Дни изгнания
Шрифт:
Сквозь лес пронесся порыв ледяного ветра. Далландра изо всех сил напрягала зрение, но ничего не могла увидеть за кругом света. Женщина снова взглянула на нее, на ней вновь была полотняная туника, а на ногах – охотничьи башмаки. Она натянула лук и направила стрелу с серебряным наконечником прямо в грудь Далландры.
– Назови наше имя, девушка, или мы начнем охотиться на тебя, как на зверя. От тебя воняет металлом демонов.
Больше всего Далландру поразила горькая ирония – она умрет раньше Нананны, хотя столько времени пытается примириться с грядущей смертью наставницы. Женщина улыбнулась, обнажив заостренные, как
– Стражи!
Женщина расхохоталась, лук исчез, а платье стало шелковым и темно-синим.
– Ты не ошиблась. Запомни нас.
Она повернулась и исчезла в кругу факелов. Кто бы ни были остальные, они засмеялись, и завыли, и запели, и стали стремительно удаляться от Далландры, и ей казалось, что они плывут над землей. Может, так оно и было. Далландра так дрожала, что не могла думать. Она упала на колени и не переставала дрожать, а огни удалялись от нее, пение замирало, смех превратился в дуновение ветра, и все исчезло. Далландра заставила себя произнести пересохшими губами:
– Простите, что я сомневалась в вашем существовании.
Она огляделась вокруг и увидела стрелу, воткнувшуюся в землю. Далландра вытащила стрелу и услышала голос женщины, прошептавшей сквозь ветер:
– Подарок для тебя. Помни.
Всю дорогу до лагеря Далландра бежала. Все еще дрожа, хватая ртом воздух, она, запинаясь, рассказала, что с ней произошло. Все столпились вокруг нее и передавали из рук в руки стрелу с серебряным наконечником.
– Пожалуй, нам следует последить за этой штукой, – сказал Вилэнтериэль, – а то на заре она превратится в кривой сучок или еще что-нибудь похуже.
Только теперь Далландра припомнила старые истории о Стражах. Она слышала их, когда была ребенком – «фантастические сказки для малышей», так их всегда называли.
Теперь она знала, что не все в этих сказках было вымыслом. К счастью, когда солнце встало, стрела по-прежнему оставалась стрелой, очень красивой, из какого-то темного дерева с оперением из синих перьев, скорее всего, сойки. Далландра принесла ее в палатку вместе с завтраком, чтобы показать Нананне.
Этим утром ее наставница поднялась с трудом. Едва сев в постели, она хрупкими руками раскидала все подушки, словно они раздражали ее. Несколько раз она забывала, как зовут ее ученицу. Далландра едва успевала смахивать слезы страха и печали, то и дело наворачивавшиеся ей на глаза.
– Что это за стрела? – Неожиданно голос Нананны зазвучал, как обычно. – На ней опасный двеомер.
– Опасный?
– Смертельный для таких, как мы, дитя. Я чувствую злой рок. Эта стрела может убить перевертыша во время полета и превратить его в эльфа, когда он, умирая, падает с небес.
– Я не знала этого, мудрейшая, но сразу поняла, что нельзя доверять той, что подарила мне стрелу. Со мной вчера произошло нечто странное.
Далландра рассказала о вчерашней всрече. Нананна вроде бы внимательно слушала, но было видно, что мысли ее витают где-то далеко. Она провела пальцем по отполированному древку и сбросила стрелу с колен.
– Что ж, дитя, это твоя загадка, не моя, – сказала она, наконец. – Я… я об этом ничего не знаю.
Вчерашний ужас вернулся, сдавил сердце ледяными пальцами, будто в палатку прокрался убийца и стоит у нее за спиной.
– Не думаю, чтобы это имело большое значение. – Далландра изо всех сил пыталась говорить весело и оживленно. – Хочешь овсянки? Купец Намис привез ее нам в прошлый раз.
Оставшись одна, Далландра долго плакала.
Севернее Каннобайна Галабериэль со своей дружиной перешли через мелкий ручей без названия (правда, в последнее время его стали называть Бобром). Ручей считался границей территории Элдиса, во всяком случае, именно так принц сказал Адерину, несмотря на то, что милях в двадцати на запад от него стоял дан и фермы лордов, нарушивших соглашение. Адерин дана не увидел, потому что они свернули на север, направляясь к опушке леса. Адерин окончательно вымотался и от раны, и от тревоги, а Галабериэль все подгонял людей и коней. Деревья и луга, скалы и дороги – все слилось в бесконечную боль. Наконец они добрались до одного из лагерей. Адерин ушел в палатку и уснул на кожаных подушках, а Галабериэль долго разговаривал о чем-то с предводителями аларов.
Утром к ним присоединились двадцать новых воинов и табун лошадей.
Адерин был потрясен, обнаружив, что некоторые воины оказались женщинами. В полдень они встретились с одиноким аларом, направлявшимся на юг, и дальше с ними поехали еще шесть вооруженных воинов, три женщины-лучницы и конь, навьюченный стрелами.
На закате они въехали в лагерь Нананны. Народу там прибавилось.
Другие мастера двеомера услышали призыв о помощи и послали к ней своих людей – шестьдесят вооруженных верховых воинов.
Как сказал Галабериэль, сейчас каждый меч будет на счету.
– Наши длинные луки хороши только для охоты. Не представляю, как из них можно пробить доспехи элдисцев. Хотя кто знает – ведь мы еще не пытались.
– Да. – Адерин попытался с умным видом кивнуть, но неожиданно потерял сознание.
Он очнулся в огромной палатке Галабериэля. У дыры, через которую уходил дым очага, сиял свет двеомера.
Сначала Адерину показалось, что из раненой руки идет кровь; потом он понял, что ее окунули в деревянную миску, наполненную теплым травяным отваром. Кто-то стоял рядом с ним на коленях. Он с трудом повернул голову и увидел Далландру. В ее прекрасных глазах светилась печаль.
Адерин подумал, что стоило терпеть боль, чтобы увидеть как она тревожится за него.
– Этот гнусный круглоухий лекарь натворил дел с твоей рукой, – сердито сказала она. – Тебе еще повезло, что телесная жидкость не загноилась!
– Честно говоря, не очень-то я выполнял его советы. О боги, мой рот! Вода есть?
Она протянула ему деревянную чашку с ключевой водой. Когда он выпил, Далландра налила еще из лежавшего рядом меха.
– А как ты вообще себя чувствуешь?
– Уставшим, но все будет хорошо. Просто эта штука так болит!
Она встала, вынула его руку из травяного отвара и промокнула чистой тряпицей. Ее прикосновения были такими нежными, что он не ощутил боли даже в сломанных пальцах.
– Я намочила повязки, – сказала она. – Когда они высохнут, стянут сломанные пальцы, чтобы скорее срастались. – Она нахмурилась, положила свою руку на его и, слегка приоткрыв от усердия рот, уставилась на сломанные пальцы. Ему показалось, что боль буквально вытекает из ран. – Вот и все. Так легче?
– Намного! Тысячу раз спасибо!