Дни изгнания
Шрифт:
Только тут Адерин осознал, что и она, и все остальные относятся к нему, как к помощнику Галабериэля и соглашаются с его распоряжениями так же беспрекословно, как и с приказами Далландры. Сам он не был уверен, что достоин этого, но люди уже воспринимали его, как мудрейшего.
Далеко к западу от Каннобайна морской берег был неровным. Опасные утесы поднимались к небу, длинные пальцы рифов тянулись далеко в море, а возле каменистых речек зимние дожди вымыли глубокие каньоны. В них можно было укрыться от влажного ветра, и эльфы поставили там свои зимние палатки. Чередуясь, они охраняли своих коней на обширных пастбищах: в самих каньонах корма не хватало. Адерин и Далландра привели туда соплеменников за четыре ночи до появления Галабериэля и его
– Нам нужен твой совет. Как по-твоему, пошлет принц на нас войско весной?
– Я очень сомневаюсь. Мне кажется, что Адрик сейчас сыплет соль на раны своих вассалов, указывая, что происходит с воинами, не пожелавшими подчиниться указам принца. Вы наказали мятежников вместо него, кроме того, избавили его от этого дана. Неужели вы думаете, что ему нравилось, когда у него под боком жили воины, преданные другому сюзерену?
– Но этот другой сюзерен – его собственный отец!
– Среди знати такие отношения не много значат.
Галабериэль надолго задумался.
– Вот и прекрасно, – сказал он наконец. – В следующий раз, когда к нам придут круглоухие купцы, я пошлю с ними официальные извинения – я не доверяю элдисским лордам, поэтому гонца посылать не буду. А весной вернемся на озеро и оградим землю для усопших. В конце концов, это было частью нашего соглашения с принцем – круглоухие каждую весну должны видеть меня на нашей земле.
– Вот именно. И я готов держать пари – на этом все и закончится.
– Хорошо. Одну весть Адрику я послал. Я передал ее с беженцами, идущими в Каннобайн. Небольшая записка. Я спрашивал его, что он думает о чувстве справедливости у Западного Народа. – Галабериэль мягко улыбнулся. – Мне кажется, оно более глубокое, чем у него самого.
Граница Элдиса
719-915
Ужас битвы, последствия кровавой резни, долгое путешествие с ранеными так заняли все время и мысли Далландры, что у нее не было ни минуты, чтобы остаться наедине со своим горем – или так ей казалось. После возвращения Галабериэля и его воинов жизнь в зимнем лагере постепенно налаживалась, возвращаясь к обычному ритму, но грусть после смерти Нананны надолго поселилась в сердце девушки. Она надолго уходила куда-нибудь одна, скакала на коне вдоль берега моря или превращалась в птицу и подолгу парила над изумрудно-зелеными лугами.
Она знала, что Адерин изнемогает от желания научиться летать, но все откладывала обучение под самыми разными предлогами. В зимнем лагере было много других мастеров двеомера, все они хотели встретиться с ним и поговорить о знаниях, сохраненных в Дэверри, но утерянных на западе. Умение летать, превратившись в птицу, требовало долгой кропотливой работы, абсолютной сосредоточенности, уединения и хорошей погоды. Неопытный чародей не мог учиться летать в бурю, так же, как и неоперившийся птенец. Но в глубине души она знала, что откладывает обучение просто потому, что не хочет этим заниматься. Раньше или позже она выполнит обещание, данное Нананне, и передаст ему свое знание, но пока возможно, ей хотелось сохранить его для себя, только для себя, как память о приключениях духа, которые были общими у нее и наставницы.
Далландра превращалась в очень странную птицу. Обычно, когда маг достигал своей цели и становился перевертышем, он превращался в одну из существующих на самом деле птиц, хотя в какую именно, сам не выбирал. Процесс превращения основывался на создании светового тела, причем маг мысленно выводил свое сознание на эфирный уровень. Поначалу приходилось постоянно представлять себе нужную форму, но потом тело, точно такое же, как и в последний раз, возникало сразу же, стоило чародею призвать его. Для этого требовалась не такая уж великая магия – обычное правило «практика все доводит до совершенства». Эльф-перевертыш обычно начинал с того, что просто представлял себе птичий образ любого цвета. Когда этот образ четко и ясно запечатлевался в сознании, нужно было преобразовывать сознание точно таким же образом, как если бы маг превращался в тело света, а потом в этом птичьем образе взывать к эфиру.
Главная сложность заключалась в том, чтобы, используя эту эфирную форму, как образец, как бы наливать в нее вещество своего земного тела, пока не останется и следа эльфа на физическом уровне, а в небо взлетит огромная птица. Некоторые на этой стадии умирали; некоторые умирали после нее, чаще по собственной беспечности. Большая часть оставалась в живых, но у них ничего не получалось. А те немногие, которые все же достигали желаемого, всегда бывали поражены результатом. Открыв глаза и посмотрев на перья, они обнаруживали, что превратились в совершенно определенную, действительно существующую птицу, а не в обобщенный образ, который представляли себе. Эта птица возникала из глубин их сознания и соответствовала их характерам.
Далландра была исключением. Она обучалась превращению долгий год, полный разочарований. Если бы не Нананна, твердо верившая в ее способности, девушка сдалась бы через шесть месяцев. Наконец, протрудившись целую ночь, как раз тогда, когда Далландра готова была завыть от разочарования и все бросить, она вдруг почувствовала, что руки ее удлиняются и становятся легкими, а тело полнеет. Она открыла глаза и увидела, что стоит на когтистых лапах. Она превратилась – а в кого она, собственно, превратилась? Несомненно, в птицу, но непонятную: сплошного серого цвета, даже лапы и глаза были серыми, с мощными крыльями, гладкой головой хищника и прямым клювом коноплянки. Нананна никогда не видела подобной птицы. Они посоветовались с другими мастерами двеомера, но никто из них этой птицы тоже не знал. Наконец они пришли к выводу, что Далландра воплотила в жизнь образ, который придумала сама – а подобного еще никогда не случалось. Она летала вместе с лучшими чародеями, и никто, кроме нее, не волновался по поводу странной птицы. Они вообще не придали этому никакого значения, решив, что главное – это ее умение превращаться. Сама же Далландра очень переживала, решив, что это очень необычное знамение, и даже Нананна не смогла избавить ее от этого страха.
Но страшно ей было или нет, а летать она любила, и в эти долгие недели, скорбя о наставнице, когда мир стал чужим и безрадостным, она искала спасения в небе. Именно во время такого одинокого полета она вновь встретила Стражей. Они преследовали ее во сне все время после сражения, приходили в вихре ярких красок, света и музыки, произносили странные предупреждения и насмехались над ней, но, проснувшись утром, она толком ничего не могла вспомнить. После полудня, когда низкое бледное солнце боролось с туманом, девушка парила над оврагом и вдруг увидела неподалеку трех белых лебедей. Лебеди были здесь настолько не к месту, что она ринулась за ними и поняла, что они размером с нее. Значит, это вовсе не лебеди. Далландра не знала ни одного мастера двеомера, умевшего превращаться в лебедя, поэтому, когда они начали снижаться, она полетела за ними. Лебеди опустились на мелководье ближней речки, Далландра приземлилась на берег и неуклюже запрыгала к воде. Они обратились к ней, не издав при этом ни звука – слова проникали прямо в ее сознание. Она поняла, что, находясь под воздействием их двеомера, может отвечать им таким же образом.
– Вот как, – сказал самый большой лебедь, кажется, самец, – наша маленькая сестричка умеет летать?
– Кто бы мог подумать? – отозвалась большая самка. – Ты хранишь стрелу, которую я подарила тебе, девушка?
– Конечно. Но как вы меня узнали?
Развеселившись, лебеди взлетели, расплескивая воду, и приземлились рядом с ней, окутанные светом. Все разом они превратились в эльфов, одетых в зеленые туники и обтягивающие штаны, на младшей женщине был еще короткий зеленый плащ. К своему ужасу Далландра обнаружила, что приняла свой собственный облик, но стоит перед ними обнаженная.