Дни изгнания
Шрифт:
Он вошел внутрь, Энабрилья осталась снаружи. Он слышал, как она приказывала другим встать подальше от палатки и молчать; потом ее голос затих. Предметы в палатке отбрасывали мягкие тени под бледным светом двеомера. На кожаных подушках лежала Нананна, голова ее покоилась на руке Далландры.
Белые волосы окутывали ее плечи, как снежный сугроб. Лицо старой ведуньи было белым и сухим, как пергамент кожа обтягивала скулы, глаза потемнели и широко распахнулись, кошачьи зрачки жадно ловили угасающий свет.
– Вот и Адерин, – прошептала
– Не надо, – прошелестела Нананна. – Подойди ко мне, дитя.
Адерин встал перёд постелью на колени и двумя руками осторожно взял ее иссохшую ладонь.
– Скажи мне, Адерин, ты останешься с нами?
– Останусь. Здесь мой вирд. Я уверен в этом, хотя точно не знаю, что это значит.
– Я знаю. – Голос ее все слабел, и Адерин наклонился к ней. – Я видела последний сон. Научи мой народ, Адерин. Научи их своему двеомеру, чтобы они сумели восстановить свою разрушенную магию. Передай им свои знания о травах, чтобы у них вновь появились лекари, исчезнувшие так давно.
– С радостью, мудрейшая. Все, что я знаю, я передам им.
Она улыбнулась, слегка растянув бескровные губы, и долго отдыхала, прежде чем снова заговорить.
– Далла, а ты научишь его, как отрастить себе крылья, такие, как у тебя. Так ты расплатишься с ним, и он сможет полететь, куда захочет.
– Решено. – Голос Далландры не дрожал, но Адерин посмотрел на нее и увидел слезы, струившиеся по лицу. – Все, что я знаю, я передам ему.
– Хорошо. – Нананна глубоко вздохнула. – Между вами не должно быть тайн, никаких, вы слышите меня? Только с помощью двеомера смогут наши расы жить в мире, и ничто не должно помешать этому.
– Вот и прекрасно, – сказал Адерин. – Но что ты имеешь в виду – отрастить крылья?
– В нашем двеомере есть несколько фокусов, ты их увидишь. – Нананна сумела выдавить улыбку. – Далландра и я – мы обе перевертыши. Однажды ты тоже научишься превращаться в птицу и летать, как она. Я думаю, ты будешь совой – если судить по твоим огромным глазам.
Адерин задержал дыхание.
– Тысяча благодарностей! Клянусь, что буду достойным этого умения и использую его только во благо Света!
– Вот и хорошо. Что ж, я дала вам свои последние напутствия. Пришло время уходить. Дитя, положи меня.
Далландра поудобнее устроила ее на подушках и встала рядом с Адерином на колени. Несколько мгновений Нананна молчала, собираясь с силами; потом медленно и тихо начала нараспев говорить, и голос ее вновь набрал силу:
– Передо мной открывается река. Я вижу свет над рекой. Настал мой час уплыть в море.
Далландра начала всхлипывать вслух. Адерин понял, что она не сможет провести ритуал и ему придется заменить ее.
– Пусть солнце светит над тобой, пока ты плывешь по реке, – зашептал он. – Пусть течение будет быстрым.
– Солнце собирается вокруг меня. Я вступаю в лодку на берегу реки.
– Я вижу серебристую реку, текущую на запад, темные камыши и лодку, ожидающую тебя.
Адерин произнес эти слова, и перед ним действительно возникло видение, которое они рисовали вдвоем. Окутанная золотым солнечным светом, душа Нананны возникла в нем – бледное серебристое пламя, сначала мерцающее, потом растущее и окрепшее – совсем не похожая на человеческие души.
– Солнце и луна, светите ей! – выкрикнул Адерин. – Отведите ее в море света, любви и жизни!
Лодка скользила по реке, серебристое пламя пылало, душа Нананны исполнилась ожидания. Ему казалось, что он парит над нею на крыльях и видит, как впереди, в лучах заходящего солнца, их встречают другие, озаренные Светом. Душа Нананны легко взлетела, чтобы слиться с ними, и ярко вспыхнула, на миг ослепив его.
Моргая земными глазами и тряся головой, Адерин вернулся назад и увидел, что мертвое тело наставницы лежит перед ним на подушках.
– Все кончено, – сказал Адерин. – Она вернулась в свой настоящий дом.
В ответ трижды ударил барабан – три громовых удара раскатились по лагерю. Он услышал вопли, которые перешли в поминальный плач – стенания по умершей. Адерин ударил открытой ладонью по земле, завершив ритуал.
Все кончилось. Ее чистая душа не собиралась три дня бродить рядом с телом, она ушла легко и свободно. Адерин скрестил ее хрупкие руки на груди и закрыл ей глаза душа Нананньг не нуждалась больше в них, чтобы смотреть на мир.
– Надо сжечь ее тело, – сказал Адерин. – Или ваш народ сначала оплакивает своих мертвых?
Далландра посмотрела на него невидящим взглядом, потом запрокинула голову и завыла. Слезы потоком текли по ее лицу, а она голосила и голосила, выдирала себе волосы, расплетая косы в знак траура, раскачивалась из стороны в сторону так сильно, что Адерин обнял ее и крепко прижал к себе. Теперь она плакала, уткнувшись ему в плечо, всхлипывала горько, как ребенок, ее мягкие светлые волосы облаком окутывали его руки; а снаружи Народ пел поминальную песню, объединившись в своей скорби.
– Тихо, тихо, то был ее час.
Плач прекратился так же резко, как начался. Он видел, как она старается взять себя в руки. Наконец Далландра взглянула на него спокойными глазами, серыми, как туман над озером.
– Это был ее час. И однажды мы вновь встретимся с ней в какой-нибудь другой стране.
– Именно так. Всегда верь в Свет.
В совершенном изнеможении Далландра склонила голову ему на плечо. Адерин обнимал ее, сердце его колотилось, и он понял, что любит эту девушку.
Этой же ночью они сожгли тело Нананны и развеяли пепел под деревьями в освященном лесу, на том месте, где лунный свет падал на землю и окрашивал ее серебром. На могиле Галабериэль поклялся, что никогда людское племя не осквернит это место. Всю ночь Народ плакал и пел поминальные песни, но взошло солнце, и скорбь ушла.