Дни нашей жизни
Шрифт:
Клава ахнула, увидав мужа с такой кучей книг:
— И это все надо прочитать?
— Ну что ты! Просмотрю, чтобы ориентироваться в вопросе.
Это было легко сказать. Но когда он раскрыл журнал со статьей профессора Карелина, особенно интересовавшей его, оказалось, что он в ней многого не понимает, — статья была рассчитана на хорошо подготовленного читателя. Заглянул в другую статью, более общего характера, но та была лишена живости и образности, свойственных стилю Карелина, и усыпляла множеством формул. Он отложил журналы. Нужно было для начала
Был момент, когда он готов был захлопнуть книги и положиться на суждения авторитетных специалистов: не мое дело, в конце концов, влезать в тонкости отдельных технических проблем!
Он вызвал к себе Любимова и в середине его доклада спросил:
— С новой схемой регулирования познакомились?
— Познакомился, — как всегда сдержанно ответил Любимов, но в его лице появилось несвойственное ему выражение искреннего увлечения.
— Хороша?
— Очень.
— Много лучше прежней?
Любимов запнулся, видимо взвешивая, какую роль может сыграть его оценка, но восхищение новой технической идеей пересилило обычную осторожность, и он заговорил, опять-таки с несвойственной ему живостью, об оригинальной и остроумной простоте новой схемы. Технические подробности, радовавшие начальника цеха, были непонятны Немирову, но зато было понятно: раз Любимов увлечен — значит, есть чем увлечься.
— Что же, Георгий Семенович, выходит — надо регулятор менять?
Любимов смолк на полуслове. Лицо его сразу потускнело.
— На следующей серии? Конечно, — сказал он рассудительно. — Может быть, даже на последних двух краснознаменских, если поспеют чертежи. Что касается второй турбины, то большинство деталей регулятора уже запущено в производство. Да и нельзя же вот так, с ходу, с бухты-барахты...
— Оставить старый регулятор, когда уже есть новый, лучший?
— Гри-го-рий Пет-ро-вич! — с шутливой укоризной протянул Любимов. — Ведь совершенствовать можно до бесконечности! Об этом регуляторе никто еще не знает. Его могло и не быть! А турбины считались бы превосходными, не так ли?..
В его улыбке проскальзывала снисходительность к слишком молодому и горячему директору. Чтобы урезонить этого директора, Любимов весело добавил:
— Мало ли турбин мы выпустим на своем веку, Григорий Петрович! Успеем еще похвастаться!
А Немиров, подавив малодушное желание довериться другим, в тот же день снова засел за книги. Легко ли, трудно ли, он разберется сам!
Теперь вечерами он торопился домой, к книгам, и с удовольствием замечал, что за день поспевает с делами, да и голова ясней. Вузовский учебник был отброшен, статья Карелина оказалась понятной. Чем свободнее он чувствовал себя в кругу специальных проблем, тем интересней ему становилось читать и тем больше он радовался, что у него хватило настойчивости углубиться самому в эту увлекательную область техники. И чем больше он понимал, тем отчетливее припоминались ему объяснения Котельникова; он снова, по памяти, читал чертежи, только теперь все было понятно и — покоряюще просто, остроумно, ново!..
Однажды,
— Ротор!
В специальной загородке, обнесенной металлической сеткой, на особом станке с чуткими приборами испытывался ротор — длинный вал с насаженными на него колесами, ощетинившимися рядами лопаток. Это был рабочий организм турбины, ее богатырская мускульная сила.
Сейчас вал пришел в движение. Лопатки будто исчезли: стремительное вращение колес сливало их в сплошные кольца.
Григорий Петрович остановился неподалеку от сетки, рядом с Коршуновым и двумя мастерами — Клементьевым и Гусаковым. У Коршунова, впервые после того как он запорол колесо, расправились плечи и лицо будто разгладилось под порывами ветра, поднимаемого вращением колес, в которые было вложено так много его труда. Пышные усы Ефима Кузьмича подрагивали на ветру, а жидкие усы Гусакова так и мотало.
Станок выключили, но ротор еще долго не мог успокоиться, неохотно замедляя вращение.
Рабочий, производивший испытание, полез на ротор и прицепил к одной из лопаток переднего колеса маленький груз. Шла балансировка ротора — проверка полной точности его веса по всей окружности колес.
— Сила! — почтительно сказал Ефим Кузьмич. Они впервые видели ротор такой мощи.
У Немирова зрелище этой силы вызывало ответный подъем всех душевных сил.
— Слушайте, отцы! — закуривая и давая закурить трем своим собеседникам, напрямик заговорил он. — Слыхали вы, что конструкторы недовольны регулятором? Что они разработали совсем новую схему, гораздо более прогрессивную и удобную в управлении?
— Краем уха слыхали, — ответил Ефим Кузьмич.
Гусаков ахнул:
— Неужто опять переделки будут? Вечная с ними волынка, с этими конструкторами!
— Так необязательно и соглашаться, — как можно беспечней заметил Григорий Петрович. — Первую отошлем со старым регулятором, а на других поставим новый. А то и отложим на будущее.
Старики разом повернули головы к директору, стараясь что-то прочитать в его лице. Коршунов стоял невозмутимо, будто и не слушал.
Снова взревел воздух, сминаемый колесами ротора. Снова ударил в лица тугой ветер.
Зрелище покоряло, но все четверо ждали, когда затихнет этот все покрывающий шум.
— А новая схема много лучше? — спросил Гусаков, как только шум затих.
В этом был весь вопрос. Ради того, чтобы выяснить его, Григорий Петрович сидел над книгами и журналами, крепчайшим чаем разгоняя сон.
— Ну, а если много лучше? — сказал он и отвернулся от стариков, чтобы не торопить их с ответом.
— Я так понимаю, что вы хотите получить наше мнение, старых производственников, — обстоятельно начал Ефим Кузьмич. — Что таить, в цехе будет много воркотни. Но мое мнение такое: если эта новая штуковина много лучше старой, как мы в глаза посмотрим заказчику? Отправим в Краснознаменку первые две турбины. На обеих та же заводская марка. Как же так, скажут, завод прославленный, работали ленинградцы, сдали нам две машины, на одной регулирование — любо-дорого, а на другую пороху не хватило?