что?..
— А ты разве не знаешь? — спросила вторая подручная Сумасброда, женщина.
Она стояла с другой стороны и, по-моему, ушам своим не верила.
— Нет, — ответила я. — И, по сути, я не хотела знать. Но все-таки повторила: — Пожалуйста, объясните…
— Я не знаю, как это у тебя получилось, — медленно проговорила она.
В ее голосе звучало что-то подозрительно похожее на благоговение. Что за чепуха, ведь это она — богиня, а вовсе не я.
— Ни разу не видела, чтобы смертные такое проделывали. Просто твой рисунок…
Она умолкла, не договорив.
— Он стал энармхукдаталвасл, хотя и не вполне шуван, — произнес ее напарник.
Слова божественного языка коротко кольнули мне глаза, и я невольно зажмурилась. Такое у меня свойство, чуть что — жмуриться. Почему, кстати, больно стало именно глазам? По каждому словно ударили изнутри. А богорожденный продолжал:
— Твой рисунок сотворил путь и на мгновение соединил два мира, разделенные миллионами звезд. Жуткая штука!
Я принялась тереть глаза. Не помогло: боль коренилась слишком глубоко.
— Не понимаю! — пожаловалась я. — Выражайся по-человечески!
Не хочу, не хочу, не хочу ничего знать…
— Ты создала дверь, — сказал он. — И Блюстители Порядка в нее провалились, но не до конца. Магия выгорела прежде, чем они успели бы полностью проскочить. Теперь дошло?
— Я… — Нет, не может быть, невозможно. — Это же был просто рисунок мелом на мостовой…