Дни изгнания
Шрифт:
– Все верно, – выдохнул Адерин. – Теперь дайте мне воды, и мое настроение улучшится.
– Ага, вы очнулись? Мне сказали, что вы вроде бы знахарь?
Лекарь дружески потрепал его по плечу и встал, чтобы пропустить к постели Галабериэля с серебряным кубком. Гал сел на кровать, подхватил Адерина подмышки и помог ему напиться.
– Ты принял на себя удар, предназначенный мне. Я никогда этого не забуду! Теперь и навсегда ты – друг Народа!
– Всегда пожалуйста. – Адерин был слишком слаб, чтобы оценить важность сказанного. – Что
– Пока ничего. – К кровати подошел Адрик. – Принц Галабериэль и я решили воспользоваться последним советом, который вы успели нам дать. Лорд Довин заперт и находится под домашним арестом. Его отец лично поручился за то, что он не сбежит. Право, Адерин, Мелас хороший человек и потрясен самоуверенностью и дерзостью своего сына.
– Я и не сомневался, – сказал Адерин. – Мое сердце болит за каждого отца, у которого такой сын.
Адерин выпил несколько кубков воды и в изнеможении упал на подушки. Теперь он понял, что находится в роскошной комнате Галабериэля, а вокруг полно народу. На полу сидели эльфы, храня угрюмое молчание. Двое стражников принца стояли у дверей, ожидая приказаний. Стоя у полированного деревянного стола, лекарь складывал свои принадлежности и тихонько разговаривал с помощником.
– Я решу, как поступить с Довином, сегодня вечером, – сказал Адрик. – Лекарь сказал, что сейчас вам лучше отдохнуть, а вы потребуетесь мне, чтобы свидетельствовать – ведь именно вы оказались жертвой его необузданности.
– Хорошо, ваше высочество. А что теперь будет с землями?
Принц повернулся к Галабериэлю. Тот пожал плечами.
– Как бы там ни было, – решился Адрик, – освященная земля для погребения теперь будет принадлежать вам вечно.
– Правда? – Галабериэль посмотрел на Адерина. – Я обдумаю это позже.
Адрик кивнул головой, признавая свое поражение, нерешительно потоптался на месте, потом поклонился и вышел, пробормотав что-то насчет отдыха, необходимого Адерину.
Когда ушел и лекарь, эльфы встали и подошли поближе к постели Адерина.
– Я считаю, что мы должны поехать и поджечь дан Меласа, – заявил Каландериэль. – Этот удар меча предназначался нашему банадару.
Раздались возгласы одобрения.
– Придержи язык, Кел, – одернул его Галабериэль. – С каких это пор эльфы наказывают матерей за преступления, совершенные сыновьями? А в дане живут и другие женщины.
– Конечно, это так, но вид его жилища, объятого языки пламени, доставит мне хоть какое-то удовлетворение.
– Надо перебраться дальше на запад и оставить ему эти проклятые земли, пробурчал Джезриаладар. – Кто захочет иметь дело с этим паршивым щенком?
– Что?! – зарычал Альбарал. – Значит, пусть это конское дерьмо победит?
Все заговорили одновременно. Галабериэль потребовал тишины.
– Теперь послушайте меня. Все зависит от того, что предпримет Адрик, чтобы искупить преступление Довина. Если он накажет того по справедливости, тогда я готов на соглашение. Это ведь делается не только ради нас. Народу нужны купцы, нужно их железо и зерно, а мы сможем и впредь сохранять погребения. Круглоухих все равно больше, чем нас. Если они захотят, то начнут войну, и мы в ней не победим.
Калондериль хотел что-то сказать, но передумал. Остальные согласно кивали. Галабериэль продолжал говорить.
– Но то, как мы поступим, зависит от того, как поступят с молодым Довином. Подумайте вот о чем: если в наших руках будет Гвинавер, мы будем хозяевами главного пути на север. Допустим, им потребуется проехать по реке, а мы скажем – нет, и пусть их принц делает, что хочет.
– Дальше эта река поворачивает, – стал развивать мысль Калондериэль. – Значит, мы также сможем перекрыть основной путь на запад? Очень неплохо!
– Отлично, Кел. Пока я думаю именно так.
Он посмотрел на Адерина.
– Советник, ты совсем бледный.
– Мне нужно поспать. Пожалуйста, уведи отсюда ребят, только, во имя всех богов, пусть они не лезут на рожон.
На закате Адерин проснулся от сильной боли в ране. Он нашел у кровати графин с крепким вином, сделал несколько глотков, чтобы облегчить боль, и лег, глядя, как золотое вечернее солнце шлет последние лучи на полированный пол комнаты. Только он собирался встать и зажечь свечи, как раздался робкий стук в дверь.
– Войдите.
К его великому удивлению, в комнату вошел Кинван-Медведь и в знак почтения преклонил колени перед постелью. Всматриваясь в юное суровое лицо, Адерин вспомнил эту же душу в другом теле – теле юного великана Таника – и себя маленьким мальчиком семи лет. Он был потрясен встречей с душой Таника и еще сильнее потрясен тем, что тот получил новую жизнь так скоро.
– Что я могу для тебя сделать, друг? – спросил Адерин.
– Я не знаю. Думаю, мне вообще не следовало приходить. Я вам мешаю? Сейчас уйду.
– Раз уж ты решился прийти сюда, я выслушаю тебя. Надо полагать, весть о случившемся в комнате правосудия уже разлетелась повсюду?
– Да, но бьюсь об заклад, вы еще не знаете и половины. Гарес сказал, я не должен беспокоить вас этим. Гарес мне вроде как друг, обычно он думает за нас обоих, но я все равно должен был спросить вас. Понимаете, говорят, что Адрик тоже сошел с ума, точно как лорд Довин, и собрался выпороть нашего лорда, как простого воина.
– Ты прав – этого я еще не слышал.
– Ну и вот, а наш молодой лорд однажды спас меня от порки, и я подумал: все-таки вы советник и все такое, и вы понимаете все лучше, чем остальные, и, может, попросите о милосердии?
– Я всегда прошу о милосердии, если могу, сделаю это и сейчас. Но боюсь, что в данном случае ко мне не прислушаются.
Кинван кивнул. Он очень походит на Таника, решил Адерин, и в обычных обстоятельствах наверняка такой же дерзкий. Его тронуло, что юноша решился на нарушение этикета, чтобы вымолить милость для своего лорда.